СОТВОРИТЬСЯ В ЛОВЦОВ ЧЕЛОВЕКОВ
О поэтическом пути Андрея Попова
http://stihi.ru/avtor/zapolarnik
В этом году в писательской жизни Республики Коми произошло важное, знаковое событие: после трагического ухода многолетнего бессменного руководителя республиканского отделения СП России, замечательной коми писательницы Елены Козловой практически единогласно на пост председателя был избран Андрей Гельевич Попов – поэт и переводчик, потомок основоположника коми литературы И. А. Куратова.
Помню его ещё по Воркуте – молоденьким, красивым, отстранённо-загадочным, похожим на юного Блока… Стихи свои он публиковал, но не щедро. Казалось, ему совсем не хочется, чтобы видели и прослеживали те сложные процессы, что происходят в его душе. Он вынашивал, бережно лелеял и взращивал свою душу, в которой созревала сила поэта, копились чувства и слова, боли и радости, – словно пряча её от других до поры до времени. Полагаю, уже тогда он наверное знал, что путь ему уготован нелёгкий и что выносит он в сердце своём Россию и веру, дойдя до самых горних высот русского поэтического слова. И придут такие стихи, которыми он заговорит с современниками то просто и мудро, то сложно и иронично – о том, что волнует каждого, но выразить могут даже не немногие – нет! – а лишь он один. Сегодня поэзия Андрея Попова высоко оценена не только в Сыктывкаре, где он теперь живёт и творит, но и во всей России, чему немало способствовали серьёзные публикации в центральной прессе, выступления по всей стране и заслуженные высокие награды. Замечательно высказался о ней известный писатель, поэт-песенник Сергей Алиханов: «Поэзии Андрея Попова свойственен лаконизм и в то же время чрезвычайная ёмкость. Северная правдивость, жёсткость, привязанность языка к чётким образам – стихи Андрея Попова кажутся порой произведениями устного народного творчества… ;…; поэзия Андрея Попова в высшей степени актуальна и современна исключительно благодаря неисчерпаемости духовного содержания, и философский смысл является не в зауми, а в простоте. Поэт не отделяет себя от изображаемого, он не вне, а внутри и жизни, и творчества. И его просодия убедительна и захватывает, возносит и приземляет, и творца, а следом и читателя».
И хоть Андрей сегодня находится на пике, на острие и работы над словом, и признания, и рождаются всё новые поэтические плоды осмысления действительности, однако уже можно проследить этапы творчества поэта, пути его экзистенциальных и метафизических поисков и прозрений, свершений и упований.
Что такое поэт? Только ли ладно пригнанные строки? Только ли отличное языковое чутьё, помноженное на многолетний труд? Не думаю. Иначе много было бы на свете поэтов – а это не так, и пишущих стихи сегодня тысячи, а истинных мастеров слова, истинных избранников духа у русской словесности по-прежнему единицы. Всё же поэт – это не только какие-то слова, подобранные более или менее удачно и соответствующие настроению, сюжету, замыслу: это ещё и загадочная, непостижимо откуда берущаяся сила слова. Та сила, что заставляет читателя, погружающегося в стихотворную строку, вздрогнуть, покрыться мурашками, распахнуть сердце навстречу, а то и внезапно, под воздействием прочитанного, изменить свой взгляд на какие-то вещи и понятия, рассмотреть невидимое, открыть себя заново и воспрянуть душой… Как проникновенно выразился саратовский поэт и филолог Игорь Книгин, говоря о стихах Андрея Попова, что они «ни на чьи не похожи, мощные и в то же время открытые, какие-то даже пророчески-незащищённые, обнажённые до сердечной и душевной глубин и тайн... ;…; Поэтическая вселенная одного из самых печальных русских поэтов-современников уникальна по пронзительной тематике, а сам поэт, вне всякого сомнения, наделён особым мировидением и мироощущением, зримая печать которых просвечивает во всём его творчестве...»
А ещё поэт есть почти мистическое, сокровенное, но непоколебимое и непреклонное осознание своего места – в мире, в стране, в своём народе, в литературе. И это осознание у Андрея было изначально, с самых первых его, ранних стихов. Очень показательно вот это моментально ставшее знаменитым, светлое, непритязательное на первый взгляд и тем не менее мудрое, с хорошей самоиронией стихотворение середины девяностых:
* * *
Вновь наступит весна, возвращая надежды приметам.
