Горькая доблесть

 
От автора.

Фашистам виделось шиком,
Массу судеб поставить на кон:
Жён, матерей, что потемневши ликом,
Надрывно голосили в унисон!
И солдат, безоружных внезапством,
Словно стадо пускали в убой!
А они монолитились братством,
Только смерть нарушала покрой!
И когда, с обреченностью дерзкой,
Вызывали огонь «На себя!»,
Воздух трескал свинцовой нарезкой,
Будто порох  горела земля!

Страшно думать, как гибли сражаясь,
Исполняли неписанный долг.
За победу сполна рассчитались,
До сих пор черезкраен итог!

Я не знаю, хватило б нам воли,
Чтоб самим время то пережить,
Но ПОКЛОН всем, кто вынес те боли!
ПАМЯТЬ ВЕЧНА, кому уж не быть!
 
          Пролог.
    
Из варяг по Днепру прямо в греки,
Водной ширью где путь пролегал,
Летописец восславил навеки,
Край рубежный Российских начал!

То, историей битая женщина,
На Москву постоялым двором,
Для захватчиков была Смоленщина.
(И, нередко, обратный паром)
               
Да, ворота к столице  открыты
Иноземцами были не раз,
Но боями кровавымим  взрыты!
 Лишь такой удавался окрас.
               
И теперь, вновь, в годину лихую,
Не минуя судьбы роковой,
Немцы наглости прыть удалую
Предъявили масштабной волной.

Развязавши «блицкриг», в две недели,
Скорым вихрем, от Буга к Днепру,
Клинья танков утюжно летели
Отобедать на древнем пиру.
            
Пустяковой казалась прогулка,
До триумфа последний трамплин!
Большевистская смята шкатулка,
Русской доблести пал исполин!

     Часть первая.

         1.

Река течёт своим понятьем,
Мирские страсти ей чужды,
Но иногда военным платьем
Рядится от большой нужды.
Служа естественной преградой
Для продвижения вперед,
Врагу нахальному бравадой,
В медовье дёготь подает.
         
Так Днепр, стражевым порядком,
Германцев полчища смирил,
И Красной армии остаткам,
На сборы время подарил.
               
Случился с нечистью припадок,
Хотелось быстрых лишь побед.
Негодования осадок,
До зверских разразился черт:
Крушить взялись остервенело,
Ровнять поселки, города…
Чтоб ничего не уцелело,
И позабылось навсегда….

Чем вразумить и как отбиться?
Где оборону укрепить?
Одним замахом покуситься,
И о победе возвестить?
               
В штабах советская доктрина:
На зыбе росшая  скала-
Горит уютная перина,
Но ей по-прежнему хвала.

Ведь всем мерещилась не буря,
А ветер мало-штормовой.
(О солнце так, глазами щуря,
Глаголет разве что, слепой…) 

Незнанье точной обстановки
В приказах чехарда,  абсурд!
И лишь геройские уловки
Фашистам осложняли труд.

"Проспали! Подвела разведка!
Кишат предатели кругом!"
Подобной чуши несусветка-
Известный на Руси приём.
Назначить только б виноватых,
Свою ответственность беля:
"Мол, извините за горбатых,
А сами хлеб едим не зря."…
               
Но потихоньку обтесавшись,
Из ставки выбродила хворь!
С «козлами» мальски разобравшись,
Припарки дали  благотворь!
               
Приказ: Отход, на левый берег,
Там силы стиснем в кулаки,
Разгромных избежав истерик,
Обратно выдвинем полки!"

           2.      
Но то приказ. Реальность злее-
Достатком мало переправ!
А неприятель все бойчее
Стремит народ пустить в потрав…

И к одному, из малосчётных
Мостов, был лютый интерес.
Обстрелов и бомбежек плотных,
Он испытал огромный пресс.
       
И день и ночь, здесь тучи пыли
Не оседали ни на миг,
То люди, в муравьином мыле,
Спешили с боевых  интриг.
Машины, пешие, повозки.
Тянулись длиннейшим хвостом.
И залпов близких отголоски
Стегали громовым  хлыстом.

«Прибавить шагу!» по колоннам,
Носилось страхом нажимным…
Двенадцать лишь бойцов, заслоном
Отстало к действам подрывным!...

         4.
Не сохранили донесенья
Имен тех бравых храбрецов.
Фамилий памятных явленье
Всё восстановлено со слов:

Саперы: Нестеров, Жиленко,
Оленин, Маслов, Коротков.
Два пулеметчика-Хотенко,
Радист «нестреляный»-Марков,
Сергунин- фронтовик со стажем,
Чаидзе- воин-дебютант,
Евсеев,  в галстуке лебяжем,
Теплушин-молодой сержант.
               
Знакомы мало меж собою.
Не столь в порядке приказном,
Сколь добровольною судьбою,
Сплотились в дружестве одном!

У каждого свое заплечье,
К Фашистам набежавший счет!
Души томящее увечье,
Что сердце яростью печет!..
         
Быть может не всегда подобно,
Людские судьбы опишу.
Но память собрана народно,
К ней послабления прошу!…

         5.

Саперы, все из окруженцев,
Из Белостокского котла,
С ярмом « трусливых пораженцев»
Их рота в отступленье шла.

Укором жители смотрели,
В лицо защитников своих.
Иные плакали, жалели
Бойцов пристыженно-немых….
          
