(Этот рассказ был опубликован во Всероссийском журнале – «Охота и охотничье хозяйство»)…
Сквозь сон я слышу какой-то звук. Открываю глаза. Оглядываюсь. В комнате полумрак, лишь через зашторенное окно пробивается тусклый уличный свет. Внимательно прислушиваюсь: неспешный, однотонный бег стареньких часов, скрип флюгера за окном, который всегда показывает неправильное направление ветра, хотя и усердно работает своей лопастью.
«Да нет, показалось», – думаю я, но не успеваю коснуться подушки, как окно дребезжит от легкого стука. Это сигнал, пришел Виктор и зовет на охоту. С вечера мы планировали сходить сегодня на зайца, заряжали в кладовой патроны, строили план охоты, обговаривали маршрут. Вот ведь действительно говорится: «Предвкушение праздника – лучше самого праздника». Но одно неприятное обстоятельство омрачало настрой – это погода. Вчера весь день дул сильный порывистый ветер, а вечером добавился снег. В старую кладовую через тонкие щели к нам то и дело залетали снежинки, подгоняемые лихим суровым ветром. «Да бог с ней, с погодой, – бодрым голосом говорил Виктор, – что теперь из-за нее выходной терять будем? Погуляем, подышим свежим воздухом, да и то ладно». На этом и разошлись.
С патронташем у пояса и ружьем на плече выхожу к воротам. На улице гораздо светлее, чем казалось. Непогода стихла. Легкий ветерок сковывает руки, упрямо пробирается под одежду и скользит еще по теплому, только что из-под одеяла телу. От этого невольно ежишься и пускаешь изо рта клубы пара. Под ногами, словно сахар, хрустит промерзший за ночь снег. «Ну, как тебе такое утро после вчерашнего ненастья? Будто на заказ», – довольно щурясь, спрашивает Виктор. Из вольеры доносится лай Дуная. Он по-своему, по-звериному радуется, прыгает на сетку, поднимает голову и взахлеб взвывает: «Гау-гау-ау-у!» Я снимаю со стены поводок, пес еще больше радуется, подпрыгивает на задних лапах, фырчит носом, выдувая попавшую снежную пыль. «Ну, ладно, ладно, – говорю я, – за день еще набегаешься, налаешься. Посмотри, всех соседей, наверное, разбудил». Пристегиваю карабин поводка к ошейнику.
Какие это чудесные минуты для охотника, когда вырывает поводок из рук мощная русская пегая гончая, а рядом стоит полный оптимизма и азарта напарник! И впереди день, который хочется целиком посвятить охоте. Неизвестно, что он подарит, но это не важно, главное – процесс, который очень дорогого стоит, и начинается он именно с этой минуты. И вот со словами «с Богом!» начинается наш охотничий путь.
Село еще не проснулось, правда, кое-где уже рычат натужным, простуженным за ночь голосом трактора. Все вокруг прикрыто легкой пеленой девственно-чистого снега, лишь иной раз от дома к дому тянется тонкая, еле заметная полоска кошачьих следов. Выходим из села и углубляемся в мелкотниковые поля. Здесь когда-то были вырублены делянки, теперь с годами они покрылись мелким березняком. Дороги, которые раньше служили для вывозки леса, разделяют эти мелкотники на отдельные сектора. Дунай рвется как ошалелый. «Ну, все, терпения нет», – говорит Виктор, отпуская собаку с поводка. Почувствовав, что свободен, пес в мгновение пропадает в зарослях. Мы заряжаем ружья и не спеша направляемся по тропинке в сторону, куда ушел Дунай. Лужицы, как тонкое стекло, похрипывают под тяжестью тела. Я иду и не могу налюбоваться этой красотой: деревья, словно в серебре, а их ветви вышиты ажуром, и на каждой свой узор. Можно подумать, что над ними всю ночь трудились отдельные мастера. Стоит тебе дотронуться до любой из них, как она щедро осыпает тебя серебряной пылью, которая, попав на лицо, словно горячими искорками начинает колоться.
