Большая элегия

Александр Слащёв
Мы в мир приходим не затем,
чтоб лечь под плиты.
А вдруг молюсь я пустоте?
Вот что обидно…

И если нет там ничего:
ни дна, ни крышки,
как говорится: за чертой
не ждёт Всевышний.

Так что там есть? Разлад? Распад?
За что боролись!!?
Но я хотел бы в райский сад
с поклоном в пояс.

Меня не столько трели птиц
в садах волнуют
как шелест книг и вязь страниц,
рождённых всуе;
моих, чужих – неважно – тех,
что мы писали,
рождая боль, дурацкий смех,
тоску, печали…

Вопрос: кому рождали крик?
Ведь мыслим, вроде…
Зачем к нам миллионы книг
из тьмы приходят;
не говоря о ерунде,
о почеркушках…
Они вокруг, они везде,
но с нами: Пушкин,
Есенин, Бродский, Мандельштам
и свет-Марина,
моё, возможно, где-то там
склоняют имя.

Хоть я совсем не идеал
и стих неброский.
А может это диктовал
Иосиф Бродский?

А может даже сам А.С.
меня сподобил
и кинул пару рифм с небес
в мои ладони?

А ну их к чёрту! Я есть я.
И мне не надо
чужой судьбы, чужого дня,
чужого сада.

Я тоже кое-что могу
и между прочим
я так же ненавижу мглу
там между строчек.

Там, между строчек, нужен свет,
иначе
свеча погаснет. Или нет –
она заплачет.

Я не о том. Даруйте миг
прозренья, света…
Свет детства, юности и книг,
где нет ответа,
одни вопросы: о любви,
судьбе, о Боге
с Его заветом: «Не убий!».
А что в итоге?

Одни гаданья на воде,
кофейной гуще…
Мы ждём, когда придёт адепт
мир сделать лучше.

Один стремится сразу ввысь,
другой в дороге.
Мы ищем этот чёртов смысл,
ломая ноги.

Таких, конечно, большинство:
тоскуют, ропщут.
Когда нет чувства, мыслей, слов –
кончина проще.

Святым глаголом окроплю
цветы и камни.
Мне хочется сказать: люблю
дороге дальней.

Не счесть немыслимых потерь.
Любовь не в тренде.
Для нас ведь главное теперь
не Бог, а деньги.

Не мне, конечно, говорить
о злате, впрочем
причалят к лету корабли –
настанет осень.

Давай, доверимся дождям,
снегам и граду.
Весь мир игрушка: «Сделай, сам»,
другой не надо.

Стремясь чего-то предсказать
и пальцем в небо,
стоит девчонка вся в слезах
без хлеба.

Через дорогу ничего;
дождя сплошная
стена. За ней светло, черно?
А я не знаю.

Но мы по лужам прыг, да скок,
по лужам.
Здесь танго сочинивший Строк
не обнаружен.

Бежим от детства, от себя,
от милой.
– Скажи, где наши куклы спят?
– В могилах.

Поэтому немного жаль
свои печали.
Не важно то, что ты не ждал.
Тебя не ждали.

Проходит день, приходит час
и всё же
захлопнуть книгу ты сейчас
уже не сможешь.

И чтобы я не написал,
даже пустое:
фанера-гвоздь, базар-вокзал,
тебя устроит.

Тем более, что ты дурак
со мною вместе.
Есенин, Пушкин, Пастернак
они на месте.

Другое дело это мы,
как ветер в поле.
Нам кажется мы знаем мир,
а нам лишь больно.

Нет, можно выпить граммов сто
и двести,
и попроситься на постой
к чужой невесте.
Купить вина, охапку роз,
потом раздеться.
Но это не решит вопрос:
куда же деться?

Всё, непонятное вчера,
исчезнет, сгинет,
придут другие вечера,
другое имя,
другая выгорит звезда
прощая…
Меж «да» и «нет», меж «нет» и «да»
восходит
                радуга
                большая.