Был Нестеров-минер от бога!
Как-будто со взрывчаткой рос.
И юность отдал для залога,
Чтоб перечувствовать гипноз.
         
Он с детства истово  химичил-
Спина зудела синевой.
Провалы дерзко безразличил,
По чуду выбрался живой.

Взрывал: колодец, баню, хату.
Амбар соседский попалил,
И церковь, «властию прокляту»,
Чуть на кирпич не развалил.
    
За пакости тюрьма грозила,
Но возраст призывной сберег.
И служба слушанье привила-
Саперный батальон завлек…;
       
Армейский друг его, Жиленко,
Не меньшей страстию горел!
Другого только вот оттенка,
Порывы дельные имел:

Конструкции взрывных моделей
Любил в металле воплощать.
И чертежи, для этих целей,
Умел технично изыскать.
      
Ворчал, когда творить мешали-
Ругал пустое озорство..
Невежды сально ковыряли
На байки, это  кустовство…;
      
Оленин- тот, « троцкист, народник»!
За что в репрессиях бывал.
Но восстановлен и угодник,
Хоть правдой старо поливал.
      
Не раз ему на то пеняли:
«Молчи, иначе снова в ад».
Однако ценность одобряли-
Надежен и мастероват...;

А Маслов в жизни тихий скромник.
На службе ж-просто ураган!
Идей и выдумок питомник,
Казалось, дьяволом соткан.
      
Он был в Испании серьезно,
Границу с Польшей открывал,
Дышал в Финляндии морозно,
Под Брестом мины расставлял.
   
Лишь Коротков-образчик здравый,
Сапёрство книжески учил.
Хоть практик из него корявый,
Все ж по-пустому не ловчил:

Менял расчеты досконально,
Пока не глянется равно.
Справлялся точно, пунктуально
Не возмущаясь на «дано».
   
Он, будто фокусник над трюком,
Пытался вывесь эталон.
И часто, прогрессивным  мукам,
Дарил свой беспокойный сон……
   
Саперы, отступав,  юлили,
(Вся голь на выдумки пышна)
Смекалкой сообща дерзили,
(Команда сбита и дружна).
Погоне ловко огрызались,
Маршрут вилял от крюка в крюк.
Со смертью списками тягались!
Прощальных избегая мук.

А немцы наседали лихо-
Буквально клеясь по пятам!
Как гром, росла неразбериха,
Ущербью строевым  рядам!...

Сдержать ли мощности кувалды
Прослойке тонкой, жестяной?
Поди, найди словесной правды-
Расстрел накличешь показной!
   
Лишь взвод к Днепру, в итоге вышел-
Четыре-пятых полегло!
Так, множество солдатских чисел,
Сюда добраться не смогло…
   
Совсем уже упали духом:
«Как!Отступленье продолжать?
Колючим ведь, не мягким пухом,
В земле товарищам лежать!»
И, на призывы: «Добровольно
Остаться, уничтожить мост.
Чтоб не прошли враги разбойно,
Состряпь толовый компост!»
 Саперы дались не взирая,
Что может статься впереди!
Не будет им земного рая,
С позором горьким позади!
   
         6.

Хотенко- близнецы с Урала,
Призвались в армию весной.
Но живость юного запала
Перековеркало войной.
   
Под Минском, до солнцестоянья,
Они служили на хвалу.
Учебных тактик  состязанья
Крепили выправки шкалу.
   
Легко давалась строевая,
Мат часть ружейных образцов.
И жизнь, окопно- полевая
В орлы готовила птенцов…
   
Тем пагубней ломала жатва,
Что вскоре буйно занялась.
Присяги жертвенная клятва
От пыток адовых рвалась:
   
«Как так? С пеленок им внушали,
Непобедимость Красных сил!
Ан, сколько дней Фашисты гнали,
И в хвост, и в гриву, и под тыл.»
   
Чуть стоило остановиться,
Вкопаться в землю, замереть,
Как паника: «Кольцо!» Сгрудиться!,
«На марш с позиций!», либо смерть !
   
И часто братья оставались
Огнём движенье прикрывать.
Противника под ноль стараясь
Из пулемета окромсать.

Тем самым подводили счеты,
За мертвых, раненых, живых…
И беспощадно намолоты
Пластались в травах полевых…
   
Их не спросили в охраненье,
Привычно, на мосту отстать-
Само накопленное рвенье,
Охотно выказала стать.

         7.

Марков-«храбрец» другого склада!
Хоть крови много повидал,
Для ложно-бравого фасада,
Большие силы направлял:

«Но как иначе, ведь раскусят,
Что юн, совсем еще дитя!
И оставлять с собой затрусят,
А этого никак нельзя!»
Он стал радистом «по наследству»-
Штабист уменье воспитал,
Что, с коммунального соседства,
Отца собою заменял.
Погиб тот в первой же бомбежке,
Из дома выйти не успел.
Под слоем опаленной крошки,
Земной закончивши предел.
   
Марков поклялся у могилы,
На пользу знания пустить!
Из самой  распоследний силы
Фашистам неуклонно мстить!..
   
Но военкомы, не внимая,
Давали всюду «Отворот».
На возраст метрику листая,
Кивали: «Слишком желторот»!

Художник выручил знакомый,
Подправил годное число.
И вот уж документ искомый
По телеграфу понесло.
   