«Вау-вау!» – вдруг звонко доносится откуда-то. Виктор снимает ружье и убегает обратно на край мелкотника. Неуверенный лай Дуная постепенно перерастает в сплошной музыкальный гул. Я протискиваюсь сквозь густую подсаду на знакомую полянку. Собака на несколько минут сходит со слуха. В этот момент я не спеша облюбовываю место, продуваю стволы ружья, и вот наступает тот долгожданный миг, когда напористый гон становится все отчетливей и ближе. Тело охватывает волнение, с головы до ног пробегают легкие мурашки, внимательно просматриваю те места, где возможно появление зайца. Да! На край полянки седой дымкой выплывает беляк. Длинные уши словно хотели покрасить черной краской, но ее хватило только на самые кончики. Маленькие глазки-бусинки лукаво бегают по сторонам, вот они на мгновение застыли на моей фигуре. «Это еще что такое? Раньше здесь ничего не было», – прочитал я в этих бусинках. Мне его не достать выстрелом. Зверек взметнулся столбиком на задние лапки, послушал собаку, опять посмотрел на меня. «Да это просто пенек новый появился». Дальше резкое движение, затем огромный прыжок в сторону, и беляк тает в направлении гона. Через минуту Дунай вылетает на то место, где только что сидел заяц. Забавно, я вам скажу, наблюдать за тем, как ведет себя пес, потеряв след. «Ну что, гончак, облапошил тебя белый плутишка?» – усмехаюсь про себя я и жду, как же поведет себя пес дальше. Он с жадностью хватает воздух, пытаясь уловить знакомый запах, делает круг, второй и снова натекает на след. Гон постепенно удаляется, я стою и в душе укоряю себя, что не послушал внутренний голос, который советовал сместиться на другую сторону поляны. В этот момент хлопает выстрел. Слышу протяжный крик Виктора: «До-шел!»
Закинув ружье на плечо, спешу на голос. Впереди еще слышен решительный добор Дуная. Выхожу из зарослей на дорожку, полностью огибающую мелкотники, Виктор, довольно улыбаясь, держит на вытянутой руке беляка, который несколько минут назад так мастерски обвел вокруг пальца опытного гончака. «Чуть не упустил, прямо к ногам выкатил», – с азартом начинает рассказывать напарник. Подлетает возбужденный Дунай, обнюхивает долгожданного зайца, облизывает проступившие на шкуре пятна крови. Виктор отпазанчивает передние лапы, бросает собаке, тот на лету их хватает и в два укуса схрупывает. «Ай, молодец!» – треплю пса за ухо я, он, не обращая внимания на ласки, исчезает в зарослях. Мы пьем чай с душистой мятой, складываем добычу в рюкзак и шагаем дальше. Вскоре Дунай выбегает к нам на тропу, все проверил – зайца нет. Не успевает собака податься на противоположную сторону мелкотников, как неожиданно, словно кипятком, ошпаривает нас неистовым лаем. «Натек, – говорит Виктор, – наверное, по зрячему пошел». И в этот момент тропинку белой молнией перелетает заяц. Мы застыли в растерянности, вот и Дунай следом проскочил. Виктор, недолго думая, скрывается за поворотом.
Я отхожу на край тропы и внимательно, насколько это, возможно, всматриваюсь в глубь зарослей. Две сороки-трескушки над головой о чем-то бурно спорят между собой, по очереди перелетают с ветки на ветку, с гневом доказывая друг другу свою правоту.
Движение! Еще одно, они всегда бывают очень неожиданными, хотя ты их и ожидаешь. Беляк спокойными уверенными прыжками направляется прямо в мою сторону. Я затаил дыхание, сердце из груди толчками так и рвется, большой палец руки делает движение предохранителем вперед, приклад приятно обдает пылающую щеку холодком. Еще прыжок – и гремит выстрел. Волнение смешивается с чувством радости от добытого трофея. Поднимаю за задние лапы матерого беляка и оповещаю напарника о том, что заяц «дошел». Все повторяется: Дунай получает заслуженные лапки, добыча упаковывается, мы пьем чай, с азартом обсуждая добытый трофей.
Колкое морозное утро постепенно сменяет теплый солнечный день. Вот уж точно Пушкин заметил: «Мороз и солнце – день чудесный!» Кристаллики снега, отражая солнечные лучи, искрятся, переливаются всеми цветами радуги, больно режут глаза, а потом, как будто заигрывая, вмиг пропадают и появляются уже чуть дальше, еще ярче, красуясь в своих разноцветных нарядах. Мы с Виктором закидываем ружья на плечи и с головой окунаемся в этот прекрасный, залитый янтарными солнечными лучами день, спеша дальше в неизвестную нам круговерть охотничьего времени…