Но студентка – красивая! – в библиотеку войдёт,
Книгу выберет «Сборник совсем неизвестных поэтов»
(Никому неизвестных в тот очень двухтысячный год),
Терпеливо и бережно перелистает страницы –
Многолетних раздумий и опытов краткий итог.
По счастливой случайности
в сборнике том сохранится
Моё лучшее стихотворение – несколько строк.
И она их прочтёт – не поймёт невесёлый мой юмор,
Но она улыбнётся – на улице будет весна, –
И подумает: «Бедный, когда, интересно, он умер?
И какая была у него, интересно, жена?»
Здесь проглядывают уже многие художественные приёмы, которые Андрей разовьёт и доведёт до совершенства впоследствии – самобытная ироничная образность, доверительная интонация, позволяющая проникать прямо в душу читателя – причём читателя любого сословия и возраста, – отточенная фразировка, тонкий подтекст, вторые планы коннотаций и эстетические, литературные, библейские, мифологические и исторические аллюзии, которые обычно не на поверхности, но для посвящённых выдают недюжинную эрудицию автора. А ещё, как мне кажется, важным моментом является творческая неуступчивость Попова-поэта – он никогда не жертвует смыслом и сутью ради звука, ради мелодичности и плавности строки, отдавая предпочтение понятийному мышлению, поскольку при всей кажущейся простоте формы стихи его интеллектуальны и идут не от мелодии, но от Логоса – той самой гармонии мысли, по Гераклиту, наделяющей Слово высшими смыслами бытия. Вот, на мой взгляд, изумительный пример такого погружения в смыслы и скрытых аллюзий, где звук не является приоритетным художественным приёмом и гармония возникает от красоты заложенного в строки смысла (стихотворение «Как воет метель»):
Как воет метель, как темно!
Проходят минуты и годы.
Душа моя смотрит в окно,
На грозную смуту природы.
Зачем я живу на земле?
Стареет душа и томится.
Зачем мои звёзды во мгле
Тревожные спрятали лица?
Стихи Андрея Попова не просто размышления или некие трансцендентные озарения – нет, этого было бы ничтожно мало для понимания его миссии как художника слова. Стихи поэта входят в диалог с читателем, заставляют его встряхнуться, пробудиться духовно, они взывают к нашей православной сути, требуя глубокого осмысления собственных корней и традиций, возвращения к истокам, христианского осознания и в конечном счёте возрождения души. Здесь мои выводы очень созвучны с оценкой, данной стихам Андрея доктором филологических наук из Вологды Людмилой Яцкевич – к сожалению, недавно ушедшей из жизни: «Удивительный поэт, мыслитель, духовно тонкий человек! Классическая простота стиха так редко ныне встречается, а у этого поэта она стала его художественным стилем, а это даёт ему огромные возможности для поэтического воплощения своих впечатлений и размышлений…»
Муза Андрея Попова щедра на вдохновение, и поэт завидно плодотворен как в более спокойные, так и в драматические отрезки своей жизни, никогда не повторяясь, но всякий раз очень по-новому раскрывая даже синонимичные темы и мысли. При этом каждое стихотворение у него – это всегда отдельный мир, философская гнома, которая настолько ёмко и безупречно выражена, что врезается в читательскую память, остаётся образом ли, ярким ли сюжетом в его покорённой душе.
В своём эссе «О боли» немецкий писатель и философ Эрнст Юнгер утверждает, что «боль является одним из тех ключей, которые не только подходят к наиболее сокровенным замкам, но и открывают доступ к самому миру»: «Приближаясь к тем точкам, где человек оказывается способным справиться с болью или превзойти её, можно обрести доступ к истокам его власти и к той тайне, которая кроется за его господством». Русский же философ Сергей Ступин, исследуя природу боли, приходит к такому потрясающему заключению: «Предмет исследования – феномен страдания, связанный с процессом ментального перемещения болящего тела из режима физиологического существования в пространство человеческой культуры и обратно... Поиск художником эстетического эквивалента страдания в языке искусства стимулирует рождение новых средств выразительности. Потенциал страдания возвращает индивидуальную боль во внешний мир в художественно опосредованных формах, открытых зрительскому восприятию. – И далее автор приходит к важному обобщению: – Язык искусства, модифицируя и транслируя травматический опыт страдающего «Я», выступает эмпатическим медиумом, экзистенциальным коммуникатором, являющим боль как средство преодоления экзистенциального одиночества и онтологической немоты».
