Алекс Сазонов
«СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ»

Преподобный Отче Сергий, моли Бога о нас.

«Слава Богу о всем и всяческих ради! Слава показавшему нам житие мужа свята и старца духовна, - благодарим Бога за премногую его благость, бывшую на нас, яко дарова нам свята старца, господина преподобнаuо Сергия, в земли нашей Рустей, в стране полунощней.»
(ученик преподобного Сергия Радонежского блаженный Епифаний)

Часть первая.
СЫН РАДОСТИ.
В верстах четырёх от Ростова Великого,
В славный град Ярославль по пути,
Сияет во славе святая обитель,
Жемчужина Русской земли.
В посёлке с названием Варницы,
Устроен теперь монастырь,
А раньше поместье семейное
Имел здесь боярин Кирилл.
Он жил со своею супругою,
Вдали суеты городской,
По милости Божьей Мария,
Была ему верной женой.
Имели они уже сына;
Которого звали Стефан,
Молились, постились, трудились,
А Бог им во всём помогал.
Служил Кирилл князю Ростовскому,
И службу исправно справлял,
Боярином князь был доволен,
Во многом ему доверял.
Кирилл, при хорошем достатке,
Не брезговал сельским трудом,
Не редко с простыми селянами,
Ходил его сын за скотом.
Семья их жила очень праведно,
И Бога и ближних любя,
Любого случайного странника,
Желали принять у себя.
Паломники, старцы и иноки,
Всегда заходили к ним в дом,
С духовной беседой и ужином,
За общим сидели столом.
Наутро в свой путь собирались,
Хозяев благословив,
Гостей до ворот провожали,
Мария с Кириллом и сын.

Прошло так какое-то время,
И радость опять у семьи,
Другого им Бог дарит сына -
Печальника Русской земли.
Ещё до рожденья младенца,
Знамение было о нём:
Что будет избранник он Божий,
И людям заступник во всём.


Однажды, в одно воскресение,
В церковь Мария пришла,
Божественную литургию,
В притворе церковном ждала.
Шла служба и хор как положено,
Пропел Трисвятую песнь,
И вдруг, пред Евангелия чтением,
Воскликнул младенец, как есть.
Многие в храме услышали,
Младенца отчётливый крик,
Но после волненья минутного,
Приход потихоньку затих.
Песнь началась Херувимская,
Младенец тут вскрикнул опять,
Теперь уже громче и явственней,
Как может младенец кричать.
Мария тогда испугалась,
Не знала, что людям сказать,
Стоящие в близости женщины,
Младенца пытались искать.
Но вскоре все вновь успокоились,
Меж тем, литургия всё шла,
Свечей треск, да голос священника -
Благоговейная тишина.
А когда возгласил священник:
Вомнем! Святая святым!
Прокричал в третий раз младенец,
Являя, что Троица с ним!
Мария едва не упала,
И плакать навзрыд начала,
Стояли вокруг прихожанки,
Ребёнка глазами ища,
Она им в слезах объясняла:
«Пришла без младенца я в храм,
Ребёнок, пока ещё в чреве,
И голос звучал прямо там!».
Как же может кричать младенец,
Раз в утробе у матери он?
Да, я и сама удивилась,
Отвечала Мария им в тон.
И оставив её в покое,
По домам прихожанки пошли,
В раздумьях и в удивлении,
Оставшийся день провели.
В те годы, народ был по проще,
И веру имел без затей,
Когда вспоминали Марию,
То просто молились о ней,

А любопытства дотошного,
Не принято было являть,
То, что случилось в церкви –
Есть Божия благодать.

Всегда преданные воле Божией,
И внимая путям Провидения,
Кирилл и Мария увидели,
В случившемся Божье знамение.
Обдумали всё, помолились,
И дали обет не простой,
Что если родится мальчик,
То станет он Богу слугой.
Всё то, что для этого нужно,
Готовясь исполнить - они,
С молитвою и в воздержании,
Дальнейшие дни провели.

Весна разбудила природу,
Уже всё цветёт и поёт,
Семейство давно в ожидании,
И в мае Бог сына даёт.

