Иванушка и компания упырей.
Глава 1.
Недаром говорят, что каждый выбирает по себе. Всё и всех. И друзей – в том числе. Я вот очень люблю с детства всё мистическое, таинственное, непонятое и непонятное.
И подружки у меня такие. Даже в родне многие интересуются чем-то подобным. Поэтому и «сплетничаем»-то мы в основном на темы то Зазеркалья, то ТОГО света.
Ну как сплетничаем? Делимся друг с другом тем, что услышали или прочитали интересного. А уж коли кто-то из нас оказывается, пусть не очевидцем, но… даже сказать-то не знаю как… слушателем первой степени, что ли… Короче, если ей что-то поведал человек, которому она доверяет на все 100%... Ну как можно не поверить-то?
Короче… эти Святки для меня не прошли впустую. Сама, правда, не гадала: нечего мне уже угадывать. Зато столько мистики всякой почерпнула… Вот и этот рассказ – от моей ближайшей подруги.
Мы с ней не виделись уже с год. И это – живя в одном-то городе! Да-да. И такое бывает… То у неё летом огород, то я зимой невыходящая… А тут получилось так, что её благоверный оказался задействованным на дежурстве (он у неё в полиции служит) в один из праздничных дней.
Они, в принципе, не сильно этому и расстроились: пить- есть уже устали, с роднёй с обеих сторон наобщались – навстречались. Сын уже взрослый – у него своя семья. Точнее – пока не семья – ячейка общества: детишек они не спешат производить на этот ненадёжный свет.
И вот решила моя Натаха меня осчастливить своим визитом. А тем временем её благоверный, узнав, что жена свинтила из дома, дал согласие и ещё одни сутки подежурить. Деньги – вещь нелишняя в хозяйстве. А супруге любимой иногда и отдохнуть не мешает от лицезрения родного, но достаточно приевшегося лица.
Поэтому мы могли спокойно пить сколько нам вздумается: всё равно утром никому никуда не спешить. Ну, «пить»- это я, конечно, громко сказала… Но для того, чтобы язык развязался – нам нашей дозы хватило вполне.
И вот, расслабившись, Наталья поведала мне рассказ о деревне своей матери. О её населении, так сказать… Ей в свою очередь, рассказала… нет, не мама. Бабушка, ныне уже покойная. Я хорошо помню эту старушку. Она была помоложе моей бабули.
Веду рассказ от лица бабы Маши.
«Родилась и выросла я в довольно большом селе, сейчас оно стало уже нечто вроде поселка городского типа. Тогда, в искореженном войной, но отстраиваемом с оптимизмом и верой в лучшее будущее, населенном пункте жили в основном женщины, дети, да старики. Мужиков было очень мало: с войны практически никто из мобилизованных к своим очагам не вернулся.
А если кто и вернулся, то толку от них как от мужиков было мало: либо инвалид, либо психика напрочь исковеркана… Однако, в каждом правиле существуют исключения. Вот и в нашем селе было такое. Точнее – был - молодой ещё парень Иван, который ушел на фронт практически мальчишкой.
Он умудрился не только выжить, но и руки–ноги целыми и невредимыми сохранить. Вернулся с Победой, дошедши до самого Берлина, домой к старикам-родителям, грудь в орденах, возмужал, на висках лишь седина появилась, благородная такая, как у лордов бывает. Как есть – герой, одним словом. И не кичился своими заслугами. Говорил всегда, что ничего особенного он не совершил… Просто вот повезло…
Нарадоваться родители на своего сыночка не могли. Немного придя в себя после боёв и пообвыкнув уже к мирной жизни, Иван без проблем поступил в ВУЗ, на заочное отделение. Не потому, что не осилил обучение на очном, а для того, чтобы одновременно можно было и работать: своим пожилым родителям помогать, да и себя самого содержать.
Как водится, на время экзаменационных сессий, два раза в год, ездил наш Ваня в город, благо, практически рядом с поселком был полустанок, на котором останавливались первые электрички. Ходили они, правда, в то время с грехом пополам. Самая поздняя из суточных часто прибывала уже глубокой ночью.
Но Иван пользовался чаще всего - именно ею: то в городе у него были какие–то дела, то просто было интересно прогуляться по городским улочкам, посмотреть на возрождающуюся после войны жизнь…
Родители эту его привычку пропадать в городе допоздна знали и не особо волновались: все–таки человек взрослый, пора и личную жизнь обустраивать. И потому, когда однажды Иван не вернулся после очередной поездки в город, домой вообще, тревогу подняли только на следующий день.
Встревоженная отсутствием сына, мать метнулась к своим ближайшим соседям и заявила, что пропал их Ваня. Дескать, в институт вчера утром уехал, а назад – до сих пор так и не вернулся.. Собрали нескольких более-менее мобильных мужиков и начали поиски пропавшего.
Если в доме все дела начинают от печки, то поиски людей в деревне решили со станции. На той самой, на которой он сходит с электрички, когда домой возвращается из города. Почему-то была у людей уверенность в том, что если что с парнем и могло приключиться, то уже после того, как он из электрички выйдет.
Интуиция мужиков не подвела. Ивана обнаружили практически сразу после начала поисков. Полустаночек был совсем маленький, в виде деревянного настила около рельс, над которым был устроен небольшой деревянный же навес, под которым можно было спрятаться от дождя или снега. Под навесом стояла лавочка крохотная, которую после войны успели только недавно заново установить.
Все это располагалось с противоположной от самого села стороне. Там за самым полустанком сразу же впритык начиналось поле, примыкающее к небольшому лесочку. А от железнодорожной насыпи поле огораживали довольно густые придорожные кусты. В нашей местности эти кустики иргой кличут.
Вот в этих самых кустах Иван в совершенном беспамятстве, словно живой труп, и был обнаружен. Мужики, как увидели его в таком состоянии – вначале даже охнули. Но быстро успокоились. Решили, что небось на радостях от того, что «свалил» последний экзамен, Ваня решил выпить чуток. А тут – лето, жара… вот и развезло парнишку, чуть с нормой не подрассчитал.
Однако, как это ни удивительно, запаха перегара вроде бы и нет… А его-то уж точно не спутаешь ни с чем… Ну, Бог с ним – главное – нашли, и то - хорошо. Схватили Ивана за руки – ноги мужики, оттащили домой, стали в чувство приводить. Реанимация прошла успешно. Напугавший стариков-родителей Иван глаза открыл, вроде бы и пришёл в себя.
