Мой милый,
Ты уж погрешил,
Но случай всё ж
Судьбу решил
В морозный полдень
Петербургский...
А барин лениво рассветы встречает,
Ему, Боже, лень спозаранку вставать,
К полудню глаза наш сокол продирает,
И ну, Боже, пить, и ну, Боже, жрать.
Потом на охоту его снаряжают,
Да только в чём толку к обеду стрелять,
Он токма сорок на болоте спужает,
Те матом его сорочным оглушать.
Вот едет домой горемыка порожним,
Пропрётся в светлицу в больших сапогах,
Скидает кафтан, сапожища в углища
И ну, снова пить, и ну, снова жрать!
Так годы младые проходят нескоро,
Лениво, бездарно, в угарном дыму,
Ему скоро тридцать, а он круглый бобыль,
Жену и детей не завел по уму.
В кабак он захожий, там есть девки-путы,
На ночь он женатым побыть бы не прочь,
Ему невдомёк, что он муж стодесятый,
Ведь девичью честь чёрту продали здесь.
И вот уж и мать схоронил он бездетным,
Она всё ждала от дитяти внучат,
А он всё одно, пить, гулять беспробудно,
Потом снова спать и по кругу опять.
Обрюз, стяжелел, позарос бородиной,
Прям чудище-юдо детишек пугать,
Он в зеркало глянет, себя он не видит,
Хмельной образина косит с него глаз.
В беспамятстве падет, проспится детина,
И снова кутить: пить, гулять, пить, гулять.
И так бы крутить сей сюжет невесёлый
Я мог бы, читатель, по кругу для вас.
Да милостлив Бог, пожалел бедолагу,
И наш образина сменил вдруг свой нрав.
Вот как-то зимой выезжал пьяный барин
По зимней охоте попробовать сил,
Вдруг видит, идёт по соседней усадьбе
Девица румяна с косой спелой ржи,
В глазах - янтари, на губах - алы зори,
В движениях - стать, речи - чистый родник.
Наш барин стрезвел от виденья такого,
Забыл про застолье, кабак и бутыль.
Помылся, побрился, почистил одёжку,
Мыслишки проветрил и разом прозрел,
Вокруг захолустье, вокруг запустенье,
И сколько ж пропито недюжинных сил...
А матушка, мама, она же родная
Ведь так защищала дитятю свово,
До тризной минуты с надеждой и верой...
О молодость, горе, о горе его!
Ну что же, помянул, поправил могилку
Кресту поклонился и сразу поник,
И дети ему стали сниться всё малы,
От думы такой исхудал наш барчик!
Хозяйство свое всё приводит в порядок,
Дворовые верят, не верят глазам,
А он всё твердит: "Люба, люба мне Оля,
Я ради неё всё отдам, всё отдам".
А Оленька наша, давно заприметив
Чудного соседа, краснела не раз.
По нраву ей барин, простой без изысков,
Рубаха бела и силища в руках.
То в поле с работником пашет на ровне,
То в стойле всё чистит коня своего,
То бабок объедет дворовых бездольных,
Зерна и муки пораздаст на житьё.
Так год пролетел, ай, да наш образина,
Совсем изменился и впрямь не узнать.
И чист, и опрятен, начитан, галантен,
В глазах огоньки, всё готов ей отдать.
"Ой, Оля, ты, Олюшка, будь мне судьбою,
За мною ты будешь, как за крепкой стеной,
Любой твой каприз я тотчас же исполню..."
И Оля в ответ: "Буду верной женой!"
Не думали долго, и свадьбу сыграли,
Ой как веселился потешный народ,
А барин то наш, позабыл про застолье,
От Оли своей не отводит всё глаз.
И вот уже год двадцать пятый проходит,
А барин всё Олюшку боготворит,
Детей у них пять, скоро внуков подарят,
Он также всех их будет сильно любить.
Пора бы закончить мне сказывать сказку,
Но если позволите, я вам скажу:
"Вы смолоду, братцы, цените рубаху
И честь не топите в похмелье своём...”