В поместье Кирилла - всеобщая радость,
Собрали родных и хороших друзей,
И Бога все вместе благодарили,
За милость, явлённую Им в этот день.

Прошло сорок дней от рождения младенца,
Родители в церковь его принесли,
Над ним совершили Святое Крещение;
И Варфоломеем его нарекли.
Младенца крестил иерей Михаил,
Родителей он обо всём расспросил,
Утешил надеждою, благословил,
И с миром, затем, их домой отпустил.
Вот так началась череда земных дней,
Младенца - в крещении Варфоломей.

Мария кормила сына,
Только своим молоком,
Не нанимала кормилиц,
В обычае городском.
Многие знатные женщины,
В то время, имея детей,
Не почитали важным,
Кормить дитя грудью своей.
Однажды, Мария приметила,
Что сын не обычным растёт,
Стоит ей мясом насытиться,
Так он её грудь не берёт,
А каждую среду и пятницу,
Уже безо всяких причин,
И вовсе не брал молока у неё;
Голодным весь день проводил.
Конечно же, мать беспокоилась,
Боялась, что сын заболел,
Но кто бы, его не осматривал,
Болезни найти не сумел,
Напротив, малютка не плакал,
Был весел и много играл,
И вот, обратили внимание,
В какие он дни голодал.
С восторгом и удивлением,
Все убедились тогда:
Что может поститься младенец -
Как взрослым дано не всегда!

Так рос, день за днём, год за годом,
Младенец наш Варфоломей,
Возрос он и телом, и духом,
Покинул свою колыбель,
И каждому было заметно,
Что Божия с ним благодать,
Великая милость от Бога:
Способность людей утешать.
                ***



Часть вторая.
БЛАГОДАТНЫЙ ОТРОК.
Минуло семь лет с тех событий,
В семье теперь трое детей:
Старший - Стефан, Пётр – младший,
И средний – Варфоломей.
Кирилл и Мария, как прежде,
В близи от Ростова живут,
И для обучения грамоте,
В школу детей отдают.
В то время учились не многие,
И грамоту мало кто знал.
Прохор – епископ Ростовский,
Школу при церкви создал.
Туда и пошёл обучаться,
Со братьями Варфоломей,
Однако, и старший, и младший,
В учении были сильней.
Неведомо нам как случилось,
Что праведный Варфоломей,
Не мог разобрать буквы в книге,
Сидя дни и ночи над ней.
Учитель нередко ругался,
Бывало, в сердцах упрекал,
Но как не старался наш отрок,
Учения не понимал.
В лесу, удалившись от взоров,
Он плакал часами один,
И Богу усердно молился,
Помочь в обучении просил:
«О, Господи! Дай мне прозрение!
Науку понять помоги!
Дай к грамоте мне вразумление!
Помилуй меня! Просвети!»
А грамота всё не давалась,
Печалился Варфоломей,
Хоть очень усердно старался,
Не радовал учителей.
В том видимо промысел Божий,
Что он, с ранних лет познаёт:
Успехом, хвалиться не должно,
Способности Бог нам даёт!

Послал его как-то под вечер,
Отец, разыскать лошадей,
Таким порученьем довольный,
По полю шёл Варфоломей,


И вдруг, под раскидистым дубом,
Где часто в тени отдыхал,
Увидел он инока – старца,
Который молитву читал.
Почтенно ему поклонившись,
В сторонку, затем, отошёл,
Но до окончанья молитвы,
Искать лошадей не пошёл.
Монах же, закончив молиться,
С любовью взглянул на дитя,
К себе подозвал и промолвил:
«Что хочешь спросить у меня?»
И мальчик, забыв о задании,
Полученном им от отца,
Рассказывать принялся старцу,
О том, чем томится душа:
«Отдали меня в обучение», -
Сквозь слёзы монаху сказал, -
«Но сколько бы я ни старался,
Способностей Бог мне не дал».
«Прошу тебя, отче святый,
Ты Бога о мне помоли,
Я вижу, ты праведный старец,
Бог примет молитвы твои».
Звучали слова очень искренне,
И помыслы, были чисты,
Всем сердцем старик умилился,
Открытостью детской души.
Увидев такое усердие,
Он к Господу руки воздел,
Вздохнул и из самого сердца,
Молитвы святые пропел.
Возвёл свои очи к небу,
Прося ниспослать благодать,
Для чистого сердцем дитяти,
Молил просвещение дать.
Как огнь священный молитва,
Под небом, открытым была!
Исполнены робкой надежды,
Смотрели ребёнка глаза!