Едва он только до Лиозно,
По предписанью, добрался,
Там ошарашили: «-Уж поздно!
Ваш полк из города снялся!
Тому как сутки, в наступленье
Бескровит танковый прорыв!…»
Ужасно вышло продолженье-
Враг оказался не пуглив:
Отбивши жидкие атаки,
Захлопнул флангами клешню.
И сила трёпанная,  в драке,
Сошла стремительно к нулю.
   
Марков остался безучастным,
Ненужным в смуте никому!
Судьба, хитросплетеньем  властным,
Жизнь увеличила ему.
Пристроившись к автоколонне
За фронтом ехал как боец.
И оказался вот в заслоне-
Радист- нестрелянный юнец...
    
         8.

Сергунин-« фронтовик одесский».
Не вышел ростом в моряки
Два года, путь его армейский,
Судьбе, наверно, вопреки:
То в «Финскую», Мороз-Иваныч
Подкинул легким страшный жар.
Но благо врач-таки «Хаттабыч»,
Влил чудодейственный отвар.

То, с браком, на ученьях, пушка
В разрыв негаданно далась-
Откатнику его макушка
Любовью видимо пришлась.

И вновь палата, сотрясенье,
Страдалец ропотно лечил…
Войны начальное теченье,
Сергунин, в общем, пропустил.

В палате, в чистенькой пижаме,
Боялся: « Только бы успеть!
В победе верной, с кутежами,
Что грянет вскоре, похрабреть!»
 
Но настроение сменилось
В холодный, а не праздный душ.
Как с мухи, зимнюю сонливость,
Срывает свистом калатуш. 
Разгром и жертвы, жертвы, жертвы!
Из уст, в уста число потерь!..
С тем кроет быстро километры,
Всей преисподнии матерь.
   
И снова голова поплыла-
Сергунин бредил в забытьи.
Досадовал, что отлучило
От фронтовой его братьи:
С отчаяньем, порою, рвался,
Он часть родную подкрепить!..
А батальон уж отстрелялся,
Врагов пытаясь сокрушить.
    
Задачу: «Цепкой обороной
Дорогу Минск- Смоленск держать,
Учебной выправкой ядреной,
На марше технику ломать!»-

Его друзья, решали стойко,
В восторг противника вводя!
Из стали множилась помойка,
Копченой угарью смердя!
      
И только котлованов поле,
От бомб распаханное вширь,
К могильной всё смирило доле,
Окончив славную кадриль….
   
Прознав, что горьким сиротою
Его фашисты нарекли,
Сергунин воспылал душою-
До срыва вести допекли.

На поиски скорейшей смерти,
Не долечившийся бежал.
И здесь, на подрывном концерте,
Из гущи массовой отстал…
   
         9.

Чаидзе проживал в Смоленске.
Отец-грузинский инженер,
Еще при царском, прошлом блеске
Свободы выказал пример:
Приехавши на стажировку,
Возглавил «ленинцев» кружок!
Женился, сыну дал путевку.
Но с тифом справиться не смог.
    
Жена, своё запрятав горе,
Тянула в нежности семью-
И чувств оставшееся море
Полнило сына до краю.

Не вырос мальчик хулиганом,
Хоть южная сказалась кровь,
Редчайшим к музыке таланом
Мостилась пылкая любовь:

Освоив совершенно скрипку,
Он, к восемнадцати годам,
Умел, забористую пытку
Подать изысканным умам!
 
Учителя, Москвы признанье,
Ему пророчили, гордясь!
Лишь материнские стенанья,
Держали домовую связь…
    
Войну конечно ожидали,
Да не такую, не теперь!
Надежность пакта обсуждали,
Ведь «под овцу рядился зверь»!
   
И Молотов, в воскресный полдень,
Томленье скорбно распылил!
Из радио, проклятий бредень
Он вероломцам  посулил!..
   
Но не по планам разрасталась
Беда ворвавшаяся вдруг.
Изгнанье монстра отдалялось,
Браниться стало недосуг!
    
Те, кто умел держать оружье,
Лопату, лом или топор,
Да мало ли, какое служье-
Все призывались на отпор!....
    
Чаидзе, в массе многошумной,
Пытал армейскую судьбу.
Хоть подготовки опыт скудный
Не предвещал ему борьбу.

А тут броня за виртуозность-
Горохом в стену к службе страсть…
И все ж, кипучая нервозность,
На хитрость побудили власть:
    
Из зол, малое усмотревши,
В войска направили его,
Пустячной кармою обрекши-
Служилось только б ничего:

На мостовое охраненье,
Чтоб к делу краем приобщить,
И весь талант без опасенья,
Для мирной жизни сохранить…

Ошиблись правда военкомы,
Не рай, а пекло посулив-
Из вялой, монотонной комы,
Стихия выдала пролив.

На запад, легкая неспешнось,
Сменилась кроссом на восток.
И возраставшую погрешность
Сжимало в путанный клубок:

С моста, по общему настрою,
Бежал трусливый командир.
Затем, к гудящемуся рою,
И остальных подначил вир…
    
Как все другие, без приказа,
Чаидзе не покинул пост.
Упрямства южная проказа
Особый выдала нарост!
    
Ни разу толком не стрелявши,
Он помнил мамины слова:
-«Сынок, я стану сильно старше,
Коль трусом о тебе молва!
Прости мне прошлые капризы,
Что сохраняла при себе,
Что не дала московской визы
В слезливой, слабостной мольбе!
Я и сейчас метаюсь сердцем,
Но горе, Родина зовёт!
И редкой музы полотенцем
Укрыть её тебе черёд!