Но на все вопросы о том, как он оказался в кустах этих в таком состоянии, знай, твердит лишь одно, словно попугай:
- Не знаю, не ведаю, не помню ничего, хоть пытайте, хоть сразу убейте! Вот как на вокзале в городе был – это хорошо помню. Как на электричке ехал, - тоже отлично помню… А потом… словно провал в памяти… Как отрубило. Помню лишь то, что было уже темно – стало быть – уже ночь на дворе. Фонарь на полустанке горит. Помню, что в воздухе чем-то таким пахнет… цветами вроде какими-то… сладкий такой запах, аж приторный… тяжелый… так сильно пахнут, что голова болит… А больше не помню ничего…
И вот наш Ваня с того самого инцидента-то сильно изменился. Стал, как говорится, «не в себе». Сначала он просто начал часто уходить из дому, потом работу стал прогуливать. А разговаривать с людьми и вовсе практически перестал.
Видя такие странные изменения в поведении сына, за него вплотную взялся старик–отец. Посадил напротив себя в хате, стал выспрашивать:
- Ваня, сын, не томи, рассказывай, в чём же дело? в чем же дело? Куда ты всё время ходишь? Что ты, как чумовой-то стал какой–то? Что такое творится с тобой?
Иван помялся-помялся и говорит:
- Перед тем днем, как я пропал, и вы меня искали, я как и всегда, домой из города ехал на последней электричке. Время было уже позднее, много больше полуночи… И народу–то, как обычно в это время в вагоне почти не было. На нашей станции сходил я один.
Ну вот, вышел я на полустанок. Темно, духотища жуткая, прямо дышать невмочь. Хорошо хоть - фонарь целый, горит, не скрутили. Осматриваюсь вокруг – электричка уже отъехала, даже стука колес по стыкам шпал не слышно…тихо так… И вдруг вижу – на лавочке сидит женщина. То ли луной освещенная (как раз полнолуние же было, погода ясная), то ли этим самым фонарем – не понять. Только впечатление такое, словно она вся светится, аж сияние от нее исходит…
И красивая такая… Батя… сколько живу - я таких красавиц не видал – даже в кино, не то что бы наяву! Волосы светлые – светлые. Почти что белые. Вокруг милого лица локонами, точно змеи, вьются. А глаза!! Глаза большие, даже ночью было видно, что они – ярко голубые, почти васильковые. На половину лица глаза-то, отец!!
И платье на ней какое–то странное. А вот почему странное – до сих пор понять не могу… И вот смотрит она на меня своими глазищами! Если бы ты видел, как она сморит! Да ещё и улыбается, словно любимого человека увидела. А я дар речи потерял: в голове всё спуталось, стою, сумку с самым дорогим – с конспектами к себе прижал, сморю на нее зачарованно. И только лишь чувствую, как совершенно перестал соображать: где я и кто я.
А она-то тоже на меня смотрит, а потом так заливисто смеяться начинает, и говорит мне сквозь смех-то: « Ну, здравствуй, Ванечка! А я тебя давно уже приметила…»
Я хочу вроде спросить у нее – кто она такая, да откуда меня знает. Да что тут делает одна в первом часу ночи, да только не могу! Чувствую, что сейчас сознание потеряю. А она опять говорит: «Иди-ка сюда, Ванюша! Подойди ко мне…Не стой же ты столбом-то! Что же я даром сюда пришла? Подойди ко мне, Ванечка…»
И стало мне вдруг так страшно, как ни разу в жизни не было: даже на войне я такого ужаса не испытывал, хотя там смерть всякая рядом от меня была. Я словно надвое разделился. Мой мозг-то. Словно в моей черепушке два человека сидят… Один из них тянет, едва не толкает к ней, а второй-то кричит: "Не слушайся её!! И шага в ее сторону не смей делать! Разворачивайся, и беги отсюда! Беги!"
Ну я каким–то чудом и сумел развернуться и побежал во всю мочь, на которую был способен. К нашему поселку. По дороге-то. Не знаю даже, как и ноги унес. Хорошо, что Луна ярко светила, дорогу было видно… А вот на следующий-то день я все время думал да гадал, что ж это такое было? Кто это? Что это?
И стыдно мне немного стало: чего же я, прошедший всю войну, как дурак, как последний трусливы мальчишка, удрал оттуда? И с чего возник во мне этот смертный страх? Ну что она мне сделает? Весь день как на иголках был, не мог вечера дождаться. Теперь уже я специально на эту же последнюю электричку сел…
Я почему–то был уверен в том, что она опять там меня дожидается. Пока ехал - до самого нашего полустанка всё обдумывал, что сказать ей, если увижу снова. А как ступил ногой на землю из вагона-то, так голова у меня и закружилась, в глазах всё поплыло… И не помню я больше ничего.
А дальше ты уже всё знаешь. Поутру меня мужики наши возле полустанка в зарослях ирги обнаружили. А куда теперь хожу – не помню вообще ничего. Целые часы каждый практически день из памяти выпадают, словно и не было этого времени в моей жизни вовсе. Прихожу в себя только, когда домой иду или сижу на лавочке около дома…»
И решился тогда отец на страшное: решил он проследить за Иваном. На что только не пойдёшь ради жизни единственного сына. Предупредил только жену свою, что может пропасть и сам. Та поохала, поахала, да перечить мужу не стала: не адреналина ради тот жизнью решил рисковать, а чтобы их единственного сына спасти. Негоже было отдавать его, прошедшего целым и невредимым всю войну, какой-то вампирше, ворующей у него и время, и силы.
Долго не мог собраться дед с силой духа, чтобы проследить за сыном. Вот уже и осень наступила. Деревья оделись в праздничные одежды, словно стремились накрасоваться перед полугодовым зимним сном.
Словно в насмешку над старым отцом, в тот день был дождь, да не по-осеннему сильный, с грозой. Дед итак боялся потерять сына из вида, а тут ещё из-за дождя видимость дороги была вообще плохая.
Пока Иван шёл до станции – дед потерять его из виду не боялся: дорога-то с детства ему знакома, завяжи глаза – на ощупь дойдет… Да только вот до полустанка-то и идти не пришлось. Не доходя метров двести, от большака в сторону леса вела другая дорога. Чуть поуже, чем эта. Ну совсем – грунтовка.
«Странно»- подумал дед Макар, - «Сколько лет здесь прожил, сколько раз мимо ходил, а дороги никакой и не видывал… куда она ведет-то? Ладно, посмотрим…» И отправился дальше за Иваном. Стало уже темнеть. Но фонарей, по закону подлости, конечно же на этой дороге не было, да и дорога была какой-то старой, и что либо рассмотреть на ней было трудно. Так как от дождя дорогу очень сильно размыло.
То и дело, смотря себе под ноги, чтобы ненароком не упасть, в очередной раз, когда поднял голову, увидел дед, что впереди него уже не один силуэт передвигается – Ивана, а два. Второй был серебристый даже в дождливой завесе. Понял дед, что это и была похитительница времени и здоровья его сына.