Со слезами упав на колени,
Стал молиться и Варфоломей,
В этом трогательном единении
Становилась молитва сильней!
Потом, заключив молитву,
Священным словом: Аминь,
Старец достал ковчежец,
Немного помедлил, открыл,
Перстами тремя, взял оттуда,
Частицу просфоры святой,
И молвил он Варфоломею,
Склонившись слегка головой:
"Ты не смотри, что частица,
Хлеба святого мала,
Отведай, тогда и узнаешь,
Как сладость её велика."
И отрок, послушавшись старца,
Частицу просфоры вкусил,
Что слаще, чем мёд оказалась,
А инок меж тем говорил:
"Коль веруешь ты, то познаешь - 
Значительно больше иных,
Господь даст тебе разумение,
Что сможешь учить и других".
Запрыгало сердце от радости,
Наполнилась счастьем душа;
Но вот, приближаются сумерки,
Луна незаметно взошла.
Закончив свои наставления,
Стал старец готовиться в путь,
Но мальчик его уговаривал,
К родителям в дом заглянуть:
"Отец мой и мать будут счастливы,
Тебя в своём доме принять,
Яви милость к нам, не отказывай,
Останься у нас ночевать".
И снова старик умилился,
Открытостью и добротой,
Нельзя отказать в приглашении,
Когда приглашают с душой.

Родители встретили с радостью,
Инок - желанный гость,
На стол стали сразу выкладывать,
Что лучшее в доме нашлось,
Но гость с угощением медлил,
Садиться за стол не спешил,
Вкусить прежде пищи духовной -
В моленную всех пригласил.


Имелась в те годы моленная,
В домах всех бояр и князей,
Туда и прошёл, вслед за старцем,
Смиреннейший Варфоломей.

Дал старец ему в руки книгу,
Велел почитать вслух псалмы, -
"Я вижу твоё изумление -
Отбрось же сомнения, прочти"!
Старик замолчал в ожидании,
Но отрок боялся начать,
Вдруг, словно псаломщик на клиросе,
Стал стройно и внятно читать!
Да так стихословил - заслушаться можно,
И мать, и отца удивил,
Стояли в дверях изумлённые братья,
Помиловал Бог! Вразумил!

После молитв, святой старец,
Отужинал вместе с семьёй,
И долго ещё говорили,
О Боге, о жизни земной.
Кирилл и Мария поведали,
Как в чреве младенец кричал,
Старик, их внимательно выслушал,
В задумчивости помолчал,
И молвил: "В том вижу знамение,
Семью вашу Бог возлюбил,
Явил превеликую милость -
Ребёнком таким одарил".
"Велик будет сын ваш пред Богом,
Людей поведёт за собой,
И некогда станет обителью,
Для Троицы Пресвятой".
Сказавши пророчество, старец,
Хозяев благословил,
И засобирался в дорогу,
Как-будто куда-то спешил,
Но только ступил за ворота,
Как тут же невидимым стал,
И стало понятно супругам,
Что Ангел их дом навещал!

А Варфоломей, после встречи со старцем,
Познанием грамоты всех удивил,
Читал и писал теперь без затруднения,
В учении товарищей опередил.
Светских книг, наши предки,
Читать не любили,
Да и было не много написано их,
В основном же читали – святые писания,
Летописи и о жизни святых.
Было книг тех, не мало,
В родительском доме,
Их читал, перечитывал Варфоломей,
Вбирая духовную силу и крепость,
Умом и душой становился мудрей.