Не опозорь семейной чести!
Твори возмездие врагу!
Все силы чтоб его извести,
Стой до последнего «Могу»!....
   
         10.

Евсеев был в марксистской школе,
Историю преподавал.
Заботился о комсомоле.
Себя вне партии не знал!
В коллегах мнилось уваженье.
«Борцовский» креп авторитет!
Любые малые сомненья
Вмиг рвал из пасквильных бесед.

Он верил «Сталинскому чуду»,
В свершения великих дел!
И знамя расправлял повсюду,
Где комисарчески потел:   

Завод ли строить, в чистом поле-
Энергия бурлит ключом!
Округа мигом к рабской доле,
И он над всеми палачом!

Бой кулакам ли- первый списки,
На выселение несет,
Где неуемные приписки
Бумажных требуют широт!

«Лес рубят, щепок не жалея,
Какие б не были  ценны!»-
Понятна и проста идея,
В масштабе целостной страны!
Но сузится кольцо до близких,
Протестно мысли голосят!
Обличия пороков низких
Неверьем душу тяготят.

Родни, Евсеев, по цепочке,
Лишился всей в тридцать седьмом…
И угрызения звоночки,
Болезно зазвучали в нем…
С холодным треском под ногами,
Разверзлась Сталинская твердь!
Красива будущность словами-
Сурова жертвенная плеть!..
      
Он,  будто в стену головою,
При беге скором наскочил,
И лопнул идеал слюдою,
Что истерически копил...
   
Евсеев отдался народу,
Простые истины постиг.
Слепого поклоненья моду,
Блюсти казалось бы отвык:      
Совет обычного райцентра,
Возглавив  в предвоенный год,
Он, без громящего  акцента,
Повел хозяйственный расчет…
    
А над страной сгущались тучи:
Соль, спички- стали дефицит.
На пике неизбежной кручи
Тревожен к счастью аппетит…
В июне опустел и город.
Как-будто чувствуя беду,
Катились валом стар и молод,
Под отпускную чехарду…
    
Гроза нашла с растущей силой,
Не разбирая где и кто,
Лупила жгучею крапивой,
Сталь превращая в решето!
Всё, наработанное потом,
Мололи гарью жернова:
Что перепало самолетам,
Что артиллерия смела!
   
Неделю бушевала чистка,
Отбросив город в век камней!
Здесь стала фикцией прописка,
И ветру игрище вольней…
    
«Сапожник без сапог» Евсеев,
Последний «судна капитан»,
Покинул пост, маршрут нацелив-
В лесную базу партизан…

Но вот увяз на переправе,
Здесь комиссарство, получил:
Порядок ладить в неисправе,
Что страх бегущим подточил… 

         11.

Теплушин, будучи ребенком,
Гонял варшавских голубей,
И непослушнейшим чертенком
Считался в обществе друзей.

Задира, носом вездесущий,
Не мамы с папою сынок!
А каждой выходкой трясущий,
Семьи отточенный мирок!
   
Родители, служа в посольстве
Страны советов молодой,
Дом содержали на «хлеб-сольстве»,
К любой фигуре вестовой:

У них бывали дипломаты,
Военных миссий атташе…
Знакомства вились бородаты
В приёмов частом кулеше…
    
Быть может этакая «праздность»
Сыграла роковой каприз.
И отзыв в СССР-обрядность,
Чекистам подлежащий приз.
 
На родине: Арест. Допросы…
Приятельский вначале тон.
Но постепенно нервососы,
Набрали озверелый гон…
   
То было время сортовое-
Повластный, грубый передел.
Во-исполнение слепое,
Рассудок правдой овдовел..
   
Глумясь, Теплушиных судили:
«Шпионили для Австрияк!»
Расстрел! А сына поместили
В детдом , на зверства и  бардак…

Года минулись,  потрезвенье
Взымело надо всем права.
Ошибкой всплыло сиротенье,
Погрешно ломаны дрова.

Теплушина вернули «в люди»,
С гражданской, мнимостью свобод.
Что гордо кулаками в груди
Бьют, прославляя воевод.
   
Но быстро разглядели в парне,
Души несломленную твердь.
Все ж, закаляясь в бедоварне,
Ему не пало омерзеть.

И  порешили крючкотворы,
Нрав большевистски обуздать.
Без намечающейся своры,
«Не мыть, а катаньем подмять»:
    
В училище попал Теплушин,
Пехотный набирать устав.
К наукам терпелив, послушен,
Со сверстниками не лукав.
Никто единого упрека,
Ему по адресу не слал-
Отличник, балловость высока.
Сорняк культурой засиял!

Ослабли горькие утраты
Раненья к норме навелись.
И, с производностью в сержанты,
Копченой коркой  запеклись…

Нашествие фашистских полчищ,
Теплушин встретил «взгляд на взгляд»!
Оскалы, до добычи волчищ,
У Орши, мял его отряд!

Там девять суток превосходство,
Уменьем, а не столь числом,
Язвило жадное  проглодство,
С надеждой в скорый перелом!….
   
До истребления б смыкались,
Штыки в затянутых боях!...
Жаль, трусы в штабе оказались,
На полководческих рулях:
С прямого, глупого приказа,
К востоку головы нести,
 Отряду словно после сглаза
Пришлось развериться в чести …

Бывало, промелькнет «Ни шага!
Стоять! Окопы в полный рост!»
Чуть позже старая бодяга:
«Сниматься, лошадей внахлест!»