Глава 2.
Дождь униматься не собирался. Хорошо, дед Макар был одет в плащ-палатку, в котором коров выгонял в свою очередь… А на ногах были рыбацкие «болотные» сапоги, которые так и норовила засосать дорожная грязь.
Но вот наконец, вдалеке показались крыши домов. Время было уже далеко за полночь, а дождь только усиливался, превращаясь временами в мелкий град. Долго ли, коротко, но поравнялся дед с первыми домами неизвестной деревни. Судя по всему, эта деревня состояла буквально из одной дороги по которой то слева, то справа стояли домики. Только странные это были какие-то домики. Отличались они очень сильно от домов его родного поселка. Да и выглядели они явно не особо жилыми.
Пока чавкал по грязи, дед всё пытался вспомнить, что же за деревня находится в этой стороне. Но ничего припомнить не мог… Что там было с другими домами он рассмотреть не успел, но первые два повергли нашего преследователя в небольшой шок. Сказать, что эти строения были старыми – это не сказать ничего вовсе. Они были ветхими, трухлявыми, заросшими непроходимыми зарослями каких-то непонятных кустов.
Ни в одном из окон не было света. Хотя именно этот факт деда Макара удивил меньше всего. Всё-таки время позднее, и люди спят уже... если люди вообще есть тут. Но вдруг очередная вспышка молнии осветила вокруг огромную площадь. Словно поляна голубоватого свечения. В этом призрачном, пугающем свете, дед увидел силуэты.
Впереди шли двое: его Иван и дама в белом. Он было хотел окликнуть сына, но здесь прямо по курсу нарисовался третий. Похож был на мужчину. Он был такой, каких называют долговязыми. Руки этого силуэта показались деду Макару гораздо длиннее, чем у обычных людей. И насколько он успел рассмотреть за время вспышки, новый путник был одет в какие-то лохмотья, заменяющие по всей видимости, ему одежду.
Когда сверкнула очередная молния, сопровождаемая оглушительным раскатом грома, который, казалось, грозил разрушить последние остовы, некогда бывшие домами, это нечто весьма резво побежало в сторону ближайшего ко мне дома. Всё это произошло буквально за мгновения!
Дед решил, что, безусловно, это был обычный человек, которого застала непогода на улице. И который, спасаясь от дождя и града, бежал к себе домой. Дед подумал, что не стоит идти в тот дом, в который, как ему виделось в темноте, зашёл Иван со спутницей. Куда как логичнее было бы предварительно разузнать у соседей об этой дамочке.
Тем более, что в такую погоду Иван точно не станет возвращаться домой, а дождётся хотя бы утра. Поэтому он уверено повернул к тому самому дому, в котором исчез этот долговязый. Холод давал о себе знать. Да уж, погодка в начале октября просто нечто! Как там поётся - у погоды нет плохой погоды? Есть. Ещё как есть!
Крыша крылечка, смотрящего в сторону дороги, очень здорово протекала, но это – всё-таки лучше, чем стоять под проливным дождём. Дед постучал в дверь:
- Хозяева? Есть кто дома?
Ответом ему было молчание. Он решил постучать ещё. Снова тишина. Попытался открыть — ни в какую. Тут дед хлопнул себя по лбу: «Вот ведь, старый я пенёк-то! Надо попробовать обойти дом. Там наверняка есть другая дверь». Не теряя времени даром, дед приступил к выполнению своего плана.
Пока он огибал угол дома, мельком взглянул в темное доселе окно, которое, вопреки деревенской привычке, не было ничем занавешено. На секунду отцу Ивана показалось, что он увидел там какое-то движение. Продираться к «чёрному» входу, который ведет во двор, пришлось в очередной раз через заросли непроходимых кустов. Наконец-то дед Макар добрался до задней части дома.
Дверь действительно тут была. И, как и положено, она выходила прямо в огород – через небольшой задний дворик. Хотя… что это за стоящие кресты? Странный какой-то огород… Который почему-то очень смахивал на кладбище… У деда, где-то в глубине его сознания возникло ещё не само озарение, но предпосылка его… Такого страшного, что тот постарался загнать его в самую глубину своего подсознания… Да подумать как следует над тем, что он увидел, дед не успел, так как сзади него с диким скрипом, открылась дверь.
Недолго думая, дед решил пока нырнуть внутрь помещения. Едва он проделал свой прыжок в неизвестность, как дверь за его спиной закрылась. Дед решил, что виной в столь странном поведении двери обычный сквозняк. В нос ударила смесь специфических амбре: затхлости, сырости и как будто гари.
Дед немного расслабился: крайней мере теперь не будет его так нещадно мочить. Есть возможность немного обсушиться и обогреться. Немного привыкнув к темноте, глаза деда стали различать отдельные предметы в комнате, в которую он попал. Стол, стул, кружка, тарелки... Тут он вспомнил, вспомнил, что ворвался в дом без приглашения и надо бы хоть дать знать хозяевам что в доме у них незваный гость:
- Хозяева? Гостя примите на ночлег? Если что, могу жидкой валютой расплатиться с вами за оказанную услугу ( выходя из дома, дед не забыл прихватить с собой чекушку самогона: в то время в деревнях деньгам живым счёт знали, а расплачиваться предпочитали именно этой, жидкой, валютой)!
В ответ — тишина и только звук капель по крыше разрушал ее. Дед немного постоял, подумал и решил, что коли тут никого нет, то он может незаметно заночевать. А УЖ если хозяева придут, то всё им по-доброму и объяснит. Он же не вор какой…
Оставалось найти что-нибудь типа лавки или кровати…не спать же на полу! Значит, нужно пробираться внутрь дома. Каждому шагу деда пол отзывался жутким скрипом, который способен был разбудить и покойника… Атмосфера так себе. Ночь, старый дом с собственным кладбищем на заднем дворе, скрипучий пол... По спине у деда невольно пробежал холодок.
Пройдя насквозь кухню, он оказался в небольшой комнате. На стене висели огромные часы. Те, которые отбивают своим стуком каждый час времени. В темноте они выглядели очень старыми, от них исходил резкий запах гари. В этой же комнате он разглядел стол, на котором лежали какие-то тряпки, испачканные то ли землёй, то ли ещё чем-то. Комната была в ужасном состоянии.
В моменты, когда сверкала очередная молния, было видно, что со стен осыпались обои, потолок был весь в подтёках, да и в целом комната была жуткого вида. А на полу и вовсе лежала размазанная сухая грязь. Но зато рядом со столом стояла кровать с панцирной сеткой. Её изголовье было очень ржавым, что навело деда Макара на мысль, что в этом доме вовсе никто и не живёт. Ведь никто в здравом уме не станет спать на такой жуткой кровати! Никто, кроме него.
