К вопросу о параллельной эволюции приматов Старого и Нового Света.
Появлению этой моей публикации на постоянно интересующую меня тему антропогенеза послужила фактология криптозоолога Бернара Эйвельманса в его книгах «По следам неизвестных животных» и т.п. наряду с гипотезой аргентинского зоолога, палеонтолога и антрополога Амегино Флорентино о вероятном происхождении людей современного вида в Южной Америке. В своей последней публикации на тему антропогенеза, суммировавшей выводы Л. Ибраева, И. Ачильдиева, Б. Ф. Поршнева и Б. А. Диденко – «ИбрАчиПорДи» (опубликовано в интернете), я следовал Евроазиатской версии (Индия и Передняя Азия) происхождения современного человека, оставаясь верным ей посейчас, и допускать, что наряду с эволюцией гоминид в Восточном Полушарии (Старый Свет) Земли могла происходить и параллельная ей эволюция подобных (аналогичных) гоминидам видов приматов, но уже не от узконосых обезьян Старого Света (Восточное Полушарие), а от широконосых обезьян Нового Света (Западное Полушарие) по моему мнению крайне сомнительно. Необходимо заметить, что материки Западного Полушария расположены по меридианам, в отличие от Восточного, земли которого за исключением южных частей Африки и Евразии расположены по параллелям. Это происходит по мнению большинства геофизиков из-за того, что основная часть земной суши под разными углами дрейфует к северному полюсу, оставляя в Южном Полушарии только вытянутые по меридианам свои участки (Южная Африка, Южная Америка, разорванные «Сунда» и «Сахул»). А находящаяся на самом юге Антарктида по форме чем-то очень напоминает очертания, как Южной, так и Северной Америки. Одним словом, в последнее очень продолжительное время расположение Земной суши по меридианам остаётся вторичным по отношению к её расположению по параллелям. Поэтому и эволюция большинства высокоразвитых млекопитающих происходила в пределах Восточного полушария (Старый Свет), наиболее прогрессивные виды которых – хищные, жвачные, хоботные и приматы через периодически возникающие мосты суши между обоими полушариями обживали и Новый Свет, способствуя полному вымиранию или вытеснению его автохтонов – сумчатых, неполнозубых, литоптерн, нотоунгулят и частично мозоленогих с непарнокопытными, которые либо полностью, как носороги и лошади, либо частично, как тапиры и мозоленогие – переместились на Старый Свет с Нового, что способствовало их дальнейшей эволюции, а, значит, и выживанию. То, что приматы имели изначальную родину в Старом Свете, не вызывает сомнения у большинства зоологов, но в том, когда, как и где произошло разделение сухоносых обезьян на узконосых, ныне обитающих только в Старом свете и широконосых, ныне обитающих только в Новом Свете, согласия у них нет. Одни предполагают, что широконосые обезьяны заселились в Новый Свет через Берингию, т.е. через существовавший ранее («тёплый») мост между северо-восточной Азией и Северной Америкой, а другие, – что через цепь когда-то существовавших островов между Африкой и Южной Америкой, используя спонтанные плавсредства как спонтанно, так и поневоле. Как бы то ни было, но широконосые обезьяны Южной Америки есть совершенно отдельная от узконосых обезьян ветвь развития приматов, изолированная от них географически. Очевидно, что это разделение произошло ещё тогда, когда предки этих двух парвотрядов мало отличались друг от друга и только определяли свои основные интенции (таксисы). Первоначально они у них были сходными – и те, и другие начали приспосабливаться к жизни в четырёхмерном пространстве тропических и экваториальных лесов эоцена и олигоцена, проживая в основном на деревьях, соединённых, овивающими их, лианами. Но в процессе их эволюции стали выявляться два характерных способа передвижения по ветвям и лианам представителей этих двух изначально родственных, но уже начинающих разделяться по этому признаку, парвоотрядов. Предки узконосых обезьян стали предпочитать мобильность устойчивости, а предки широконосых обезьян, напротив, - устойчивость мобильности. В результате хвост узконосых обезьян во время их передвижения стал использоваться ими либо как балансир, либо редуцировался у них частично или полностью за ненадобностью, а верхом совершенства перемещения по ветвям и лианам стала способность быстрых брахиаторов – бесхвостых гиббонов и сиамангов – преодолевать расстояния до нужной цели в вертикальном и горизонтальном направлении с максимальной скоростью и безопасностью. Впоследствии другие представители первоначально древесных узконосых обезьян частично или совсем спустившись со своих древесных «небес» на «грешную» землю, вполне успешно обжили её, включая водные пространства, как это сделали мартышкообразные: носачи и японские макаки; а также человекообразные: наши предки наяпитеки.