    
Так, с перерывами в движенье,
Допятились и до Днепра,
Где завершилось разложенье
«Позазубревшего серпа»:
   
Раздергали отряд на дроби,
В латанье брешей и пустот!
Теплушину, с запасом скорби,
Пал жребий- «мостовой курорт»!…
   
Такие вот перипетии:
Героев книжный неформат!
Народ, бескрайницы России,
Былинной присказкой рогат!..

      Часть вторая.

            1.

Деревню, коей больше нету,
Немецкий занимал резерв.
(Зверств издевательского цвету
Она не вынесла сгорев).

В прорыв войска не отправляли,
Хоть сутки срок тому истек.
А сверху торопили, гнали,
Задержку ставили в упрек.
   
И на совете, по решенью
Застоя этого всего,
Предстала правда к изумленью,
В речах майора одного:
    
-«Для утвержденной переправы
Нехватка из понтонных средств!
У летчиков советских нравы
Еще не раз доставят бедств.
Колонну инженерной части.
Вспахал горящий самолет.
Подобные повсюду страсти…
Что делать- варварский народ!
   
Но выход есть: сложилось чтобы,
По плану, русских окружить,
Не уронив арийской пробы,
Нам мост придется захватить!
Все сделать нужно до заката,
Пока он к взрыву не готов.
Начинка минная богата-
Мне из разведки есть улов.
   
Еще в докладе о беспутстве:
Саперов дюжина всего!
В военном, уставном искусстве,
То пшик, не значит ничего!

Мы с ходу, огненной атакой
Устроим боевой салют!
И, хвост поджавшею собакой,
Советы снова побегут!

Давайте поскорей на цели
Резервы свежие пошлем.
Иваны, русские Емели
Забудут матушку и дом!»…..
   
         2.

На мост пора теперь вернуться,
Чтоб панораму обновить.
Глядишь, понятней разовьются
Обрывки в плетеную нить.
    
Закладка проводилась долго.
Уж берег чист и там и тут.
Фашисты лупят жидко, бёгло,
Сбавляя арт-обстрельный кнут.
    
Последний провод-детонатор
Осталось только подключить.
Как даст искру  ручной дозатор,
Процесс тогда не обратить...
    
Вот и затишье наступило,
То близкой бури вестовой!
На вечер солнце засветило.
Успеют ли расход взрывной?..

         3.

Но вот приказ: «Отставить ломку!»
Марков по рации принял,
«Для  чайников хранить соломку!»
(Штаб танки ловко шифровал).
«Пока ж придётся оборону
Своими силами держать,
И до последнего патрону
Возможный приступ отражать!»
               
Теплушин, понимая думы,
Своей команды составной,
Открыл равнительные трюмы,
Субординации в расслой.
Что толку в срывах голосистых,
Приказы надо исполнять.
И жизнь, без шумостей речистых,
Коль станет, дорого продать.

-«Уныние не по карману,
В нем мало толку, больше вред! 
Склоняться  к вектору погану,
Нам исключительно не след

Давайте толком поразмыслим,
Что можно сделать сообща!
Свои возможности расчислим,
На проведенье не робща!»..
    
Евсеев, с вышки комиссара,
Попомнив прошлый магнетизм,
В горячке храброго гусара,
Нагнал гражданский оптимизм:

-«Стоять, до смертостного вздоха!
Москва за нашею спиной!
Придется немцам очень плохо,
За столь неслыханный разбой.

Здесь предки славою воспеты,
Сражаясь в множестве веков,
Свои геройские портреты,
Без лишних отливали слов!

И мы, потомки дел великих,
Не посрамим своей земли!
Ораве злыдней полу-диких,
Визжать на кованной цепи!....»
   
Еще б он долго распинался,
Собранью лозунги пуля.
Но спохватился вдруг, прервался…
Не в дело эти якоря!
   
Сергунин, боле прагматично,
Картину видел наперёд.
И, с опытном, реалистично,
Он мысли запустил в облёт:
    
-«Что ж, наступление припаркой
Хорошей будет немчуре!
Поторопились бы с заваркой,
Хотя бы к утренней заре.

Не совладать своей командой-
При первом натиске сомнут,
Стальною, броневой армадой
Проложат далее маршрут…

Кто знает смогут ли, успеют,
Все подготовки завершить?
А то доначиста нас  сбреют,
На радость воронам кружить….
      
При формировке, мало-сладко
Вязать с противником борьбу.
Весов итак равненье шатко,
Реке единственно в хвальбу!....»
         
Жиленко, по-саперски тонко,
Без пропагандовых сластей,
О деле, упрощенно только,
Назвал приправы  для гостей:

-«Мои сейчас соображенья:
Всем донести учебный курс.
На худший случай положенья,
По плану выполнить конфуз.
Что б каждый мог, своей рукою,
Продетанировать заклад:
Последний, с жизненной искрою
Устроит огненный парад!
   
И наше с вами  рискованье,
Тогда окупится страдой.
Все ж людям водное стоянье
Даст кратко-временный покой….»
    
Продолжил Нестеров обзорить,
Свой опыт дельно сообщать.
План обороночный узорить,.
На расстановку налегать:
    
-«Не стоит ярко рисоваться,
А то в мишенях пропадем.
Рассыпаться, маскироваться.
Глядишь, и больше поживем.
У них ведь снайперы исправно
Засечки ставят на приклад.
И математика кошмарна.
Пускай хоть с нами понулят.
   