Невидимое миру страдание, воплощённое даже не в слове, но в интонации и междустрочье, выводит творчество Андрея Попова на высочайшую ступень подлинности и народности. «Без трагедии нет поэта, – говорила Анна Ахматова. – Поэзия живёт и дышит над самой пропастью трагического».
Несомненно и неоспоримо лирико-эпическое начало в стихах Андрея – а истоки этого кроются глубоко в воркутинском детстве, бескрайних северных просторах, непроходимых снегах и суровых морозах, а также в пережитой личной трагедии:
Потерял я ангела. Не придёт домой.
Сын мой неустроенный – светлый ангел мой.
Я учил летать его. Строг был невпопад.
А его убили. И он теперь крылат.
…………
Скупость художественных приёмов накладывается на эмоциональную силу этих строк, простоту и одновременно предельную отточенность слога, делая частное переживание фактом высокой поэзии:
Облако, редея, исчезает…
Так и отошедший в мир иной
Медленно пройдёт по неба краю –
Не вернётся никогда домой.
... Только я ищу слова и силы,
Чтобы изменить свою беду…
Помолюсь о воскресенье сына
И по краю неба побреду.
(«Облако, редея, исчезает»)
Трагическая гибель единственного сына, молодого, не успевшего продолжить род, чей земной полёт был прерван столь внезапно, преждевременно и несправедливо, – личная трагедия поэта, вечная незаживающая рана, словно навсегда соединившаяся для него с трагедией русского народа, смятением его души и отважным, вековечным стремлением к свету, вылилась в осознание себя неделимой частью русского бытия со всем его драматизмом и поисками трансцендентных смыслов, с неизбывной, органичной русской ментальности тоской (той самой, по Бердяеву, тоской, понимаемой как нечто этическое, находящееся в тесном отношении к поиску «тайны бытия»):
Тоску позовёшь – больше нет друзей,
И с нею начнёшь кутёж.
Вот наглая гостья! Водки налей –
И душу вынь да положь.
.. И будет твердить до скончанья дней,
Что Бог далёк и суров,
А с нею ты нарожаешь детей
И набормочешь стихов.
(«Тоску позовёшь…»)
Совершенно гениально русскую тоску как феномен, не имеющий аналогов, показал долгие годы проведший в эмиграции Владимир Набоков, заметивший однажды, что понятие русской тоски непереводимо на английский язык. Думается, что это так и есть – суть этого явления кроется в уникальном историческом пути русского народа, намертво связанным с его длительным, многовековым бесправием, оборонительными войнами, безысходной нищетой и перелившимся в его самобытные, протяжные и печальные песни, причитания и плачи. И голос этой тоски, совершенно естественно и неотделимо слышимый и присутствующий в большинстве стихов Андрея, делает его поэзию абсолютно аутентичной природе русского человека, русской души.
Нельзя не коснуться аспекта нравственного целомудрия: в наши дни это большая редкость, а уж в среде творческих людей – и подавно. И это говорит, я думаю, ещё и о цельности натуры – а ведь Андрей Попов сумел пронести через всю жизнь чувство к своей жене Марине, которой даже посвящена небольшая книга лирики, изданная в ранние годы. Тема любви магистральным пунктиром проходит через всё творчество поэта, в разные периоды окрашиваясь в совершенно несхожие эмоциональные оттенки. Ещё в 90-е осознание тяжести вины – за всё, априори – перед любимой и приятие этого чувства становятся частью творческого пути, составив основу всей последующей любовной лирики поэта:
Прости меня. Прости моё ненастье,
Ворчливый дождь,
Что полюбил не душу, а согласье
И тела дрожь,
Что сердце предложил тебе и руку,
И скуку книг.
Прости меня. Мою смешную муку –
Мой черновик…
Но главная формула – и отношений мужчины и женщины, и отношения к жизни вообще – выведена раз и навсегда в программном стихотворении «Одна любовь спасает и спасёт»:
... Но искушает варварская речь,
Чужой закон и собственный разброд.
