- Александр Петрович, ну зачем вам это надо! - Жора был на грани отчаяния. Каша стыла, тайминг безнадёжно срывался. Впрочем, как и всегда.
- Ничего ты не понимаешь в жизни, Жора, ровным счётом ничего! - АП назидательно отмеривал шаги из угла в угол, не обращая внимания ни на Жорины страдания, ни на кашу.
- Я хочу сделать что-то такое! - руки АП взлетели вверх в торжественном жесте: «Такое! Такое!... (нужных слов, видимо, не нашлось). В общем, чтобы запомнили! А ты помочь не хочешь, черствый ты человек! Бука!», - в отчаянии вскричал АП.
- Ну, Александру Петрович, ну какие мемуары, зачем вам? - Жора робко, но упорно продолжал протестовать.
- Жора! Ты непроходимо туп! Я хочу передать людям свой бесценный опыт!
- Какой опыт? - тихонько возразил Жора, - вы же этой комнаты никогда не покидали?
- Какая разница: покидал, не покидал?! Ты не понимаешь всего ужаса положения! Ведь я всё знаю про этот мир, всё понимаю, а высказать свою мудрость не могу! А ты помочь не хочешь.
Жора вконец растерялся:
- Что же я могу сделать?
- Ну вот почему ты такой тупой, Жора? Всё, что от тебя требуется: садись и пиши. Бери перо, бери пергамент. Записывай мысли, которые я буду изрекать.
- Какое перо? – совсем растерялся Жора.
- Да какая разница?! Вон карандаш возьми цветной. Синий возьми! Синий – цвет мудрости!
Тут Жора взорвался:
- Да когда я это записывать-то буду! У меня вас ещё семеро на вечер!
- Жора! Какие семеро? Они подождут! У меня осталось так мало времени…
- В смысле? - испугался вдруг Жора, - вам же еще жить да жить!
- Ах, Жора! Как там люди говорят? Спят усталые игрушки, книжки спят… Как же там дальше?
Вконец обалдевший Жора послушно продолжил:
- Одеяла и подушки ждут ребят…
- Вот-вот! – АП, было, немного задремал, а, может, ушел в себя, но тут встрепенулся от внезапной мысли - Даже сказка спать ложится! Вот! Даже сказка ложится, и мне скоро спать (сказано это было с неизбывной грустью). Скоро, совсем скоро!
- Так завтра напишете, - Жора не скрывал облегченного вздоха.
- Завтра я всё забуду, дурак! - сказал АП в сердцах, - Кто мои откровения запомнит? Ты что ли, идиот?
- Да я-то не запомню, конечно, обрадованно засуетился Жора, - но можно же на диктофон записать! И потом, записывать вы сами могли бы, вам писать полезно.
- Ох, Жора, - поморщился АП, - ты же знаешь: буквы прописывать у тебя быстрее и лучше получается. Потом ты подправить всегда можешь, подсказать, если слово подходящее не находится. Ловко у тебя получается со словами нужными. Это, конечно, не мудрость изречь… Но у меня на бумаге всегда как-то корявовато выходит. Тебе-то - раз плюнуть словечко подобрать - язык у тебя без костей А я, пока думаю все это в голове, всё красиво, да ладно. А как запишу - выходит какая-то белиберда! А вместе у нас шедевр выйдет, а не мемуары! А я тебя техническим директором впишу, даже вторым автором (АП уже явно подлизывался). Первым, сам понимаешь, не могу – мемуары-то мои.
- Александр Петрович, миленький, ну некогда мне! - Жора почти умолял.
- Сам из тьмы выбраться не хочешь и мне славу заступил, - АП со всей возможной укоризной взглянул на Жору. Покряхтел и постонал погромче, однако всё-таки принялся за кашу.
- Ну куа фебе фрефя февать? Ты фто, офять ф феня нафял? – говорить с набитым ртом было все-таки нелегко.
- Да нет, как же с вас? Сначала Варвара Степановна. Она не простит, если с неё не начать.