Сон накатил на деда мгновенно и очень неожиданно для него самого. Особо не церемонясь, убедившись в том, что дом этот скорее всего заброшен и хозяева не нагрянут, дед устало присел на край кровати, совершенно не боясь, что это ложе сейчас развалится и он рухнет на пол, пробив трухлявые доски, и будет лететь до дна подпола.
Так, ну кровать не рассыпалась, хороший знак! Подложив себе старый пропахший потом картуз вместо подушки, он закрыл глаза и незаметно для себя уснул. Самое интересное, что пропал и страх, и чувство времени. И то, зачем он сюда притащился в такую погоду. Проснулся дед от постороннего звука. Ему показалось, как будто кто-то ходил по кухне. И пол противно скрипел под шагами идущего.
Через силу открыв глаза и пытаясь понять что он тут вообще делает, дед Макар сел на кровать и крикнул:
- Здесь кто-нибудь есть?
Шаги прекратились. Отец Ивана не сомневался в том, что на кухне явно кто-то есть. Он с максимальной осторожностью, стараясь не скрипеть половицами, встал с кровати и пошёл на кухню. Но там никого не оказалось. Наконец-то вспомнил, что у него в кармане, в тряпке от портянок, лежит махорка, старая газета и коробок спичек. Зажёг спичку – благо, они не промокли во внутреннем кармане. Пол был весь в свежей грязи.
У деда мелькнуло в голове: «Что это такое? Что тут шастает такое грязное ночью? И куда “это” делось?» Мысли в его голове стали путаться от вновь подступившего страха. Развернувшись к выходу из кухни, он увидел, как высокая тень мелькнула в комнату. Дед Макар кинулся бегом туда. Опять грязь! Она вела в сторону какого-то маленького люка на полу.
«Ну что, лезть туда или ну его нафиг, ещё с нечистью всякой не хватает бороться!! Хотя…я ведь и шел за Ванькой именно для того, чтобы отвоевать его у нечисти…»
Снова сел на кровать, начал думать, что делать дальше. Взвесив все ЗА и ПРОТИВ, решил, что надо идти искать приключения на свою пятую точку. Во втором – уже наружном кармане, дед нащупал свой старый перочинный нож, которым пользовался ещё его покойный отец. Он так и лежал в этой плащ-палатке, чтобы второпях не отправиться на выгон со стадом без него. Хоть какое-то оружие!
Немного ещё посидев на краю кровати, дед набрался смелости и подошёл к люку.
В голове разыгрался диалог двух «я» деда:
- Открыть?
- Нееет. Зачем?
-А вдруг там что-то интересное?
- Ага, например вурдалак какой-нибудь, вот интересно!
- Ну делать то что-то нужно?!
- Нужно. Согласен. Иначе зачем я сюда тащился?
Закончив спор с самим собой, дед начал открывать люк. Его ручка была в этой самой грязи, а пахла она так, что он чуть не увидел свой сегодняшний обед. Пахло самой настоящей мертвечиной! Ну раз уж испачкался в “этом” то надо доделывать дело до конца. Люк открыт. Зажёг ещё одну спичку и посмотрел вниз.
Деревянные ступеньки, уходящие вглубь темноты, и больше не видно ничего. Кл-а-а-ас-с-с! Спускаться в неизвестность! Было принято решение быстро спуститься, осмотреться, нечисть отправить туда, где ей и положено быть – на ТОТ свет, и со спокойной душой и чистой совестью снова лечь спать. А только плану этому не суждено было свершиться.
Только дед наклонился, для того чтобы начать спускаться вниз, как вдруг сзади его что-то толкнуло, и он кубарем полетел вниз... Тишина. Боль в голове. Поняв, что не сломал себе по крайней мере шею, и всё ещё жив, наш сталкер понял, что лежит он на чём-то твёрдом и неприятном. Пощупав пальцами, до сознания дошло, чем является это пористое и твёрдое... Кость! Это кость! Мгновенно подскочив и осветив вокруг себя факелом из газеты, подожженой очередной спичкой, дед обнаружил, что весь пол подвала усыпан костями и человеческими черепами!
Как он после рассказывал, дед просто онемел от страха. В его голове снова начали биться вопросы, на которые он не знал ответов.
«Куда я попал? Кто меня толкнул? Как отсюда выбраться?»
Пока эти и другие мысли вяло переваривались после удара у него в голове, в углу что-то заворочалось. Там явно что-то сидело и смачно трапезничало, судя по чавкающим звукам. Вдруг, звук прекратился, и то, что доселе его производило, стало медленно подниматься с пола.
В нем было, наверное, метра 2 с половиной роста! Сухие длинные ноги, руки свисали ниже колен, а на руках - серповидные пальцы или когти, в полутьме не разобрать.. Голова... о, голова была на редкость зубастая! Выглядела она словно вытянутая обглоданная каким-то зверем черепушка. Глаз то ли вовсе не было, или же дед с перепугу их просто не заметил.
Этот вурдалак бросился на непрошенного гостя с душераздирающим воплем. Уворачиваясь от этого монстра, дед поскользнулся и упал. «Встать, надо встать!» - бормотал он себе под нос. Мгновенно развернувшись, чудище опять ринулось на потенциальную еду. Но на этот раз дед не успел отпарировать и по груди полоснул острый, словно отточенная бритва, коготь. Боль пронзила всё тело.
Глава 3.
Но, по-видимому, и чудовище на что-то напоролось, потому что, взревев, упало рядом со своей жертвой. Перочинный нож деда торчал из его груди. «Бежать, надо бежать отсюда, второго ножа у меня точно нет!» - словно молния пронеслось в голове у деда Макара.
Собравшись с последними силами, он вскочил и пулей начал вскарабкиваться по лестнице. Тут его уши уловили, что этот вурдалак встал на ноги и уже бежит ко нему, явно не с добрыми намерениями! Изо всех сил, что еще теплились в этом старческом теле, дед лез по очень крутым ступенькам, совершенно не думая, что под ногами и руками у него – сплошь земля с гнилой мертвечиной.
Вдруг, он ощутил, что его схватили за ногу и потащили вниз. Решив пожертвовать одним сапогом, чтобы попытаться спастись самому, дед быстро, насколько это было возможно, стащил с ноги тот, за который ухватилась потусторонняя тварь. Сапог так и остался у этой нечисти, но зато она с шумом упало вниз.
Открыв люк, дед увидел, что на улице уже светает. Быстрым движением, дед со всей силы врезался во входную дверь, в ту, что была заперта, в надежде, что выбьет её к чертям собачьим! Но то ли от его малого веса,, то ли сил для разгона у него уже не было, но дверь его встретила глухим ударом, после чего он отлетел назад.