И гибнет от меча – поднявший меч…
Одна любовь спасает и спасёт.
……………..
Тема России, боль за русский народ – неотделимо от личной боли – всегда, с самых первых литературных шагов Андрея Попова была главным нервом его поэзии. Поэт не только показывает или описывает события – он их преобразует, трансформирует в своей внутренней мастерской, в своём творческом тигле, достигая не сугубой реалистичности картины, но полнозвучия и полноцветия художественной правды. К тому же, что очень важно для понимания творчества Попова, он всегда, практически во всех своих стихах провидит дали, которые обывателю подчас незаметны в узком контексте его собственного жизненного опыта. Во многом именно из-за этого дара видеть дальше других – такое количество благодарных читателей, которых стихи Андрея поразили, задели за живое, перевернули духовно, потрясли до глубины души. Я свидетель сильнейшего воздействия стихов Андрея на публику, да и сама давно являюсь его поклонницей.
Вот как видит поэт духовную – да что там! – экзистенциальную катастрофу России, произошедшую в последние десятилетия (стихотворение «Пока мы разбирали сны и думы…»):
Пока мы разбирали сны и думы –
Их, если честно, вряд ли разберёшь, –
Купили наше время толстосумы.
И сразу оптом. И почти за грош.
Скупили и молчание, и слово,
Движение столетий и минут,
И нефтяное поле Куликово,
И речку детства, и знакомый пруд.
Понадобилась им любая малость –
Всё продано. Всему дана цена.
И лишь душа, как сирота, осталась.
И лишь душа… Кому она нужна?!
……………
А в другом стихотворении – обращении к собрату по перу «Братство спит. Обманчива свобода…» – поэт отчётливо формулирует, может быть, самое главное для себя качество как для писателя, суть своего служения: «Без судьбы народа моего //Ничего твои слова не значат». С горечью и одновременно с величайшим внутренним достоинством называет Андрей ещё в одном своём стихотворении «сократами российских провинций» поэтов, живущих в отдалённых, глухих уголках России:
... Любовь к независимой мысли
Души изменяет состав.
И тем неизменней решенье –
Упрямая воля суда…
И нет для нас, кроме терпенья,
Иного святого труда.
……………
Стихи Андрея звучат не только мощно и крайне эмоционально, но и порой непримиримо, и жёстко, – но эти нотки в голосе необходимы для той цели, которую художник избрал вместе со своей музой: пробудить людские души не только к воскрешению народного самосознания, но и к борьбе за него:
Слово «русский» запретно, поэтому честно и сладко –
Чем настойчивей время твердит свою грозную месть,
Что нет русской души, нет её непосильной загадки,
Что нет счастья для русской судьбы, –
тем верней они есть.
;…;
Встанем, братья по слову запретному, справимся с ложью
И помыслим о горнем. И знаменья вспомним святынь,
Что Отечество наше – Престола Господня подножье.
И о нём во спасение душ поревнуем.
Аминь.
Высочайший накал – в одном из программных стихотворений, бесконечно гармоничном по форме и содержанию – «Звезда Рубцова»:
... Когда чадит ленивое безверие,
То кто-то должен бить в колокола
И сохранять высокий дух Империи,
А не колониального угла.
И сохранять молитвенное слово,
Державный свет, трудолюбивый ум,
И храм, и волю, и звезду Рубцова –
Звезду полей, звезду российских дум.
Потрясает силой слова и глубиной чувства воззвание в стихотворении «Чего вы хотели? Какого рожна…»:
Чего вы хотели? Какого рожна?
Позор и разруха – вся ваша свобода.
Молитесь за русских! Иначе хана –
Хана вашим древним богам и народам.
... Пока ещё хмурый и нервный прогресс
От вас только гордую пыль не оставил,
Молитесь за русских! Чтоб русский воскрес.
Чтоб русский вернулся. Пришёл бы и правил.
Но решать все эти вопросы возможно только здесь, вместе с Россией, внутри неё. Поэт уверен неколебимо: эмиграция эквивалентна смерти:
...Летит за солнцем и теплом,
Летит в края, ему чужие.