Интенция широконосых обезьян, как было сказано выше, пошла по другому пути – устойчивость они предпочли мобильности, и для этого хвост они использовали не только как балансир, но и как фиксатор. Он превратился у них практически в пятую цеплятельную конечность, что, скорее всего, и поспособствовало увеличению размера их мозга относительно тела, причём, в этом они обогнали всех узконосых обезьян, включая гоминид. Это подчеркнул, в частности, криптозоолог Бернар Эйвельманс. Мне представляется, получилось так потому, что для использования хвоста, как рабочего органа, безусловно потребовали увеличения те отделы мозга, которые отвечали за эту функцию, усложнив тем самым его организацию («конструкцию»). Но это же и ограничило дальнейшее освоение широконосыми приматами других сред – земной и водной, ведь фаунистические комплексы – это не только леса, а ещё и самые разные открытые пространства с многочисленными водоёмами. При этом высокая степень уверенности пребывания в четырёхмерном древесном пространстве благодаря их пятичленной «конструкции» не гарантировала им: 1 успешной конкуренции с более мобильными и агрессивными узконосыми приматами, 2 а также спасения от хищников, для которых предпочтительны более медлительные объекты охоты в случае отсутствия у тех органов агрессивной защиты или больших размеров. Скорее всего, именно эти два фактора побудили предков нынешних широконосых приматов покинуть свою первоначальную родину – Африку, как предполагает большинство приматологов, и переместиться по течениям Атлантического океана в Южную Америку на плавучих брёвнах павших деревьев, где тоже есть их враги – змеи и другие хищники, но нет более успешных конкурентов – узконосых обезьян. А преследовать их или последовать за ними у их «гонителей» - узконосых обезьян и хищников реальных мотивов, вероятнее всего, не было.
Другая гипотеза жёсткой локализации широконосых обезьян в Южной и Центральной Америках подобна гипотезе пребывания полуобезьян-лемуров на Мадагаскаре, чья фауна надёжно отделена от Эфиопской (Африканской) достаточно быстрым Мозамбикским течением Индийского океана, образующим внутри себя, ряд замкнутых «водоворотов». Мадагаскар отделился от Африки задолго до появления в Ней первых настоящих обезьян, с которыми полуобезьяны не смогли конкурировать на своей африканской прародине и избежали своего полного вымирания только благодаря этому мадагаскарскому отделению. Согласно этой гипотезе широконосые обезьяны, подобно лемурам, должны были появиться в Африке раньше узконосых и выжить благодаря тому, что их ареал оказался спасительным образом разорванным из-за расхождения Африки с Южной Америкой, что может свидетельствовать и о более раннем, до кайнозойском происхождении высших приматов, ведь это расхождение произошло по мнению палеогеографов в позднемеловое время.
В любом случае можно констатировать параллельную эволюцию широконосых и узконосых обезьян, в результате которой узконосые обезьяны вытеснили широконосых обезьян со Старого Света, поспособствовав вымиранию их на Нём.