Нам ночь конечно бы в подмогу,
Не сунут фрицы ночью нос.
Тем отстоим к утру дорогу.
Но только до рассветных рос….
   
Оленин, вспомнив просвещенье,
Что самоучно набралось,
Озвучил древнее мощенье,
Как раньше воинам жилось:
-«Читал я в книге про Спартанцев.
То, значит, триста удальцов,
Не дали Персам быстрых шансов
Разграбить родину отцов.
Хоть многократно уступали
Своим количеством врагу-
Единственный проход держали,
Бескомпромиссные в торгу.
    
Неужто мы, без лат и копий,
Уступим доблестью векам!
Не в славу ленинских утопий,
А в почесть русским рудникам!

Неужто наше поколенье
Закостенело на борьбу?
И шкуры собственной спасенье
Горланит только лишь хвальбу?
    
Мне мало верится изжитью,
Тех качеств наших пращуров,
Скрепляли что наследной нитью,
Души загадочный остов!»….

И совещанье заварилось,
Кто соль, кто перец предлагал.
С кого-то дело сахарилось.....
Евсеев Сталина ругал!...    
               
         4.

Но вот повеяло и  шумом.
Все напряглись: «Откуда звук?
Не наши ль, надорвавшись пупом,
На танках зачинают трюк?»
      
Но гул моторов не любовный,
Не услаждающе-родной,
А весь механно-бездуховный,
И на мелодию дрянной.
    
То, дребезжа, фронтальный берег,
К мосту претензии катил,
Желая сахарных печенек,
Для страху грома напустил….
    
Теплушин мигом подобрался.
Воскресший, командирский дух
Уже отчетливо сражался.
На пересуды пламень стух:

-« Все по местам! Марков шифровку
Немедля нашим перебрось!
Покажем лучшую сноровку,
Чтоб удержаться удалось!
Сколь выжидать до наступленья?
Пусть понимают-дело швах!
Каюк всему без пополненья.
Цыпленок жареным запах!...
   
Огонь вести с меня примерте,
Я первый очередь подам!
Как подойдут поближе черти,
Устрою проповедь телам!

Тогда и вы включайтесь в порку,
Но аккуратно, не стремглав!
Слабы мы с ними на поборку,
Пугнуть хотя бы, пощипав.»
    
И, подтверждая настроенье,
Захват моста осуществить,
Фашисты, минные соленья
В траншеи начали валить.
 
Воронки берег покрывали,
И пыль, как прежде, поднялась!
Но землю только трамбовали-
Жизнь  ни одна не прервалась.
    
Пощупав  дальнею разведкой,
Танкетки и пехота в марш-
Все ж появились гроздью редкой,
И офизичили мираж.
   
Минуты напряженной тиши,
Смелей, ускореннее ход…
Но градом, будто бы по крыше,
Загрохал цепкий пулемет.   

Еще один, и третий следом,
И зазвучал свинцом набат…
Лишь солью, а не пышным хлебом,
Встречая вражеских солдат…
    
Сначала, малость растерявшись,
Танкетки попетляли вспять.
Пехота, боем зазевавшись,
Проворно стала отступать…
 
Однако грянули разрывы,
Заметно в кучности набрав.
 И фрицы, с этакой подливы,
Воспряли, мешканье поправ.

Снося приличные потери,
Накатно двинулись к реке.
Как дрессированные звери,
Послушно в смертное пике….

         5.

Марков, дежуря на приеме,
По волнам радио плутал.
И четкий, в кодовом заломе,
Нащупал вражеский сигнал.

На русском, ломанном и грубом,
Их призывали сдаться в плен.
Твердили о почете любом,
В согласье предложив размен.
Всю излагая обреченность,
Клялись им жизни сохранить…
К чему, мол, тонная изморность
Не лучше ль судьбы обрамить!
      
Марков- Сергунину, те блюда
В кратчайших фразах пояснил:
-«Что немцам с нашего сосуда?
Лепниной  вряд ли приманил!

Молчи, уж лучше будем глухи,
Не слышим, дескать, их речей.
Напрасно разжужжались мухи
Мост наш! А нет, тогда ничей!...

Пусть побеснуются, позлятся,
И раздраженье нарастят-
Чем дольше в злобе воспалятся,
Тем меньше наших угостят!»
 
         6.

Запела смерь: Чаидзе ранен!
Осколком распороло грудь.
Наводчик выдал, окоянен,
Мучений на последний путь!

Нет, рану не залечишь снова.
Душа свободится легка.
Как будто к таинству готова,
Нарядней красного шелка.

Он умирал, остатком жизни,
На небо, устремив глаза:
«Так много можилось отчизне!
Но страсти вырвала  фреза.»

Он не предал свое семейство-
Не скажут маме: «Парень- трус!»….
Все ярче света чародейство!
Все легче поземельный груз…

Опять «коса»- погиб Хотенко.
Сражен снарядом наповал.
Все тело словно из застенка,
В лице прижизненный оскал!
   
         7.
Евсеев, из стрелковой точки,
Сраженье чутко наблюдал.
И стычек мелкие комочки,
В систему строгую ровнял:

«Ну вот оно! Хм, интересно!
А это? Да, скорее так!
До сути  не совсем известно…
Но вот же! Правильный кругляк!»…

 Своё Теплушину прозренье
Как равный-ровне пояснил
Тем командиров  раздвоенье
Он не стесняясь отменил

«Смотри сержант: ни малой вспышки,
Ни бомба, ни один снаряд,
Мост без рванья и слабой шишки…
А немец все-таки педант!
Знать, целый нужен до зарезу,
Для стратегической кутьи.
Мы ж их парадному пампезу,
Не очень званые  сватьи!

