I
В сто свечей смеркались гроздья,
Скрипки принялись тужить.
Я в спектакле жил, а рознь я
И не думал пережить.
Люд угрюмо шел на вече,
Грел движок свой автозак.
Наконец погасли свечи.
Начинался первый акт.
Горло рвалось у мужчины,
Пелась ария борца.
Послевыборный Пуччини
Брал решительно сердца.
Свет опять вернулся в люстру,
Негой звука обрамлен.
Вышел я – а мир приплюснут,
Вместе с негой осрамлен.
Безоконные кареты
Вдоль по улице неслись.
Беззаконные приметы,
Как рогатый скот, паслись.
Я о многом догадался,
Но немного доказал.
Позади себя остался,
Пуст, как театральный зал.
Шли старик, юнец, младенец,
Аспирант и наркоман.
Где-то я там, отщепенец,
С фигой, портящей карман.
С головы не падал волос,
Не врывался пистолет
В мой гражданский тонкий голос
В восемнадцать полных лет.
Я не вышел злом и ростом.
Проиграли по очкам,
Кто заочно был исхлестан
По малиновым щекам.
Это был такой глашатай
Для декадного стыда.
Это был декабрь, десятый,
Докричавшийся сюда.
II
Я светильник из икеи
Летним вечером зажгу.
Только мошка на виске и
Только бабочка в мозгу.
Только площадь и проспекта
Потерявшаяся даль.
Я кричу, и слышит некто,
Отменяющий февраль.
Я кричу, и слышат толпы
Кровь из будущей зимы.
Вздрагивает тот, кто шел бы,
Незапятнанный, из тьмы.
Вот и тот, кто с ними - с теми -
Нашим стать почти готов!
Знаки подает нам темень
В зорких прорезях щитов!...
..Темень. Будто гасит некто
Шведское мое стекло.
И гнушается эффекта
Мертвой бабочки крыло.