Ольга научала беречь всех, только не её саму. Она всё чаще ловила себя на мысли о том, что потратила всю жизнь на постижение прописных истин, которыми люди (преимущественно) упорно пренебрегали. Она ещё в детстве научила сына любить свою будущую жену и детей, и он любил и жену, и сына. Она напоминала каждой из подруг, как мало ценят они то, что есть в их жизни и мало дорожат: «Любите и цените своих мужей. Да, у них есть недостатки. Так разве им не приходится потерпеть и от вас что-то? Разве то, о чём сейчас говорим, о ваших обидах, важнее всего, важнее мира в семье? Вот твоё то, чего хочется тебе лично, важнее всех – твоего мужа, твоих детей, вашего счастья?..»
На эту тему можно было поспорить, однако одно было безспорно: может всё и не так гладко в мелочах и можно было подкопаться и найти нестройность теории Ольги, однако стратегически её советы и вразумления были верными, поскольку давали добрые плоды.
Проходило время, и каждый так или иначе возвращался, чтобы поблагодарить. Тогда Ольга улыбалась, и ей казалось, может и не совсем напрасно она проживает свою жизнь. Тогда Ольга улыбалась, а сейчас она была в смятении.
«Сапожник без сапог…, - погрузившись в тяжёлые размышления резюмировала Ольга. – Как же произошло, что я научила сына всему: любить жену, детей, бабушек и дедушек и не научила любить себя? Как же мой Илья, мой самый лучший в мире Илья, может так ненавидеть меня? И за что? За деньги? Ну да, я не могу дать ему рыбку. Но я же дала ему удочку! Иди и налови. Так неужели это не стоит ничего? У него хорошие друзья, уважаемая работа, учёная степень, своя семья… - почва под ногами, а я оказывается ни при чём. Совсем ни при чём! Оказывается, вместо всего этого дороже двушка на Алексеевской…»
- Он тебе так и сказал? – уточняла Мария Ивановна. – Так и сказал, съезжай?
- Да, так и сказал. Сказал, что будет продавать квартиру. Я не представляю даже, как мне быть дальше? Полтора года на то, чтобы обустроить здесь жизнь. Больше чем полгода без работы… Ещё двух месяцев на прошло, как доделала шкафы и распаковала вещи до конца. Мама, я только более-менее начинаю запоминать, где и что лежит. Представляешь, сколько раз это пришлось перекладывать всё и таскать из угла в угол?.. Более-менее начала привыкать и осваиваться, познакомилась с людьми… и снова иди. Куда мне идти? Не представляю даже.
- Может вернёшься в свою московскую квартиру? – с сочувствием предлагала Мария Ивановна.
- Нет, - отрезала Ольга. - Туда я не вернусь. Даже если камни с неба… Так глупо продавать квартиру, - сокрушалась Ольга, - которая была куплена до брака и вкладывать в дом, в совместно нажитое... Сегодня у него девять миллионов, а завтра – четыре с половиной. Разве нельзя просто купить дом? Пусть та сторона тоже вложится – вот и будет совместно нажитое имущество, - кипятилась Ольга, - А то не ударили палец о палец, а им всё подай на блюде с голубой каёмкой и прямо сейчас. Какие же цепкие, до мерзости, бывают провинциальные люди. Где тот Воткинск? Однако вынь им да положь – барыни… Мама, мой сын, будто ослеп и оглох. Разве учила я его плохому, чтобы сейчас он мне вот так под зад коленом и пошла вон?
- Да, тебе очень обидно. Поехали в твою квартиру, всё разломали там, повыкидовали, чтобы и духа твоего не осталось. Такая квартира у тебя была уютная! Ты здесь ремонт делала, обустраивала. Столько сил, столько труда вложила. Переехала в голые стены. Нет, мне нужно поговорить с Ильёй, - решительно заявила Мария Ивановна.
- Уверена?
- Уверена. Если они не собирались жить в твоей квартире, зачем разламывали там всё. Теперь и сами не живут там, и тебе как переезжать туда?
- Ты права, там руины. Мне не по силам ещё ремонт и ещё обустройство… Не хочу и не буду, - усталым опустошённым, но твёрдым голосом произнесла Ольга. – Эта квартира – моя боль.
