Мрачнее тучи был старик,
Лицо серело от кручины.
И вот слуга пред ним возник:
«В чем, государь, тоски причина?
Сейчас не слышит нас никто,
И я уж много лет с тобою,
Любую тайну, что откроешь
Я унесу с собою в гроб».
Владыка молвил: «Так узнай,
Держать в себе нет больше мочи,
Но никому не доверяй,
Кроме себя и этой ночи.
Народ всегда меня любил,
Я долго правил сей страною,
Был стражем мира и покоя,
По справедливости судил.
Но ведь правления бразды
Порой в ущерб семье даются,
И воспитания труды
На волю ветра остаются.
Так получилось и со мной:
Сыны в походах были рядом,
А дочери, моя отрада,
Пошли дорогою другой.
Моя Тамара, ясный свет,
Сильна умом и красотою.
Когда достигла юных лет -
От сватов не было отбою.
Но всем отказывала зло,
Другое выбрала занятье,
Седло любила вместо платья,
Избрав разбоя ремесло.
И стала путников грозой
На всех дорогах, что в округе,
И только с утренней росой
Пускались в странствия лишь люди.
Но время шло и буйный нрав
Смягчился, видимо, с годами.
Молилась о прощеньи в храме,
Передо мною ниц упав.
Просила дать на монастырь,
Что строит днями и ночами.
Поверил ей, и вмиг простил,
И отбыл на войну с врагами.
Так что же вижу я теперь?
Здесь крепость выросла в два счёта.
Гнезда разбойников ворота,
Но не святого места дверь…»
Слуга внимательно кивал,
Свечи огонь плясал на блюде,
Затем чуть слышно прошептал:
«Мой господин, пусть будь что будет.
Ты прозван праведным не зря,
Ибо со всеми равной мерой.
Суди и тут, как должен делать,
И твой народ поймёт тебя».
Владыка, выслушал, привстал,
Враз схлынул морок тяжкой ночи,
И верным стражам приказал
Схватить изменщицу же тотчас.
И бросить в башню, заложить
Камнями с надписью: «Тамару,
Родную дочь, господарь старый,
Здесь проклял и велел сокрыть»