- Да, с Варенькой лучше не связываться, мрачно подтвердила АП.
Жора словил мгновенный флэшбэк.
- Со мной лучше не связываться! - с гордостью говорила ВС ему буквально минут пятьдесят назад, - Я, знаешь, не спущу!
Жора только молча кивал: любое сказанное слово могло стоить задержки минут на десять, а сказанное против – и на все двадцать.
-Не умеешь ты, Жора, с женщинами обращаться. Вон как памперс залепил - совсем без нежности. Неудивительно, что они тебя не любят. Женщина ласки требует!
Тут ВС посмотрела на него своим особым взглядом:
- Эх, Жора, были б мы с тобой по возрасту ну хоть немного ближе я, б из тебя мужчину настоящего сделала. Что молчишь? Женщина любит ушами: никто тебе этого не говорил, дураку? (Жора всем телом потянулся оправдываться) Да молчи уж, молчи! Что ты толкового сказать-то можешь? И ведь угораздило же! Послал Бог вот такого вот Жору! (и как бы про себя) Это, похоже, мой крест!
- Варвара Степановна, но ведь вы могли бы и сами…, - неожиданно для себя выпалил Жора, захлебнувшись словами от осознания собственной смелости.
- Что могла бы сама? – ошарашенно надвинулась ВС, в возмущении от Жориной наглости.
- Памперс залепить, - пролепетал чуть слышно Жора.
- Может еще кубики в картинку тебе собрать, чурбан? – ВС от гнева растеряла все изящные аргументы, - Да, Жора, настоящий мужчина по одному взгляду бы всё сделал и словом бы потом не обмолвился. А ты! Да что ты, если такие мужчины как Александр Петрович и Егор Владимирович, и то знаки внимания давать как следует не могут! Один всё в мемуарах своих, другой – в рассказах о былых подвигах военных. Да наврёт же, наврёт с три короба!
- Ну, Варвара Степановна, ну голубушка, - примирительно проговорил Жора,, - ну вам же полезно мелкую моторику развивать.
- Какая я тебя голубушка, олух! – тут же закипела ВС, - и ты мне тут не умничай: «моторика-шмоторика». Говорить с дамой нужно так, чтобы понятно было, ботаник ты очкастый.
Лицо ВС сморщилось так, что стало ясно, что она вот-вот заплачет: «Девушку нежную обидеть легко!» Жора, в сотый уже, наверное, раз, растерялся. И, хотя все всегда повторялось, терялся Жора от души - так, что и слово сказать не мог. Он открывал и закрывал рот, хлопал глазами и усердно топтался на месте.
- Вот! – удовлетворённо заворчала ВС, - Молчишь? Сказать нечего?! Ну молчи, молчи! И не таких умников уделывали. Против правды-то ничего не скажешь. Нечем тебе, Жора, откровенность мою бить. Ладно, не дуйся на меня. (ВС, кажется, злилась теперь на то, что перестала вдруг понимать, на что злилась) Не будь Букой. Я сегодня не в настроении. Одень меня и иди.
Жора в этом месте обычно незаметно облегчённо вздыхал.
- Так что, будем писать сегодня? – АП справился с кашей.
- Что писать? – Жора большей частью сознания был ещё воспоминаний.
- Ты что, заснул что ли? – АП несильно постучал ложкой по жориному лбу, - мемуары, конечно.
- Александр Петрович, миленький, давайте не сегодня.
- Сегодня, сегодня, хочу сегодня!
Жора с тоской подумал о следующих семерых.
- Хорошо, давайте сегодня, - обречённо согласился он.
- Ага, давай, бери карандаш, - АП аж подскочил от радости, - да не этот, синий, синий. Я же говорю цвет мудрости! Вот! Вот так! Садись, пиши. Значит… - АП возбуждённо заходил из угла в угол, - жизнь моя проста, но этой простотой и горжусь! Записал? Хорошо! Жил я как все, но сколько бы ни отмерил мне рок, жил, живу и буду жить по совести и в соответствии с законом жизни. Записал? Так, что же дальше? Родился я… когда я родился? (Жора пожал плечами) Что значит, не знаешь? Ну хоть год? А, да неважно! Родился я в серости, среди серых людей, не знающих закона жизни. И, сколько было моих сил, просвещал окружающих по этому закону! Нет! «Сколько было сил» зачеркни, пиши: «не жалея сил своих».
