Неудачей завершилось восстание декабристов,
В казематы посажены заговорщики,
Хотел император наказать виновных примерно,
Самые жестокие меры был он готов применить.
Полгода допросы вели члены Тайного Комитета,
Нашли они для расправы очень хороший повод:
«Умысел на цареубийство» - это главное обвинение.
Не интересовала Комитет программа переустройства,
Хоть восстание было поднято ради неё.
Написал Комитет «донесение» для Николая
И даже не упомянули об этой программе.
Одобрено «донесение» императором,
Опубликовали его во всех газетах,
Царскую фамилию хотели извести заговорщики.
Учредил Николай Верховный уголовный суд,
Семь десятков из трёх сословий в него вошли,
Должен суд показать общенародный характер процесса.
Не смущало судей, что нарушен законный порядок:
Не было открытого заседания с обвинителем и присяжными,
Но вынесен был заговорщикам приговор,
Все виновные разделены на разряды.
Тридцать один бунтовщик оказался в первом разряде -
Приговорили их к отсечению головы,
А пятеро поставлены вне разрядов,
К четвертованию приговаривались они.
***
Не упустил царь возможность проявить «милосердие»:
Помилован весь первый разряд:
Они будут сосланы на вечную каторгу.
Верховный суд получил директиву –
Крови не должны они проливать
И повешение избрано было судом.
Заранее плотники сделали виселицу,
Проверили крепость верёвок на ней,
Подвешивали восьмипудовый мешок с песком.
В июньский вечер 12-го разобрали виселицу
И на шести подводах отправили в кронверк,
И одна из них потерялась в пути,
Заблудился извозчик, сочувствуя господам,
Надеялся, указ о помиловании за это время придёт,
Но приказал Голенищев-Кутузов делать новую перекладину.
***
Вывели на кронверк сначала помилованных,
Построили их спиною к крепости.
Военным велели мундиры снять,
А потом отнесли и бросили их в костёр.
Затем всех поставили на колени,
Приговор прочитали, и стали шпаги над головами ломать.
Та, что досталась Якушкину, плохо была подпилена,
Ударил профос декабриста ею по голове,
Не преломилась шпага, а Якушкин упал,
А Голенищев-Кутузов лишь только смеялся…
Закончилась экзекуция очень быстро,
После неё развели декабристов по казематам
И начался второй акт трагедии.
***
Вывели из камер главных преступников,
Осуждённые были совершенно спокойны,
Увидели виселицу и Пестель воскликнул:
«Неужели мы лучшей смерти не заслужили?
Никогда не уклонялись мы от ядер и пуль,
Могли бы нас и расстрелять».
На помилование ещё теплилась надежда у них,
Не станет Николай с казни царствование начинать,
Но сам монарх придерживался другого мнения.
Он уже давно разработал обряд для казни
И передал его генерал-губернатору Петербурга.
***
Приговорённые на вал поднялись,
Сорвали верхнюю одежду с них,
Тут же её на костре сожгли,
А им рубахи дали – длинные, белые.
Надели доски поверх рубах,
На доске – фамилия и вина осуждённого,
Сняли с них цепи и ремнями их заменили.
Возле виселицы прочли приговор ещё раз,
Заканчивался он такими словами:
«За тяжкие злодеяния – повесить».
Были они все абсолютно спокойны,
Молча стояли и в небо смотрели.
Было это всё как-то жутко
И встали у надзирателей волосы дыбом,
А один не выдержал, потерял сознание…
Надели на осуждённых мешки, натянули петли
И выдернули скамейку у них из-под ног.
Трое с виселицы сорвались тут же,
Через пару часов архитектор отправлен в солдаты,
Но не он был виновен в этом.
Делали плотники новую перекладину
И верёвки немного подрезали,
Думали, сорвавшиеся будут помилованы,
Но лишь мучения им причинили…
Из трёх сорвавшихся только Рылеев смог встать,
Кровь по его лицу текла,
Но обратился он гордо к генерал-губернатору:
«Обрадуйте вашего государя,
Исполнилось его желание, мы умираем в мучениях».
Закричал тогда Голенищев-Кутузов:
«Вешайте их скорее снова!»
Но около получаса ещё ушло,
Пока вновь верёвки приделывали.
Поставили снова на место скамейку,
Подняли на неё еле живых упавших,
Затянули на шеях покрепче веревки
И известил барабанный бой Петербург,
О том, что «исполнилось человеческое правосудие»,
А Голенищев-Кутузов доложил императору,
Что экзекуция закончилась с тишиной и порядком…