И обстановка все жарчее,
Никак нельзя нам мост сдавать!
Быть может, будет половчее,
Самим теперь его занять?»

Теплушин было усомнился:
«Контужен что ли комиссар?»
Однако горько повинился,
Деталей оценив развар:

-«Спасибо! Все на мост, ребята!
Хоть что, закончат бомбовать!
Для фрицев переправа свята!
От взрывов не дадут страдать.
С таким уж фоном закрепимся,
И «пули-дуры» приживем.
В конец, навряд ли обленимся,
Но гари меньше пожуем»…

-«Саперам прозвонить заклады!
А остальные защищать!
Коварны здешние услады,
По пляскам некогда скучать!»…

И все сложилось хорошо бы-
Хранись, не суйся, выжидай.
Однако вредные микробы
Проникли  порчей  в каравай:

Жиленко, « шумный вестник горя»,
Как архитекор о жилье,
Проекту переделку скоря,
Распричитался о ломье:

-«Беда сержант! Не будет взрыва!
Побиты в паклю провода!
С махоркой только, без огнива.
Пустая, в общем, чехарда.

И не поправить, не настроить.
Попытки сразу же мертвят.
Начальство надобно задорить,
Пусть артиллерией  палят!

Иначе как другие меры,
Эффектом будут поскромней.
Снарядам дальним больше веры.
Работу сделают мельней !

Но это крайнее решенье,
На случай нашего конца-
Для захоронного смятенья,
В проекты подлого дельца.»..
 
« Тупик действительно решенный:
Зависим смертью от своих.
Фортуны, вектор измененный,
Прибавил точек болевых.

Надежда пасмурно теплится.
Приказ стоять не отменен.
Хоть наступленье слабо снится,
Вдруг утром сварится бульон...
   
-«Живее связь  Марков, со штабом.
Что медлишь?...Рации  капут???
Ну дуй тогда в доставку шагом….
Отставить детский пересуд!
   
Пойми, коль выше не узнают,
Про воспалившийся нарыв,
То отраженье не сверстают,
И немцы ринутся в прорыв.
   
Потом кольцо, к Москве прямая.
Защита ж в дальних торопях.
А эта сила ломовая,
Чеканит марши не в лаптях...
   
Ты передашь там всё, как было:
Что мы дерёмся,  держим путь.
Что раньше заберет могила,
Чем отойдем с моста на чуть!..

Коль в планах танков наступленье,
Пусть веселее поспешат.
Все ж шатко наше положенье-
Не ровен  часом окружат.

Коль нет, скажи, ракетой красной ,
Мы обозначим сил исход.
Момент то самый распрекрасный,
Для артиллерии грядет.

Ударят пусть, чем только можно,
Координируясь на нас.
Разрушить ведь совсем несложно,
Фашистам лакомый пасьянс…»

             9.

Поник Марков. С нелёгким сердцем,
Заторопился на восток:
«Вернуться, и сочтут умельцем,
Удачи только бы чуток!»….

Не отшагав и триста  метров,
Связист наткнулся на  врага-
Из скрытых  в поросли  концентров
Мост опоясала дуга.
   
«Такую, значится, развязку
Готовят войнам мостовым.
И с тыла, все-таки потряску,
Обрушат валом буровым.
    
Нельзя не выполнить приказа,
Стараться мышкой прошмыгнуть.
Но там ведь гибельная фаза…
А глаз затылку не разуть.
   
И что он может: две гранаты
Винтовка, ножичек складной.
У немцев,  воно, автоматы,
Плюс навык, явно штурмовой!
Бой завершится скоротечен,
Но будет нашим все слыхать!
Маневр станет рассекречен,
Сумеют меры предпринять….
         
Но в рощу, где Марков укрылся,
Развертку фрицев переждать,
Радист на счастье приблудися,
Эфиры вздумав пошатать….
   
Мгновенно дерзкое решенье
Разрядом в голову дало.
Пусть черта это подношенье,
А только все концы свело …
    
Лишь стон, от маховых усилий,
Издал оглушенный радист.
И, после позывных алхимий,
На связи полковой штабист !
   
Марков всё доложил по форме:
И шифры и кода соблюл….
«С приказом значит дело в норме,
Пора наверстывать отгул»…..

         10.

А на мосту-разгар стрелковый,
По балкам звонкие сверчки.
Казалась битва бестолковой,
Слону комаровы тычки.
   
Вот-вот, спасительная темень,
День доберется поглотить .
И все ж, убыточная семень,
Успела цены заломить:

Погиб Оленин, смертью храбрых:
Танкетку миной угостил,
Ползком, в руках изнянчив дряблых,
Сам детонатор запустил…

Железо пыхнуло мерзливо,
Огонь машину захлестнул,
Трескуче, жадно и ворчливо,
Оснасткой в небо потянул…

Хотенко, жадно мстил за брата,
Подвижность немцам расточал.
И вгрызлись в глинозем  зверята-
Всяк, одиночно докучал:
   
Фашистский снайпер, раз в десятый,
Ловил прицелом пулемет.
А он, поношенный, измятый,
Твердил, что все еще живет!