В целом широконосые обезьяны, конечно, уступают в интеллектуальном отношении узконосым, несмотря на свой больший, чем у них, мозг. Но есть свидетельства тестирования капуцинов – самых сообразительных и обучаемых широконосых обезьян, и по решению, предложенным им человеком тестов-задач они, согласно выводам некоторых исследователей обезьяньего интеллекта, не уступают шимпанзе – наиболее интеллектуальному антропоиду, которого можно обучить языку глухонемых. Можно ли обучить этому капуцинов мне не известно. Известно, однако, что в местах своего обитания капуцины используют примитивные орудия труда (камни) для разбивания орехов, которые предварительно высушивают; натираются ароматизаторами для отпугивания кровососущих насекомых; соскабливают с древесных лягушек их ядовитую слизь перед употреблением их в пищу. Некоторые из них узнают себя в зеркале…
Бернар Эйвельманс сообщает нам о широконосой «бесхвостой обезьяне де Луа», названную им «амероантропом», который, по его мнению, может быть аналогом человекообразных обезьян Старого Света. Отмечая то, что на этой фотографии совершенно очевидной коаты (паукообразной обезьяны) не видно ран от пуль, которыми она, согласно его описанию, была «свалена» после её «нападения» на, обнаруживших её, людей; и то, что на этой фотографии не видно был ли у неё хвост или нет (она снята в фас), можно почти уверенно констатировать, что тут, уважаемый мной, Бернар Эйвельманс, в большинстве случаев убедительный в своих исследованиях, явно выдал желаемое за действительное. Хвост есть у всех широконосых обезьян, а у паукообразных обезьян он ещё и самый цепкий. Так что для его редукции в процессе эволюции не было никакой анатомической необходимости, ибо и у «обезьяны де Луа» все внешние признаки - строение верхних (редуцирован большой палец руки) и нижних конечностей (большой палец ноги сильно развит как хватательный) - соответствуют древолазающим паукообразными обезьянам. Нельзя не отметить, что и масса обезьян Нового Света не превышает 15 кг, что вполне соответствует особенностям их строения, исключающих больший вес при их пятичленном способе передвижения.
Конечно, избежав вымирания в процессе конкуренции с обезьянами Старого Света, широконосые обезьяны достаточно успешно развивались в интеллектуальном отношении на Новом, но сильная зауженность, пусть даже лучше развивающих мозги, четырёхмерных мест их обитания – стволов и ветвей тропических деревьев, соединённых иногда лианами – не могла дать им тот простор для многостороннего развития, который обрели узконосые обезьяны и, произошедшие от них палеоантропы и люди, мигрировавшие через Берингию в Новый Свет и дошедшие в Нём до мыса Горн вслед за их спутниками, конкурентами и объектами их охоты: хоботными, парнокопытными, настоящими (не сумчатыми) хищными и другими животными, сэволюционировавшими на Старом Свете. Так, что следы жизнедеятельности древнего человека, обнаруженные Амегино Флорентино в Южной Америке, – его орудия и его останки, всеми своими анатомическими деталями подтверждающие их родство с обезьянами Старого Света, говорят в пользу того, что впервые он появился не на Новом Свете, а лишь мигрировал туда из Евразии. Если следовать логике Амегино Флорентино, то Новый Свет можно считать родиной предков не только современного человека, но и хоботных, парнокопытных, грызунов, не сумчатых хищных, что, впрочем, полностью противоречит данным палеонтологии и генетики. Неотропическая Фауна в целом достаточно своеобразна. Она, подобно Австралийской, стала прибежищем для отстающих в эволюционном отношении отрядов млекопитающих – сумчатых и неполнозубых, а если рассматривать и оценивать эволюцию приматов в отдельности, то Неотропическая Фауна в этом отношении ещё более соответствует Мадагаскарской, где нашли прибежище, избежав гибельной конкуренции с обезьянами, полуобезьяны, сохранив менее прогрессивных широконосых обезьян, которые в силу своей узкой приспособленности к жизни на деревьях с использованием цепкого хвоста, не могли быть предками современного человека или его вероятного прямоходящего и бесхвостого южноамериканского аналога в любой отрезок времени. А предположение, что человек современного вида произошёл от архантропа или палеоантропа, мигрировавшего в Новый Свет со Старого, маловероятно и допустимо с такой большой натяжкой, что этим предположением можно пренебречь.