Сбегал подсолнух в дубовую рощу.
"Доброго вечера! - говорит, -
Это приблизилось солнце-пращур,
Это хребты моим братьям трощат,
Тихо полполя пылает, горит,
Лица чернеют и зёрна орут,
Тихо тополя сгорает, трещит.
Может, у вас тут пионы не бьют?
Может, у вас тут не прячут гвоздик?
Бьёт или бьётся, как сердце, родник?
На паука променяю пчелу...
Будет лицо моё сухо и пусто -
Лишь бы не видеть небесной пасти.
Будет лицо моё падать в барвинок,
Спелые щёки в рыжую глину.
Чтоб не расти детворе из рёбер,
Когда станет небо весенней рыбой,
Чтоб не цвести над ключицей сорной,
Когда ходит дождик тревожной серной".
И отвечала дубовая роща:
Там по следам твоим звери рыщут.
Солнце и рой молодой пчелиный -
Ярок твой след. А у нас безлунно,
Зёрна во тьме прорастают тленом,
Гнёзда кричат тишиной полынной.
Ты на опушке побудь безголовым -
Может, минуешь огни-облавы.
Ржавой струной не звени во мраке -
Может, весной отведёшь за руки
Деток на поле. Тут недалёко.
И возвращайся. Уже навеки.