Замолк нежданно, негаданно…
«Ужели кончили стрелка?
Пойдет сражение накладно-
Защита прочая мелка»….
   
И только немцы распрямились,
Как снова грянул ураган:
Свинцом порядочно умылись….
(Хотенко-хитрый интриган)
   
Опять молчит, теперь навеки-
Шальная пуля доняла.
Бои - суровые аптеки,
В витринах хрупкого стекла….
   
         11.

«Что за дела? Тылы бахтают!
Не наших, вроде, трескотня?
По ком тогда огнем страдают?
С чего стрелковая возня?..
    
Марков несется, спотыкаясь,
Упал.  Ползет.  Кровавый след…
А сзади немцы, развлекаясь,
Кружат пленительный  браслет».

Но упредили пулеметы,
Внезапность вражьего броска.
Запутавши в конец  расчеты
Завесой подняли песка!..
   
Отстали гнаться за Марковым.
Меж тем, бескровие росло.
Не быть последнему здоровым-
Другим огранить ремесло…
    
Он полз  с надежой очутиться,
Любой ценою у своих…
Пришлось и немцам  восхититься,
Запасом жилы на троих.

-«Там знают!…Ваш приказ исполнен!…»-
Едва сумели разобрать.
И с тьмой кончательно помовлен…
Для смерти год не переврать!
   
Укрыли тело плащ-палаткой.
«Так в штабе в курсе обо всём!
Придут ли танковой колядкой?
Иль раньше убылью срастём?
    
Не к делу сильно возбуждаться!
Все ж утро вечера мудрей.
И вечер, вот он, продержаться.
А ночь подступится добрей!»….
   
         12.

Но немцы тоже понимали,
Что время  тянет за руку.
Плотнее, гуще напирали,
Хоть силой уж не до жирку.

Солдаты, взрощены муштрою,
Бараньим скопом шли на смерть.
Однако, травлею слепою,
Нельзя инстинкты затереть:
    
Да, Гитлер, может бесподобен,
Но что им толку из того!
Настрой, вот, жизненный утробен-
Не оставляет никого.
   
Ступать по минному закладу,
А мысли чумные глашат:
Что с большевистского обряду,
Подрывы частые кишат!
 
Куплетом самосохраненья
Долбит у каждого в виски:
«-Не мне, пусть чашу оземленья,
Другого жертвой на куски.
 
Со счета сбились наступлений:
К мосту, обратно, перекур.
От всевозможных разделений
Майора кляли «самодур»!
За три часа- десяток метров,
Не очень цепко ухватив.
Стонали с пулеметных ветров,
Все превосходства сократив….
   
         13.

Однако глохли и упорцы-
Всё жиже яростность огня!
Ценою таяли торговцы-
Крошилась литая броня:

Сергунин дважды отличился:
Сломал в падении руку,
На балку острую свалился,
Всю изуродовав щеку.

Стонал, ружье не выпуская,
 Живой, хоть  больше  не боец.
В строю докончиться желая,
Ругал неряшливый конец…    

Врагов расстреливал Евсеев,
Но сердце вздумало шалить:
Стадную массу  ротозеев,
Глазами мог лишь проводить…
В груди кололо от давленья,
И тело коротила боль!
Сказались годы утомленья…
Вот и финал! Принять изволь!

«Зачем же так, не по-солдатски,
Его берет к себе земля?
Обидной смертию, дуратски,
Фашистов только веселя...
Вдвойне горшее расставаться
Со светом, этак, на виду.
Куда удобней прибираться
В безсоглядатном закуту»….

Но что случилось, то случилось.
Потеря корнем велика.
Вот убеждение сочилось,
И пересохло на века!...

Эпилог:
С последней квантовостью света,
Исссякли жизни на мосту…
Их песнь была неровно спета,
Пером по  мятому листу!...
   
В бреду, при режущем  дыханье,
Сергунин, кровью истекал,
Рассудок копотил сознанье,
И посекундно умолкал:
   
«А Б В Г ; Таблица счётов;
Стихи из Пушкина; Толстой!-
Зимою, снеговых намётов,
Пожалуй, скоромнее слой….

История!- предмет важнейший!
В ней вектор, мудрость праотцов,
Познанью каламбур сытнейший,
Сведенье множества концов!.....
      
Однако шорохи и гомон,
Не наш, не русский, не родной,
На шипилявия изломан,
Командно-режуще чудной….

Мой бред, иль явная картина?
Где звуки адские войны?
Болотная ль набилась тина,
И громы стали потайны?...

Есть кто живой? Ау, ребята?
Ужели все, и я один?
А вот и немцы, поросята…
Вон офицер, какой павлин…

Давайте ближе, бандерлоги,
Кучней, теснее подходи…
Эх, жалко, отказали ноги,
Клокочет воздухом в груди….

Рука, с ракетницей, немеет,
Нащупать только бы курок…..»
И тьма дожданная  краснеет,
Зверье застигнувши в  силок!...

Дозор от штаба, не вороня,
Увидел световой сигнал!
В артполк, моментово трезвоня,
Распоряжения орал:

-«Прицел, квадрат, наводка, живо.
Забросьте крепких сигарет!
Старайтесь, не плошите криво……
Там только души- жизней нет!»…

На берег не пошла «Катюша»,
Взревела в наливных лугах!
И, с выжигающего душа,
Клубился крематорный прах…

Когда ояснились мишени,
На вид предстала немота!
И ускользающие тени,
По сваям гиблого моста…