И там построит прочный дом,
И там умрёт от ностальгии.
Он ночью, глядя в небосвод,
Когда особенно не спится,
Вдруг с опозданием поймёт,
Что никогда не станет птицей.
Презрительно и беспощадно, со свойственной ему метафоричностью даже в самом простом, с тонким ароматом самых различных, едва уловимых, но знаковых для времени аллюзий, говорит поэт о том, что ценится нашими духовными врагами превыше всего – золотом тельце, «Его Величестве Долларе» («Что доллары? Они исчезнут аки обры…»):
Что доллары? Они исчезнут аки обры,
Закроется кредит, сломается станок.
Их ветер перемен иль просто ветер добрый
Погонит от души по тысячам дорог…
…………..
Хлёсткое вытаскивание за ушко да на солнышко русофобских настроений, безошибочный диагноз этой тенденции – в стихотворении «Странные люди. И ноют, и ноют»:
Странные люди. И ноют, и ноют,
Что они снова ошиблись страною –
Каждою русской весной.
Снова им в наших селениях нужен
Наполеон или кто-нибудь хуже:
Только бы в доску чужой!
...Снова запьют, что для них характерно,
Пьяными сядут за руль постмодерна,
Чтобы поехать домой.
Въедут на встречку судьбы и мордора,
Жизнь заберут у простого шофёра,
Опохмелятся тоской.
……….
Вот это вот афористичное и ехидное одновременно определение «в доску чужой» – блестящее выведение на чистую воду либеральной сути, этого растворённого в крови благоговения перед Западом и нелюбви к России, где «русский дух» и «Русью пахнет», их сакральная, воистину звериная мечта о России без русских. Поэт насквозь видит их испорченные страстями и тягой к бесконечному комфорту, развращённые и прогнившие душонки и находит невероятно точные по эмоциональному посылу и едкие эпитеты для передачи своих чувств: «ноют», «руль постмодерна», «встречка судьбы и мордора», «изжога»…
Сегодня Россия переживает тяжелейшие, но одновременно и духоподъёмные времена. Наверное, нет ничего удивительного в том, что голос поэта с началом спецоперации на Украине возвысился до небывалых пределов, зазвенел стальной струной и повёл за собой испуганных, сомневающихся, раздробленных внутренними распрями и социальным неравенством соотечественников к единственной правде, в которой поэт не сомневается ни минуты. Таковы стихи «Это утро туманно, но правда ясна…», «Ответ Шварценеггеру», «Это правда русского размаха…» и другие. Все они, словно высеченные из гранита, впечатываются в русское сердце – раз и навсегда.
Ещё одна грань таланта Андрея Попова – это его умение тепло и щемяще говорить о простом человеке, о ком-то, кого знал, и о тех, о ком думал, и человеческие характеры вырисовываются большой портретной галереей в стихах-обращениях, стихах-посвящениях, стихах-диалогах. Способность создавать словно взятые из жизни, но литературно убедительные, яркие и запоминающиеся сюжеты – тоже одна из особенностей даже не мастерства, но, я бы сказала, сердечной сути Андрея.
Сколько зим и сколько лет –
В суете и шуме!
И уже не до бесед,
Человек-то – умер.
Сколько неба и земли,
Севера и юга…
Что делить?! Да не смогли
Мы понять друг друга.
...
Сколько всякой чепухи!
Жизнь проходит. Мне бы
Написать тебе стихи
На седьмое небо.
Может, ангел – тихий свет –
Вдруг в душе начертит
Молчаливый твой ответ
О любви и смерти.
(«Сколько зим и сколько лет…»)
Очень хорошо об этой стороне его творчества сказала Надежда Мирошниченко – народный поэт Республики Коми, ближайший соратник Андрея по цеху: «Изумляет разнообразие тематики, разнообразие жанров, мастерское владение диалогами, бытовыми и психологическими сюжетами… Подкупает, что у автора нет ни одного высосанного из пальца сюжета. Ни одной эмоции, не пережитой и не оплаченной его сердцем». Именно с этого ракурса хочется рассмотреть стихотворение «Их нет уже, а мне поверить трудно» – оно с лихвой передаёт это полное погружение в тему, растворение в ней, виртуозность и психологизм Попова не только как творца, но и как человека, способного расслышать боль и осмыслить судьбу других:
...