«Засов! На двери засов, олух я слепой!» - пронеслось в голове у деда.
Быстро встав, он снова подбежал к двери, убрал засов и тут за спиной он услышал мерзкое дыхание. Не посмотрев, что там сзади, он открыл дверь, вылетел из дома и побежал, хромая, в сторону выхода из этой злосчастной деревни.
Дождь уже закончился, и по земле стелился туман. Отбежав до околицы, он решился-таки оглянуться назад… А там... виднеется только старое кладбище, а домов-то и вовсе никаких нет!! А на улице стоят штук пять этих страшных существ и смотрят ему вслед! Почему они не попытались его догнать – дед так и не понял
Самое главное было то, что впереди себя он заметил знакомую фигуру сына, которая еле брела, покачиваясь словно зомби. Прибавив ходу, на сколько он мог, дед догнал-таки Ивана.
- Иван!! Постой!! Это я, отец!!
Иван на мгновение застыл на месте, но потом всё-таки повернулся на голос отца.
- Батя, ты? Ты как… Ты что здесь делаешь?
- За тобой, сын, наблюдал, хотел расправиться с этой ведьмой, что тебя и силы, и жизни лишает, что время ворует… Да сам едва не поплатился своей жизнью…
Иван подошёл к отцу, обнял его…
- Спасибо тебе!! Ты мне жизнь спас, отец!!
- А… где же твой второй сапог? – озадачился сын, бросив взгляд на ноги отца.
- Послужил откупом для одного дюже жадного вурдалака! – усмехнулся отец.
- И как же ты теперь? Как до дома-то пойдёшь? Давай, я тебя на закорках понесу!!
- Ты чего? Даль такую!! Сейчас я себе смастерю обувку.
Мужчины подошли к растущей у обочины липе.
- Вань, у тебя ничего острого нет, случайно? А то мне и ножик пришлось подарить этой образине, нечистый её дери!!
- Есть!! Ты же знаешь, что я без ножа не хожу… Хотя от этих чар он бесполезен…
- Давай сюда ножик!
Погладив ствол липы, дед Макар попросил у дерева прощения за то, что ему придётся причинить ему боль и нанести рану. Осторожно вырезал прямоугольник из коры, так, чтобы хватило поставить ногу и немного загнуть её вверх с носка и пятки.
Задрав плащ, оторвал от подола рубахи две ленты, которыми и привязал кору к ступне. Иван разулся и размотал свои портянки, разорвав их пополам. Двумя половинками он обмотал свои ступни, а две отдал отцу.
До дома дошли без происшествий.
Когда уже уставшие, но живые, сидели с бабой Дашей за столом, дед рассказал ей где он был этой ночью, и где, по всей видимости, пропадал все эти дни Иван.
Бабка, выслушав внимательно супруга, округлила глаза и замахала на него руками, словно хотела кого-то отогнать от деда:
- Нет там никакой деревни! Ты что, дед, совсем память потерял!? Там только старое-престарое кладбище, а появилось оно после... Хотя подожди, там была деревня, но она сгорела, как народ говорит, уже больше ста лет назад! Все, кто там жил, погибли. И похоронили их всех на месте этой деревни... Вот и получился погост на деревне…
- Надо теперь Ваньшу нашего отчитывать срочно!! И не смотри на меня так!!! Мне плевать, что ты в это не веришь!! У меня сын всего один! – зыркнула на деда баба Даша.
Кто бы что ни говорил, а в деревнях в основном всё держится на женских плечах. Матриархат там такой своеобразный… Семья, её качество, зависит от жены. Коли попалась мудрая да умная – с ней и алкаш проживёт человеком… И похож он будет на вполне нормального человека.
А коли нарвётся из числа «прости, Господи» - и подающий надежды не единожды может оказаться в местах не столь отдалённых. Либо сам сопьётся, либо супружницу неразумную прибьёт…
Бывают, конечно, и исключения, но – редко, очень редко… А посему – баба Даша сказала: «Надо Ваньшу отпевать» - дед Макар и перечить не подумал даже. Осталось дело за небольшим. Найти ведьму. Или – бабушку – повитуху – они тоже частенько могли помочь в этом деле.
Да вот незадача: Мало кто из них пережил ту страшную войну… Ну да земля слухами полнится. Прознал дед, что на полпути к городу живёт такая добрая душа. И берётся отчитывать не за деньги, а только за продукты. Причём, если знает, что сможет наверняка помочь – возьмёт дар, а не сможет или не захочет – даже и не взглянет. Хоть барана притаскивай, хоть мёдом соблазняй.
Но попытка – не пытка. Всё равно лучше, чем сидеть сиднем да думать: выживет или нет единственный сын?
Тянуть с посещением бабушки не стали. На следующее утро отправился вначале один дед по названному ему адресу – чтобы зря не гонять Ивана. Мать осталась на страже, заперев сына в хате на навесной замок, хотя тот и упирался, и упрашивал, и даже угрожал.
Но мать – это не отец. Шутить в таких случаях не будет.
А отец, прибыв в нужную ему деревню, спросил у первого же встречного, как ему найти бабку Нюру, что отчитывает от болезней, да бесов всяких и мертвяков от людей живых прогоняет. Мужик ему указал пальцем в сторону темнеющего у дальнего конца единственной деревенской улицы хвойного леса, похожего на еловый бор.
- Вон – видишь лес?
- Ну, вижу.
- Вот иди к нему. От околицы увидишь тропку. По ней и ступай. Она тебя к избушке Нюры и выведет. Ничего не бойся. К ней многие ходят. Не всегда и не всем, но - помогает. Если сможет помочь.
- Спасибо тебе, добрый человек!
- Ступай себе с Богом!
И дед Макар пошёл. Идти долго не пришлось. Деревенька была небольшой. Да и домишко ведьмы стоял неподалёку от опушки.
Подошёл, увидел возле шаткого штакетника, на котором сушились крынки, небольшую очередь. Человек пять стояло.
- Здравствуйте, честной народ!
В ответ присутствующие нестройно загудели. Кто желая вновь подошедшему здравия в ответ, а кто, предвидя, что тот сейчас будет проситься, чтобы его пропустили без очереди, недовольно забухтел.
Но не успел дед Макар и слово ещё молвить, как дверь избы распахнулась и из неё вышла хозяйка: пожилая женщина лет 60-65. Статная, на зависть иным молодым – фигуристая и лицом весьма пригожая.
Седые волосы были заплетены в косу и уложены сзади головы, наподобие кички. Вся опрятная, подтянутая, она с первого же взгляда располагала к себе, внушала доверие.