Виден в отроке был, совершеннейший инок,
От страстей свою душу усердно хранил –
Уклонялся от игр, избегал пустословия,
Налагал строгий пост, когда воду лишь пил.
Мать старалась умерить, поста его строгость,
Приглашала за стол, что бы с ними поел:
«Ты дитя ведь ещё, пищи требует возраст,
Твоё тело растёт, как бы, не заболел.
Ведь ни братья твои, ни товарищи в школе,
Не постятся как ты, мой послушай совет:
Перестань делать так, выбрал путь не по силам,
Ведь двенадцати лет, ещё от роду нет».

Внимательно выслушав все наставления,
Отрок промолвил: «Родная моя!
Не запрещай соблюдать воздержание,
Которое сладостно так для меня.
Перечить недолжно родительской воле,
Но пост я с пелёнок ещё соблюдал,
И дальше хочу угождать этим Богу,
Ещё не родившись, сей путь я познал».
Дивилась Мария разумности сына,
В хороших делах не желая стеснять,
Сказала с любовью: «Господь тебе в помощь!
И делай - как хочешь, не буду мешать».

Юношей мальчик, меж тем, становился,
Летами взрослел и душой возрастал,
И пламенной жаждой духовной томился –
О жизни монашеской, в сердце, мечтал.
                ***    




Часть третья.
ПОКОРНЫЙ ЮНОША.
Многотрудные были тогда времена!
Под бременем ига татарского,
Скорбел и печалился Русский народ,
Стыдясь, положения рабского.
Князья, то и дело ходили в Орду,
Бить поклон, грозным ханам монгольским,
Судились, не ладили между собой,
По зависти, по недовольству.
Баскаки скакали по всем городам,
При Орде, так чиновников звали,
Селения жгли, а людей, гнали в плен,
Храмы грабили и оскверняли.
Не хватало единства у Русских князей,
Русь Святую враждой разделили.
Появлялось всё больше негодных людей,
Воровали, свои и чужие.

Погибала в дыму, православная Русь,
Но явил Господь милость великую:
Началось единение Русской земли,
Поднималась Москва, новой силою.

Иоанн Калита – князь Московский,
Земли Русские, вместе собрал.
Прозорливый святитель Пётр,
Иоанну в делах помогал.
Он, оставив Владимир-на-Клязьме,
Метрополию в Москву перевёл,
Но прожив только год рядом с князем,
К Богу, Пётр святой отошёл.
Перед смертью, просил Иоанна:
«Богоматери храм здесь построй,
Мои кости останутся в граде,
И поднимется Русь за Москвой».
Не ослушавшись мудрого старца -
Князь, Успенский собор заложил.
Укреплялось Москвой государство,
Всё, как Пётр святой говорил.

Иоанн, собирал земли властно,
Подчиняя удельных князей.
«Горько стало и граду Ростову» -
Как писал летописец, тех дней.


Послан был на Ростов воевода,
Принимать в управленье дела,
Из московских, боярин Василий,
По прозванию – Кочема.
И другой с ним, по имени Мина,
Тоже был из московских бояр,
Учинили бесчинство такое,
Что народ из Ростова бежал.
Не сумел избежать этих скорбей,
И почтенный боярин Кирилл,
Потеряв всё своё всего достояние,
Город свой, он покинуть решил.
Кстати, вскоре представился случай,
В Радонеж перебраться с семьёй,
Привлекали туда поселенцев,
Наделяя льготно землёй.

Так Кирилл, со своим, всем семейством,
В Радонеж, волей Божией попал,
Получил он в селении поместье,
Но служить князьям больше не стал,
Был Кирилл уже стар, нести службу,
И с годами всё чаще хворал,
На себя взял обязанность эту,
Самый старший из братьев – Стефан.

Братья выросли и возмужали,
Старший, даже жениться успел,
Пётр, тоже, избрал жизнь мирскую,
Варфоломей же, иного хотел.