Искали песню, а нашли верёвку,
Нашли себе последнюю жену,
Что приняла и проповедь, и ругань
На здешние угрюмые места –
И обняла последняя подруга…
Сошли во тьму со своего креста.
А я их знал – и горько удивился:
Как увлекает помрачённый пыл;
Что до сих пор за них не помолился,
Так по душам и не поговорил.
И опять – чувство вины, без которого, наверное, невозможен ни истинный христианин, ни оголённый в чувствах поэт. Православная составляющая поэзии Попова (даже фамилия поэта та самая – говорящая!) – не только её часть, но и её духовная квинтеэссенция, её промыслительная сердцевина, её озаряющее пламя. Исчерпывающую характеристику этого феномена дал московский поэт Борис Лукин: «Необычность стихов Андрея Попова именно в том, что с годами он обрёл верную опору – Евангелие и святоотеческую литературу. Высказывания именно этих Авторов становятся маяками для его творческой мысли. И оказывается, что многие евангельские сюжеты сегодня повторяются, случаясь рядом с нами. Их только надо увидеть, прозрев в прямом смысле».
На мой взгляд, одно из самых пронзительных стихов этого направления – «По воде, как посуху, пойду»:
По воде, как посуху, пойду,
Задевая по пути звезду,
Что в полночном море отразилась.
Господи, а если пропаду?
Взгляд теряет звёзды и луну.
Шаг ныряет в шумную волну.
Маловерный, что ж я усомнился?!
Только усомнился – и тону.
...
Как темны подводные края,
Где скользит упрямая змея –
Мысль моя, как проходить по водам
До небесной тайны бытия.
Хочется привести целиком ещё одно стихотворение – может быть, реже цитируемое, но невероятно объёмно отвечающее на многие внутренние вопросы и запросы православного человека:
Свежа осенняя прохлада,
И краски осени свежи!
Но смысл дождя и листопада –
В преображении души.
Приму я узкую дорогу
И поздней осени порыв,
Что надо подниматься к Богу,
Любовь и дождь соединив,
И слышать в невысоком слоге
Иной покой небесных лир,
И видеть, пребывая в Боге,
Себя и весь осенний мир.
Вот эта формула бытия, это «пребывание в Боге» – у Попова не просто некое речение, но укоренённая в душе и отлитая в слове православная матрица, тот взгляд на мир, который позволяет не только пребывать в Боге, но и прозревать его, и быть его апостолом, воздействуя на умы и души людей посредством языка. Поэт не верит, а именно пребывает в вере, является частью духовной жизни России, и оттого, по Андрею Попову, вовсе не сложно «сотвориться в ловцов человеков» – нужно только искренне, всей сутью своей, пойти за Христом по примеру апостолов – и спасти душу, и привести к вере новые заблудшие души, указав им путь (стихотворение «Апостолы»):
Оставили сродников, отчий дом,
Рыбацкие мрежи, выгоды века
И без сомнений пошли за Христом,
Чтоб сотвориться в ловцов человеков.
Вот и ответ, как над чистым листом,
После дорог по судам и аптекам,
В тёплой молитве Великим постом
Нам сотвориться в ловцов человеков.
В этом смысле – и с религиозной, и с философской точки зрения – сам Андрей Попов и есть такой ловец человеков, высочайшей пробы словом всю свою жизнь побуждающий читателей, помимо прозрения и обновления, к воскрешению души, к прямому действию во имя Спасителя, коим являются одновременно и христианское смирение, и раскаяние, и борьба со всеми кривдами, которые сыплются на Русский мир, и победа над собственными грехами, над тем внутренним разладом каждого из нас, что творится глубоко-глубоко в интимной келье души… И как самый настоящий апостол, Попов идёт впереди и ведёт за собой людей к высокому православному свету, к той самой метафизической «звезде Рубцова», что освещает нам, русским, наш трудный и миссионерский, Богом данный горний путь. И молитва у поэта становится способом не только дышать, но и преодолевать тьму (стихотворение «Осень. Вечер. Холодно и влажно…»):
...
День истёк. И пролетело лето.
И проходит мимолётно жизнь…
Поднимись, моя молитва, к свету –
Над холодной ночью поднимись.