- Явился? – обратилась она к деду, словно давно уже его ожидала, - заходи в хату. Сейчас расскажу, что надо будет вам сделать до своего приезда на лечение.
Народ зароптал.
- Не гундите!! Забыли, что сами так же ко мне без очереди попадали, когда приезжали лишь узнать - смогу ли я вам помочь или нет? Раз назначила на сегодня – значит, всех и приму! И уехать все успеете!! А коли, кто не верит моему слову – я тех не неволю. Вот вам Бог, а вот и порог. Скатертью дорожка от моих дверей до вашего порожка.
Сразу восстановилась тишина. Никто роптать больше не посмел.
Глава 4.
Зашли в дом. Приятно пахло пряными сухими травами, пучками подвешенными к потолочным балкам. Возле печки лежал чёрным пушистым кренделем огромный котяра, который мурчал от удовольствия так, что его рулады были слышны едва не от самого порога.
- Сыну я твоему помогу. Сейчас нельзя за это браться – Луна лишь растёт. А вот через три дня, в понедельник, ко мне его и привози. Да смотрите, не спускайте с него глаз. Иначе заест вконец до смерти его эта девка.
Она и так к нему уже присосалась. Свою копию прикрепила к его душе. Вот она-то и тянет из Ивана соки. И манит каждый день в эту призрачную деревню на кладбище.
А как только освободим мы Ивана от этой заразы, срочно надо будет уничтожить всех этих упырей, которые банкуют на погорельщине. Надо будет собрать мужиков, которые посильнее, да посмелее. И вновь тебе отправиться на тот погост.
- Нюрка, а зачем же?- едва не взмолился дед Макар.
- Затем, чтобы вывести эту нечисть!! Или тебя устраивает, что почти под боком у вас такие страсти бушуют? Я, конечно, не навязываю…но…
- А как же нам точно-то узнать сроки, когда бороться-то с этими нехристями?
- Есть один способ. Здесь бабку твою задействуем. А может- доверенную какую девицу. Пусть потом походят ночью под окнами домов вашей деревни, да послушают, кто что будет говорить.
- Так за это же и по морде можно схлопотать!! И не только девкам!!
- Тю, дурак!! Они же не будут стоять всю ночь под определённым окном!! А будут проходить там, где сидят хозяева и общаются. Им и надо будет услышать лишь пару-тройку слов, чтобы понять, что мертвяки снова зашевелились. Упыри не каждый день выходят на охоту. Но - коли повезёт – то сразу – как пули в обойме – несколько дней подряд.
Вот как услышат, что вчера кто-то пропал из ваших – то на следующую ночь и пойдёте туда. Понятно? Да не бойся. Когда с Иваном придёте – я ещё поподробнее всё расскажу, что именно сделать надо будет.
А сейчас - ступай. Да в понедельник-то не запаздывай.
- Ну, спасибо тебе, матушка, - поклонился бабе Нюре дед Макар в пояс и оставил привезенные подарки - пчелиные соты, да с десяток яиц в тряпице чистой у самого почитай порога.
Вернулся домой довольный. Иван же ходил словно волк в клетке – только не бросался на мать, чтобы её искусать. Чтобы немного отвлечь сына, решил отец с ним в карты сыгрануть. Но Иван наотрез отказался.
Тогда посадил дед Ивана перед собой за стол, велел бабке принести четверть самогона, да закуски соорудить. Она вроде вначале хотела поупрямится, но скоро сообразила зачем это дело дед затеял. Так всё и вышло.
Была у бабы Даши заветная бутылочка. С настойкой, которую она сама готовила по совету знающей женщины, что жила раньше в их селе. Настойка та была на травках. И мята там присутствовала, и мелисса, да и пустырник с корнем валерианы удалось раздобыть.
Небольшая сравнительно доза ароматного снадобья помогла угомонить Ивана. Но и после того, как он заснул, старики спали по очереди.
В такой нервной обстановке прошли три дня до начала убывания Луны, до понедельника. Вымотались к этому времени уже все трое. Собрав в котомку гостинцы, отправились на приём все втроём. Родители опасались всё-таки за исход лечения. Неизвестно было, как Иван себя поведет.
Прибыли они самым первым автобусом – до соседнего райцентра, а дальше решили идти пешком. Но им повезло: догнал их какой-то мужик на телеге, в которую была впряжена не слишком резвая клячонка. Ехал он к своему куму на крестины его внучки.
Как раз – в нужную им деревню. Посчитав эту встречу за благоприятный знак, сели на телегу и поехали. Всё-таки лучше плохо ехать, чем хорошо топать по пыли добрые 10 километров. Когда въехали в саму деревню, поблагодарили доброго попутчика, отсыпав ему добрую пригоршню домашнего самосада, за что тот, в свою очередь, благодарный деду Макару, пообещался их забрать на обратном пути.
Когда старики усомнились в том, то их новый знакомый после крестин будет способен на обратный путь, тот им сообщил, что завтра рано утром ему надо быть в конторе их сельсовета. Дела есть. Поэтому напиваться до скотского состояния он не собирается.
На том и порешили, распрощавшись до темноты. Если кто освободится раньше – решили друг друга не ждать.
По живой очереди наши оказались третьими. К обеду они уже вошли в светёлку бабы Нюры.
Целительница не стала затягивать приём, заводя посторонние разговоры, а тут же принялась за дело, велев родителям Ивана сидеть тихо возле печи и не мешать ей, но быть готовыми в случае проявления нежданного буйства их сына, помочь ей его удержать.
Достала какие-то сушёные травки. Зажгла их. Когда растения загорелись, по помещению разнёсся аромат розы и… табака. Ну да – той самой махорки.
Велела Ивану снять рубаху и лечь на широкую лавку, что стояла у стены под окном, и была накрыта белой тканью. Типа простыни. Затем из небольшого деревянного ящичка, наподобие ларца, что стоял на выскобленном до бела, столе, достала пять чёрных свечей. Расставила их по одной рядом с каждой конечностью, и головой. Если посмотреть на это сверху, то располагались они в виде пятиконечной звезды, вершина которой совпадала с головой Ивана.
После того, как свечи были приготовлены, на груди парня, ближе к солнечному сплетению, начертала знахарка пентаграмму Соломона, одним лучом вверх. Иными словами- обычную, привычную нам, пятиконечную звезду. Над звездой она написала на латыни: Tetragrammaton. Под ней – так же – на латыни - Elohim Gebor.
Едва успела ведьма нанести этот рисунок на грудь Ивана, как начали его крутить судороги. Прокатывались они по молодому телу раз в 10-20 секунд и при этом закатывались глаза.