- Так что же будешь делать?
- Сдам её и сниму что-нибудь в Беларуси. Коль не нашлось мне места ни в Москве, ни в Подмосковье, вернусь в Беларусь. Поживу какое-то время, а там будет видно.
- Приезжай. Тем более на первое время у тебя есть где остановиться.
- Спасибо, мама. Я всё равно понимала, что скоро изменится моя жизнь. Так не бывает: тишь, гладь да Божья благодать. Не в этой жизни. Просто думала, что пойду работать в школу здесь, учительницей. Выйду, так сказать, в люди. Потом подумала, что со временем вернусь в Москву, может устроится как-то жизнь иначе. А выходит не то и не другое. На всё воля Божия, - закончила размышление Ольга.
- Тебе давно уже пора в люди! – подхватила любимую волну Мария Ивановна.
- Мам, ну их этих людей – от них только боль и разочарование. Поэтому и не спешу. Вот, скажем, пойду в школу. А что такое школа сейчас – сфера услуг. Сейчас ученики считают, что учителя должны их обслуживать. Не учить, не воспитывать, не одухотворять, а обслуживать. Родители по щелчку пишут жалобы директору и выше: не те вопросы задаёшь у доски, не те оценки ставишь, не так тему раскрываешь… Да мало ли чего? А задачи, которые ставит нынче Министерство образования перед учителями… Научить? Воспитать?.. Нет и нет. Проверять знания. Адаптировать к жизни. Я не должна их ни учить, ни воспитывать, даже не имею права такого. А если покажу им, как лгать, уворачиваться, извлекать выгоду, хамить вежливыми словами…, то тем самым выполню свою функцию учителя в высшей степени – адаптирую их к современной жизни. Ты же понимаешь, что я не буду делать этого?
- Да, ты не будешь, - подтвердила в глубоком раздумье Мария Ивановна. – Но что же делать тогда?
- Сеять доброе, разумное, вечное, - улыбнулась, наконец, Ольга. – Мам, знаешь, о чём я сейчас переживаю больше всего? Не о работе, не о квартире и даже не о словах Ильюши.
- А о чём же? – неподдельно удивилась Мария Ивановна.
- О дне рождения Саввы. Илья пригласил меня в ресторан. И не то чтобы пригласил, а поставил ультиматум, написав смс: «Мы отмечаем д.р. Саввы в «Русском», будет Зоя Анатольевна, мы, и ты тоже приглашена. Ты будешь?»
- Да уж, приглашение… - в задумчивости протянула Мария Ивановна.
- Это фигня. Ты же знаешь, я обиды не держу. Дело не в этом.
- А в чём? – пока не могла взять в толк Мария Ивановна.
- Понимаешь, на моей стороне не будет никого. Если считать, что Илья настроен, допустим, нейтрально, а Зоя и Катя категорично, то кто со мной? А если они уже подготовили «многоходовку», что скорее всего. Представляешь, каково мне придётся, когда они станут разыгрывать, как по нотам свою партию, под циничным наблюдением Ильи.
- И что ты собираешься делать?
- Не знаю. Может не идти? – размышляла Ольга, - Конечно, если бы у меня был муж, они ничего такого не посмели бы… Вот если бы ты могла приехать? – осенило её вдруг.
- А давай приеду! – откликнулась Мария Ивановна сразу. – Заодно и с Ильёй поговорим.
- Я ему написала письмо, и не знаю, может отправить? – сомневалась Ольга.
- Когда написала?
- Да на следующий день после нашего того разговора про выселение, уже неделя прошла.
- А чего не отправила?
- Да я так написала, больше для себя, а не для него. Чтобы избавиться от мыслей по кругу. А сейчас поговорили с тобой и почему-то поверила, что он может услышать. Хочешь прочитаю?
- Давай завтра, - предложила Мария Ивановна, - мне сегодня нужно в огороде ещё кое-что сделать.
- Хорошо, - согласилась Ольга. Тем более, что читать ей это письмо не особо хотелось. Она не особо рассчитывала на понимание и подавно не рассчитывала на одобрение от Марии Ивановны. Да и отправлять его тоже не хотелось, поскольку не видела смысла стучать в стену без двери.
Продолжение следует