Как и прежде, живя в воздержании,
Он о жизни своей размышлял,
Тяготился земной суетою,
И уйти в монастырь помышлял.
От родителей ждал разрешения,
Но просил отец их не бросать:
«Видишь: стары мы стали годами,
От кого же нам помощи ждать?
Есть у братьев твоих, свои семьи,
И забот им, Господь много дал,
Послужи нам, утешь нашу старость,
Пока Бог нас, к Себе не забрал».
Сын ответил родителям кротко:
"Ваша воля - главнее моей".
Стал Кириллу с Марией опорой,
В жизни старческой, Варфоломей.
В трёх верстах, от селения Радонеж,
Был Покровский Хотьков монастырь,
Принимали в нём старцев и стариц,
Кто дожить в покаянии решил.
И в конце своей праведной жизни,
По обычаю, давних тех лет,
Захотели родители сами,
Воспринять послушания свет.
Так оставив мирские заботы,
Удалились в обитель они,
Там служили, последние годы,
И на вечный покой отошли.

За то время, супруга Стефана,
От болезни тяжёлой слегла,
И оставив его с сыновьями,
Преждевременно к Богу ушла.
Схоронивши жену свою, Анну,
В монастырь удалился Стефан,
Сыновей его, взял к себе Пётр,
А Стефан, вскоре иноком стал.

После этих событий, имение,
Унаследовал Варфоломей,
Но оставив всё младшему брату,
Встал на новый путь жизни своей.
                ***
Часть четвёртая.
БРАТЬЯ В ПУСТЫНЕ.
Блажен, кто не был рабом страстей,
Кто юность прожил, с непорочностью детства,
В смирении взяв послушания крест,
За Богом пошёл по велению сердца.
Иные подвижники всю свою жизнь,
Проводят в тяжёлой борьбе со страстями,
Лишь избранным дарит Господь благодать,
Покоем бесстрастия дух утешая.

Варфоломею, шёл год двадцать первый,
Когда он, оставил родительский дом,
И раздав все остатки имущества бедным,
В Хотьков монастырь подвизаться пошёл.
Пылала душа от огня благодати,
Как будто не шёл, а летел над землёй.
Вдали куполами светилась обитель,
Где Бог дал родителям вечный покой.

Дойдя до Хотькова, нашёл там Стефана,
Который, как знаем мы, иноком стал,
В обители, с братом, смиренно трудился,
Но мыслями в дебрях пустынных витал.
Душа его жаждала жизни пустынной,
В безмолвной глуши, от людей вдалеке,
В трудах и лишениях, сладостных сердцу,
С молитвами к Господу наедине.
И Варфоломей стал упрашивать брата,
Уйти вместе в пустынь из монастыря,
Решается инок на подвиг не сразу,
Сверх меры боясь принимать на себя.
Уйдя в монастырь от семейного горя,
Стефан врачевания у Бога искал,
Прожить собирался обычным монахом,
Но просьбам внимая, согласие дал.

Оставили братья родную обитель,
И долго ходили в окрестных лесах,
Пока, наконец, полюбилось им место,
Укрытое от человеческих глаз.
Как маковка в чащах оно возвышалось,
Вдали от селений людских и дорог,
Врастали деревья вершинами в небо,
Сплетая из листьев зелёный венок.
У Варфоломея душа ликовала,
Пленял взоры лес, первобытной красой.
Сбывались мечты! Вот, желанная пустынь!
Подальше от мира с его суетой!
Решили остаться на выбранном месте,
И Божиим рукам, предавая себя,
Варфоломей со Стефаном молились,
Благословения на пустынь прося.

В то время свободной земли было много,
Мог каждый, кто хочет, селиться в лесу,
Пещеру копать, или хижину строить,
Никто не препятствовал в этом ему.
Устроив из веток шалаш по началу,
Расчистили чащу с великим трудом,
Из брёвен построили братья келлийку,
А рядом, церквицу сложили потом.
Всё делали только своими руками,
Без помощи от посторонних людей.
Трудами телесными плоть закаляя,
Крепчает подвижник душою своей.