После чего зажгла все пять свечей и начала читать над распростёртым телом заклинание, уставившись в сторону нарисованной на груди пациента звезды. Было такое ощущение, словно целительница старается поджечь солнечное сплетение Ивана, Того и гляди, из глаз бабы Нюры готов был вылететь оранжевый луч.
Видно было, что покрывшаяся во время судорог мурашками кожа Ивана, стала розоветь, распрямляться. О неё даже что-то типа пара пошло. Согревшись, Иван наконец-то полностью расслабился и начал впадать в сладостную дрёму.
А ведунья тем временем читала заговор:
"Elohim, Tetragrammaton, Jah, Adonay, Eloham. Я заклинаю тебя, создание иного мира, именем Elohim Gebor и его силой приказываю тебе покинуть тело Ивана, отцепиться от него, да будешь проклят на веки, без надежды на прощение. Низвергнут в глубины бездны Адской, рассеян как маковые зерна рассеиваются из спелой коробочки. Заклинаю тебя именами Adonai Zebaoth, Adonai Amioram. Повинуйся именам сим и символам создателя! Повелеваю тебе: выйди из сего тела, ибо заклинаю я тебя истинным именем Бога.
Во имя Adonai я повелеваю тебе перестать изводить болью это тело, спутывать мысли, что рождаются в этой голове, будь ты хоть нерождённым, хоть - неупокоенным созданием смерти. Я принуждаю тебя волей своей подчинится и покинуть это тело. Силой трех имен Tetragrammaton, Anexexeton, Primeumaton я ввергаю тебя во мрак до дня твоей окончательной гибели. Я заклинаю тебя силой El который создал все, покинь тело и удались. Ты не сможешь укрыться от кары ни на земле, ни в воздухе, ни в воде, ни в каком укромном месте. Всюду найдёт тебя мой меч (здесь баба Нюра взмахнула крестообразно откуда-то взявшимся у неё в руке обаюдоострым ножом, больше смахивающим на офицерский морской кортик). Именем Elohim Gebor подчинись и отринь!»
Повторяла она этот заговор, пока не догорели свечи. То есть – ровно 7 раз. Заметили ещё старики, что синхронно с судорогами, потрясающими тело их сына, подрагивал, словно маятник кончик магического ножа.
Когда с ритуалом изгнания нечисти было покончено, Иван встал с лавки и попросился до ветру. Во двор его хозяйка не отпустила. Сказала, что в задних сенях стоит ведро с деревянным кругом на нём вместо крышки. Да велела не задерживаться.
Справив свою малую нужду, Иван возвратился в комнату.
- А сейчас я буду ставить тебе оберёг, парень! Иначе вся наша с тобой работа будет насмарку- не успеешь до дома доехать, как присосется к тебе ещё какой-нибудь упырь. Они чувствуют души, которые ещё не успели оправиться от прежнего нападения.
Все трое промолчали. А что им было возразить?
Снова взяла Ведьма свечу. Теперь уже – восковую, желтую. Зажгла её. И начала читать заговор:
«Лягте кругом Ивана слова, храните его с ночи до утра,
с утра и до полуночи храните не дремлючи.
12 сил 12 имен 12 духов, встаньте вокруг Ивана, кругом его сохраняйте, оберегайте, врагов к нему не подпускайте и завидев их, от него прогоняйте.
АТОР, ЛИАС, ВЕРТ, АРЕТ, ТАБАДА, КОС, БЕРАТ, АМАДИАС, КАЛОС, ФЕОТОС, СИАРИН И ДАЛСА.
Чтобы был он, Иван, неуязвим, ни врагами, ни силой их необорим.
А кто станет ему неугоду творить, тот от вашей силы должен начать
голосить.
Силу свою враг потеряет, ни бесом, ни попом,
ни погостом, ни перекрестком, ни иконой, ни церковью.
Ни в ранний час, ни в полуночный указ, ни в доме, ни на пороге.
Ни в злате, ни в серебре, ни в адамовом одеянии не сможет вражеская сила, порождение могилы, беженец из Ада нигде и никак от себя это мое слово отогнать. Только лишь силы свои сможет вконец потерять.
В час пригожий, в час урочный, в час благой, в круг Ивана облекаю,
духов стеречь его жизнь и здоровье повелеваю.
Атарог. Иули ала али аула. Аминь. Аминь. Аминь."
Когда свеча прогорела полностью, пригласила баба Нюра гостей за стол, велела всем выпить чаю горячего из скипевшего самовара с мёдом, что сами они ей в подарок и принесли.
Напились, пропотели, отдохнули, расслабились. Поблагодарили бабу Нюру за помощь и собрались на выход. А она им и говорит:
- Вот что за народ пошёл, а!! Словно это мне всё надо! Не спросят, насколько этот оберёг поставлен был, не напомнили мне о том, чтобы я рассказала, как упырей умертвить!! Ну, ничего не надобно!!
- Баба Нюра, так ведь растерялись мы!! – Иван и впрямь выглядел словно первоклашка на уроке у старшеклассников,- ты уж расскажи нам всё, не скрывай.
- Расскажу… Что ж с вами делать-то?
Короче, возвращайтесь в хату, покуда не успели порога пересечь. Сейчас начну учить. Оберёг этот действенен лишь на полгода. Ты понял, Иван? Крестик поставь себе на лбу что ли с нынешней датой. Дома потом запишешь где-нибудь. Да записку-то не потеряй!!
Теперь что делать с этими упырями. Кладбище на том месте не шибко большое. Там всего лишь погибшие в пламени из бывшей на том месте деревни похоронены. А упырями заделались, скорее всего - и того меньше.
- Как минимум троих, не считая девки, я видел лично! – сказал дед Марей.
- Вот в первую очередь, вам надо точно узнать, сколько же неупокоенцев там блуждает. Для этого предлагаю вам простой способ. Можете сами им воспользоваться, а может Ваня с местными девками-то поиграться, предложить им подурачиться, да пошутить. Он и сам развеется, и девок вниманием завладеет, глядишь, и жену себе присмотрит.
- А что делать-то надобно? – недоверчиво спросила мать Ивана.
- Да ничего опасного и страшного на сей раз. Предложи, Ваня, девкам поиграть. Послушать в полночь под окнами о чём ваши соседи будут болтать. Да внимание-то не надо на всё обращать. Надобно якобы им числа услыхать. Вот у кого число окажется больше, чем у других – та и выиграет поцелуй-то твой сахарный!
- И какой же цифре на самом деле нам после верить? – решил теперь уже до конца разобраться во всех тонкостях и отец.
- А она всего и будет одна-единственная. Так-то можно было бы кому-то одному под окнами-то пройтись. Да долго это всё-таки будет. А так – наберёте человек пять- шесть. И разбредётесь по селу. Вот какую цифру-то кто услышит – столько вас упырей и будут поджидать. Понятно?
