Сеющий ветер жнёт непременно бурю,
Ждущий закат вдаль устаёт смотреть.
Сеятель, скомкав время, твердит: «Не буду,
В души не стану сеять по зёрнам смерть».
Загнанный зверь не обретёт свободу,
Бросив на карту счастье, суму и честь.
В нём погибает вера борьбы с собой,и
Сердце, что так звучало, в миг разорвётся здесь.
Всё, что он видит - только могильный отблеск
Чистых, как холст, предгорий и позолоты рек,
Слышится крик эриний в повинном "после",
Свет заштрихован кровью, и горизонт померк.
Путь его долог, если дорога к Богу,
Но за верстой излома - к солнцу опять верста.
Острою бритвой ровно ведёт по горлу,
В тело земное не устают врастать
Крест за крестом. И - наравне с Пилатом,
Право ему отпущено силой карать врагов,
Град на холме расставит свои заплаты,
Рушатся Башни - гибель и приговор.
Вдребезги бьётся мир ослеплённых истин,
Слева рыдает Лета, справа бушует Стикс.
Костную ткань срывает далёкий выстрел,
Душам и мыслям пленным не суждено спастись.
Манит в конце тоннеля в свои объятья
"Скрип колеса", что судьбы вершит в ночи.
Сеятель гладит нервной рукой распятье
И одевает в саван немых мужчин.