Морозко писал мне ночами
картины на хрупком стекле,
и кружевом нежным, цветами
искристый рисунок белел.
А я, лишь проснувшись, спешила
узоры его посмотреть,
и детской фантазии сила
включала свою круговерть.
Мне виделись севера сказки,
поляны цветов изо льда,
белька белоснежного глазки,
сугробов больших чистота.
Дыханьем я грела окошко
и пальчиком терла стекло.
Хотелось мне дальше немножко
взглянуть, куда душу влекло...
Но детство ушло безвозвратно.
Мороз мне не пишет картин.
Окошко теперь аккуратно
завешено сеткой гардин.