Варфоломей, почитал волю старших,
Совета искал у Стефана во всём,
С тех пор, как почили родители в бозе,
Он брата, по духу, считать стал отцом.
И вот, когда стройка была на исходе,
Стефана спросил: «Помоги мне решить:
Какой будет праздник у церкви престольный?
Чьим именем следует храм освятить?»
Брат старший ответил: «Зачем вопрошаешь?
О том, что и так знаешь лучше меня,
Родители наши не раз говорили,
Господь Сам избрал до рождения тебя.
И дал о тебе Он знамение благое,
От матери нашей я это узнал:
В одно воскресение, на литургии,
Ты трижды во чреве её прокричал.
Пресвитер, когда совершали крещение,
И старец святой посетивший наш дом,
Сказали, что Божие в том провидение –
Что станешь ты Троицы учеником.
Не наше смышленее будет на то,
А Господа воля исполнится,
Пусть здесь прославляется имя Его,
Давай посвятим церковь Троице».
И Варфоломей, не скрывая восторга,
Вздохнул и промолвил: «Спасибо за всё!
Ты высказал брат, что давно ношу в сердце,
Любезно душе моей слово твоё!
Тебя вопрошал послушания ради,
В сем волю свою не хотел проявить,
И вижу теперь – мы едины в желании,
Именем Троицы храм освятить».
Наутро в Москву отправляются братья,
И чтобы церквицу свою освятить,
Идут к всероссийскому митрополиту,
Благословение его испросить.
Был митрополитом тогда Феогност,
Он с милостью принял прошение,
Священнослужителей в пустынь послал,
Дав всё к освящению потребное.
Храм именем Троицы был освящён,
По благословению святителя,
Год тысяча триста сороковой –
Стал годом рождения обители.

В словах не опишешь подвижника радость,
Когда освящён, им построенный храм,
И Варфоломей ещё боле усердно,
Постом и молитвою дух укреплял.
Смиренно, с терпением, юный подвижник,
В лишениях жил, не боялся труда,
Себя уготовив для Духа Святого,
Для мира он умер теперь навсегда.
Не то было с братом, Стефан тяготился –
Тяжёл, неприветлив пустынника быт,
Кругом дикий лес, ни дорог, ни селений,
Никто не заходит к отшельникам в скит.
Не выдержал брат, этих скорбей пустынных,
Томилась душа в нестерпимой тоске,
Обняв на прощание Варфоломея,
Уходит Стефан подвизаться в Москве.

«Два брата родные, а разность какая, -
О том, Епифаний святой говорит, -
Один, удалился из пустыни в город,
Другой, саму пустыню в град обратит».
                *****

Часть пятая.
ЮНЫЙ ПОСТРИЖЕННИК.
Давно мечтал Варфоломей,
Облечься в образ Ангельский,
Но взять обеты инока,
Подвижник не спешил.
Обдумав прежде, этот шаг,
С присущим рассуждением,
С высоким разумом духовным,
К делу подходил.
Не только тело, ни дух,
Готовил основательно,
В трудах и подвигах себя,
Желая испытать,
Варфоломей пустынно жил,
В смиренном послушании,
Стараясь Волю Божию,
Внимать и постигать.
И вот душой уверившись,
Что испытал достаточно,
Стал Господа, молитвами,
О милости просить,
Чтоб удостоил образа,
Желанного монашества,
Чтобы дозволил Бог ему,
Сей подвиг совершить…

В одной обители тех лет,
Вблизи селенья Радонеж,
Смиренный старец проживал –
Игумен Митрофан,
Варфоломей с ним ранее,
Успел духовно сблизиться,
И изредка, подвижника,
Тот старец посещал.
Варфоломей с усердием,
Теперь просил у Господа,
Чтоб Митрофан сподобился,
К нему во скит прийти,
И вскоре волей Божией,
К великой сердца радости,
Увидел вдруг – игумена,
Стоящим у двери!
Радушно встретив инока,
Как гостя долгожданного,
Варфоломей упрашивал,
С ним в келии пожить.


И добрый старец, сразу же,
Охотно соглашается,
Остаться у пустынника,
Немного погостить.