- Александр Петрович, - потихоньку вставил Жора.
- Ну чего тебе? - сердито вскинулся АП.
- Вам бы на горшок, вы что-то запукали.
- Вот же дурак, - с досадой промолвил АП, - всю мысль сбил. Как теперь продолжить? Ладно сажай, правда что-то живот тянет. Но ты садись снова, пиши. Так! Пиши: «Приобретённый мною в результате опыт позволяет мне утверждать… позволяет утверждать… Вот же дурак, сбился из-за тебя совсем. Вот что он позволяет утверждать? Можешь ты мне сказать, дубина? Не можешь! Тебе бы всё: горшок, горшок… А, как известно: не боги горшки обжигают. Вот ты не Бог, Жора.
Жора аккуратно подмыл АП под краном, вытер насухо и посадил в стульчик.
- Молочка не желаете, Александр Петрович? - участливо спросил он, всем видом выражая раскаяние.
- Давай своё молоко, дурак, - пробормотал, зевая, АП. Тёплая вода явно подействовала на него расслабляюще, - только быстрее давай, а то мы мемуары не допишем.
- Допишем, Александр Петрович, непременно допишем, - сказал Жора, внутренне ликуя от предвкушения того, что сегодня уже точно не допишут. Через пару минут молоко было готово и поставлено перед АП.
- Пенку убери, - хмуро сказал АП, - ты же знаешь: не люблю.
Жора покорно убрал пенку. АП выпил молоко и отдал Жоре стакан.
- Так, что там у нас, Жора? На чём остановились?
- Приобретённый вами опыт позволяет утверждать…
- Ах да!, - вид у АП был вялый, его отчаянно клонило в сон.
- Ну так: опыт позволяет утверждать… позволяет утверждать… Что я там имел в виду? – голос АП затихал, нос склонился к поверхности столика. Жора бережно подхватил АП на руки и донёс до кроватки.
- Дурак ты, Жора, а всё-таки единственный, кто меня тут по-настоящему понимает, - спросонья пробормотал АП.
- Люблю я вас, Александр Петрович, - с внезапной нежностью проговорил Жора, но АП уже не слышал.
Жора устало шел по длинному коридору, когда из дверей выглянуло заплаканное личико ВС.
- Почему нас никто не любит? Почему? – воскликнула ВС, обращаясь не то к Жоре, не то к пустому коридору, не то к вечности.
- Кто не любит? - осторожно спросил Жора.
- Никто! - горестно всхлипнула ВС, - никто не понимает, относятся к нам, как к детям.
- Шли бы вы спать, Варвара Степановна, - как можно ласковее обратился к ней Жора.
- Вот и ты туда же! - горестно воскликнула ВС, - спать, спать… А понимаешь ли ты, Жора, как я устала, - ВС явно готовилась пойти в разнос. Жора испугался выставил ладони вперед миролюбиво, как бы успокаивая: «Так я же говорю: спать ложитесь».
- Я устала не так, я от одиночества устала!
- Какое же одиночество, Варвара Степановна! Ведь вас девять, других и того меньше… Опять же, что Александр Петрович, что Сергей Дмитриевич вокруг вас постоянно крутятся. Я опять же!
- Да что мне люди, - всхлипнула, успокаиваясь ВС, - я среди людей одинока. Никто меня не понимает, никто не любит.
- Я люблю, - второй раз за вечер неожиданно для себя сказал Жора. ВС постояла несколько секунд с любопытством глядя и хлопая глазами.
- Вот ты точно дурак, - сказала она и весело хлопнула дверью.
Жора тяжело вздохнул и потихоньку пошёл дальше, всеми силами оттягивая момент, когда войдёт в следующую дверь.