Та зима лютовала страшно,
Вымещая на людях злобу,
Будто мстила за день вчерашний,
Никого не щадя особо.
От трескучести тех морозов
Люди скрылись, как от секиры,
Ужасаясь сводкам прогнозов,
Хоронились в щели-квартиры.
Укрывались в теплых салонах,
Сберегая тепла крупицы,
В городских трущобах бетона –
Равнодушных окон глазницы.
Проносились машины мимо,
Она грела озябшие пальцы,
За стеклом, едва различимо, -
Силуэт мальчишки – скитальца.
Он глядел из другого мира,
Бедный мальчик, ничей ребенок,
На морозе, средь чумного пира
Всеми брошенный ребятенок.
Его глаз не забыть вовеки,
В них страдание, боль и мука:
Эх вы, люди и человеки!
А в ответ – тишина. Ни звука.
Она роется по карманам,
По земле вьется снега змейка…
– Я по-честному, без обмана,
У меня с собой – ни копейки.
Но нащупала в сумке что-то,
Протянула в тонкой ладошке:
– Вот, остатки лишь бутерброда,
На возьми, подкрепись немножко.
Испугалась – сейчас откажет,
И внутри что-то вдруг заныло,
Или что-то худое скажет…
– Ты прости, это все, что было…
Недоверчиво глянул снизу –
Взрослый взгляд и бровей изгибы,
Но сказал, будто бросил вызов,
Не спеша, с хрипотцой: «Спасибо».
– Чем помочь тебе? Где живешь ты? –
И душой к нему нараспашку.
В ту секунду была готова.
Как птенца обогреть бедняжку.
Замотал головой в испуге
И попятился, как от боли,
В завыванье северной вьюги
Слышен плач о сиротской доле.
Всю дорогу себя корила:
«Напугала ребенка, дура!»
Одиноко вдаль уходила
В круговерти земной фигура…
(Фото из интернета)