Смотрел с благоговением,
Варфоломей на инока,
Премного добродетельной,
Игумен жизнью жил.
Так, прилепился юноша,
К нему душою накрепко,
Что как родного батюшку,
Всем сердцем возлюбил.

Спустя немного времени,
Варфоломей в смирении,
Склонился пред игуменом,
И стал его просить:
«Послушай, отче праведный,
Молю тебя о милости!
Желаю пострижение,
В монахи совершить.
От юности, в чин инока,
Душа облечься жаждала,
Но оставлять родителей,
Своих не пожелал,
Они стары и немощны,
Нуждались в моей помощи,
Пока Господь, из милости,
К себе их не забрал.
Теперь свободный от всего,
Для подвига духовного,
Пустынной жизнью Господу,
Всего себя предам,
И дав поддержку юноше,
В его благом желании,
В свой монастырь отправился,
Игумен Митрофан.

Взяв там из братьев нескольких
И всё для пострижения,
Пришёл обратно Митрофан,
К Варфоломею в скит,
И как обычай требовал,
По празднику церковному,
Нарёк его он Сергием
И в инока постриг…


Семь дней ново постриженный,
Был в церкви круглосуточно,
Семь дней Христовых Тайн его,
Игумен приобщал,
Семь дней лилась из уст его,
Молитва беспрестанная,
А что бы ум был в бодрости,
Съестного не вкушал.

Когда семь дней исполнилось
Постриженику новому,
Пришла пора игумену
Идти в свой монастырь,
Перед уходом обнялся,
Отец духовный с иноком,
И предал в руки Божии,
С напутствием своим:
«Не попускает Бог, для нас,
Такие искушения,
Которые смогли бы быть
Превыше наших сил,
В смирении духа сможешь ты
Избегнуть козней вражеских
И некогда возвысится
Обитель в месте сем."

Не просто без наставника
Идти дорогой верною,
О наставлении Божием,
В слезах просил монах.
Стал Сергий, первым иноком,
Постриженным в обители,
Которой предначертано 
Прославиться в веках.
               *****

 Часть шестая.
НАЕДИНЕ С БОГОМ.

Поведать, кто сможет отшельника подвиг?
Сей твердой души неусыпную брань.
Кто сможет исчесть его теплые слезы?
В молитвах излитые Господу в длань.
Подвижник, вступивший на подвиг отважный
Горячею ревностью к Богу горит,
В начале пути все лишения в радость,
Душа выше неба от счастья парит.

Когда же восторг растворяется первый,
Бежать тут же хочется из-под креста,
Молитва не действует, сердце печаля,
И душу пленяет по миру тоска.
А тут ещё жажда и холод суровый,
Животные дикие бродят кругом,
Естественный сон и физический отдых,
Становятся иноку злостным врагом.

Идти бы в обитель, где добрые братья,
Разделят с ним скорби, совета дадут.
Желаньями плоть изнуряет своими,
Греховные помыслы сердце влекут.
Одна благодать только Божия может,
Утешить и силы великие дать.
Без помощи Божий не сможет пустынник,
В борьбе непосильной такой устоять.

Но только утешится милостью Божьей,
Отшельник, как тут же другая напасть,
По подвигам гордость врывается в сердце,
Тут может и ум в помрачение впасть.
От прелестей лживых и козней бесовских,
Смирение инока только спасёт.
Не с плотью и кровью теперь он воюет,
А с духами злобы сраженье ведёт.
               
Привыкнув к смирению с самого детства,
Задолго до жизни пустынной своей,
Как истинный воин Христов – инок Сергий,
Вёл брань неусыпную с сонмом страстей.
Не раз, подвергаясь нападкам бесовским,
То в образе гадов, то страшных зверей,
Угроз не боялся отважный подвижник,
Круша супостатов молитвой своей.

