Год утрат и разочарований,
злых досад и горестных забот,
моровой как лава в котловане -
самый худший на исходе год.
Не бывало хуже и в двадцатом,
а уж там-то было с чем сравнить.
Напряжён до дрожи каждый атом,
Ариадны вытрепалась нить.
С тихой грустью, всякому знакомой,
провожал я прежние года -
но с тоской реву двадцать второму:
«Убирайся! Больше никогда!»
За окном метелей круговерти,
скрыт луны за тучами овал.
Жизни год был равен веку смерти,
каждый миг которой - наповал.