Как позже рассказывал братии Сергий,
Чтоб утреню петь ночью в храм он пришёл,
И вдруг, часть стены перед ним расступилась
И сам стана через стену вошёл.
Как тать и разбойник, не дверью входящий,
Был полчищем бесов князь тьмы окружён,
Все были в одеждах и шапках литовских,
И каждый из них до зубов вооружён.
В то время литовцев в народе боялись,
Похуже татар они грабили Русь,
Творили насилье, разбой, святотатство,
Являя собой превеликую гнусь.
Наполнился храм весь литовцами теми,
Уста их полны богохульных речей,
Как будто бы церковь разрушить желая,
Скрежещут зубами от злобы своей.
Беги поскорее, не смей оставаться!
Кричали подвижнику, дико рыча,
Погубим, убьём, разорвём в одночасье,
Следа не останется здесь от тебя!
Ничуть не смутившись от этого, Сергий,
Лишь только молиться усерднее стал,
Словами, прочтёнными у Псалмопевца,
Он к Богу с любовью смиренно взывал.
Не вынесли падшие духи молитвы,
Исчезли внезапно, как не было их.
И только подвижник стоял на коленях,
В церквушке своей среди дебрей лесных.
Таков уж обычай у падшего духа,
Он хвалится гордо и много грозит,
Но сам по себе абсолютно бессильный,
От Имени Божьего в страхе бежит.
Однако, не раз ещё дьявола слуги,
Пытались отшельника с места согнать,
Боялись они, что в сей чаще безлюдной,
Он сможет обитель святую создать.
Но были усилия бесов бессильны,
Смиренного Сергия остановить,
Он сделался Лавры святой, устроитель,
Бесовские козни, сумев победить.

Мы знаем, что бесы нередко являлись,
Под видом чудовищных диких зверей,
Которые были готовы любого,
В куски растерзать из-за злобы своей.
Поэтому Сергий, зверей настоящих,
Которых встречал возле кельи лесной,
Уже не боялся, как то было раньше,
Из милости, даже делился едой.
Однажды увидев большого медведя,
Приметил, что тот был не столько суров,
Как сколько измучен был голодом сильным,
И сжалившись, дал ему хлеба кусок.
Медведь полюбил это странноприимство,
Частенько теперь возле келии ждал,
И ласковым взглядом на инока глядя,
Просил, что бы тот ему что ни будь дал.
Когда же монах с угощением медлил,
Кругами бродил, словно загнанный волк,
Как злой займодавец вокруг озираясь,
Желал получить свой положенный долг.
А Сергий был счастлив такому соседству,
Медведя как Божию тварь возлюбив,
Порою и сам оставался без пищи,
Со зверем последний кусок разделив.

Со временем зверь прилепился к монаху,
Из дикого став абсолютно ручным,
Подвижника слушался точно собака,
И словно овца кроток был перед ним.
Любовь чистосердная и добродетель,
Свирепость в покорность смогли претворить,
Медведь, ощутив Образ Божий в монахе,
Смиренно позволил себя приручить.
В общении мирном с лесными зверями,
Монах в назидание душе созерцал,
Следы первобытного, чистого мира,
Который Господь изначально создал.

Пока человек был послушен пред Богом,
То всякая тварь подчинялась ему,
И самые лютые звери смиренно,
Пред Образом Божьим склоняли главу.
Когда от греха помрачился тот Образ,
То звери не стали его ощущать,
Покорные прежде, свирепыми стали,
И начали  к людям вражду проявлять.
Подвижник святой, своей дивною жизнью,
От Духа Святого стяжав благодать,
Опять воссиял чистотой первобытной,
Являя Творцом ему данную власть.

В скорбях и лишениях сладостных сердцу,
Жил Сергий один, среди дебрей лесных,
Предав себя Богу, постом и молитвой,
Свой дух укреплял по примеру святых.
Главнейшую заповедь тем исполняя,
Сильнее всех благ Бога он возлюбил,
Всем сердцем, всей мыслью и всею душою,
И ближним, как знаем, смиренно служил.

Настало теперь долгожданное время,
Когда сей светильник Господь возжелал,
Поставить в подсвечник, чтоб он из пустыни,
На всю православную Русь воссиял.