- Это-то понятно.
- А что же тебе, Ваньша, непонятно-то, а, милок – сизый голубок?
Глава 5.
- Как использовать нам эти данные? Ну, ясное дело – чем больше упырей – тем больше надобно и людей… Только как нам с ними бороться-то? Гонять их по улицам до света, да в могилы их не пускать – не получится… Да и день может не задасться, пасмурным оказаться.
- Узнав сколько там блуждает голодных мертвяков, надобно будет набрать мужиков в вашем селе, да и в окрестных – в три раза больше этого количества. И пусть у каждого будет по заострённому осиновому колу, да по тесаку хорошему. Пригодится потом жилы подрезать у вампиров. Да возьмите с собой паклю, или что-то другое, что горит хорошо. Если рядом там есть лес с валежником – можно будет и его заранее на кладбище собрать. Да спички-то не забудьте!! Впрочем, вы же все курите, как паровозы…
- Я так понимаю, что нам надо будет их могилы загнать? – снова подал голос дед.
- Да можно и проще сделать. Собрав хворост, притаиться где-нибудь на погосте, чтобы вам было видно всё, а вы бы им видны не были. Да следить, чтобы ветер-то ваш запах до них не донёс… Как увидете, что вылезли упыри из своих гробов, так сразу и приметьте их могилы-то…
- Стоп!!! Баба Нюра!! Есть же способ куда как проще!! И безопаснее!!
- Это который же, деточка?
- Зная точно, сколько нам уничтожать упырей, приехать туда белым днём. Желательно – в солнечную погоду. Обойти кладбище и найти могилы либо разрытые, либо осыпавшиеся. По числу явно не меньшее, чем то услышанное число.
Подходим по очереди к могилам этим и выкапываем упырей. Кол забиваем в спину, сухожилья подрезаем, чтобы не расползлись. Выкладываем покуда рядком на солнышке. Когда всех упокоим – стащим их в костер. Валежника там много в лесу. Если что – и топорики с собой прихватим с пилами. Подрубим дровишек-то. Людей-то получится немало же.
Как сожжём – пепел по ветру разбросаем… Только вот…
- Чего не так, или тебе кралю твою жаль?
- Да нет!! Пусть она демонов очаровывает в Преисподней!!
- Так чем же ты тогда озабочен-то?
- Так ведь на дровах-то мы их сожгём лишь до костей… А надо бы до пепла!! Что предпринять-то?
- А ничего предпринимать, милый мой Ванечка, не надо!! Ты просто не представляешь себе сколько тебе дров надобно для того, чтобы на улице этих упыряк до пепла прожарить!! Да-да, не смотри на меня так!! Хватит с них вполне колов и подрезанных сухожилий!! Под коленями и у ступней сзади – голеностопные. Они уже никуда не убегут… Хотя…
- Ого!! Теперь у тебя, баба Нюра - «хотя»… Что ты ещё предложить можешь?
- Ну как тебе сказать… Можно было бы цистерну-другую бензина или керосина задействовать…
- Ты чего, бабусь? Нереально!!
- Вот и я так думаю… Вот если бы там обнаружилась яма с негашёной известью…
- Так, Нюра, - это уже мать Ивана в разговор вступила, - даже если такая яма и была в то время, когда эта деревня существовала, то её за прошедшее время сто раз погасили и дожди, и снега.
- Тоже верно. Значит – остановимся на кольях и подрезке сухожилий. Когда это проделаете, похороните бедолаг как положено… Ага… Коли кладбище есть – значит, скорее всего, земля там уже освещена… Значит, надо будет до этой операции сходить к нашему попу и попросить, чтобы он сделал всё для предания тел земле. Или – не?
- Думается мне, что это не помешает…
На этом Иван с родителями и простились с бабой Нюрой…
Приехали домой, расслабились. Вначале даже не хотели связываться с этими упырями – недаром же народ их так кличет: ну – упоротые ребята!! А что, им больше всех надо, что ли? Скрывать о своих приключениях отец с сыном не собирались. И предупреждать односельчан об опасности путешествий в тамошний лесочек, особенно – на сон грядущий, да с девой в белом – тоже не передумали.
А дальше пусть каждый решает сам за себя – люди-то практически все взрослые, военное лихолетье пережившее. Озвучить-то - они это решение озвучили… Но совесть свербила… Да и зачем тогда надо было все эти обряды по отчитке, да защите от нечисти проводить?
Нет. Надо!! Надо с этими партизанами адскими разобраться. И, коли уж совсем до пепла их изничтожить не получится: ну, вот нету у нас крематория поблизости. Концлагерей тоже немецких здесь не стояло… И не Индия это с её Гангой. Так что придётся ограничиться коловбиванием и сухожилиевреждением.
В принципе, и этого вполне хватит. Нам же самое главное – лишь бы не бегали эти супостаты. Можно в качестве контрольного выстрела – отрезать им их дурные головы и положить моськой вниз промеж их же ног. Ну, немного, конечно, эта процедура противная… Ну а кто нам в жизни лишь райские кущи-то обещал? С чистыми ручками не только политику не делают, но и от кровососущей нечисти не избавляются.
И раз привела Судьба Ивана к домику бабы Нюры, значит – его крест избавить округу от этой нечисти. И не важно – по собственной ли вредности мертвяки таковыми стали или же «помогли» им в этом кто.
Надо избавляться. А посему решено было вначале Ивану идти к соседской девчонке Алёнке, с которой он до встречи с той Дамой в Белом уже и семью собирался создать. Да только не сложилось – напрочь отбила у парня всякое желание жениться на ком-либо кроме, если только на ней самой эта упыриха.
Сильно тогда горевала, да убивалась Алёна: она е ведь уже и подружкам своим похвасталась, что первый парень на деревне совсем скоро её мужем станет… И вдруг – такое… Кто-то посочувствовал, а кто-то и позлорадствовал: дескать, ну куда тебе, девка, с твоим-то неказистым рылом, да в калашный ряд лучших из лучших сельских красавиц! Кажный сверчок – знай свой шесток!!
Даже руки хотела на себя, сердешная, наложить: чудом её отец из петли в сарае успел вытащить, да по мягкому-то месту этой самой верёвкой и отходил, чтобы впредь подобные мысли в её дурацкую голову не лезли.
И вот теперь, когда мозги-то Ивановы встали на место, решено было повиниться перед девушкой. Тем пае что как таковой-то вины и не было за парнем: сам по лезвию ходил… А после, если Алёнка сможет поверить, да простить, то попросить её помочь в этом щекотливом деле – под окнами-то подслушивать, чтобы заветную цифру услышать…
Решили, что и вдвоем они управятся. В крайнем случае – если вдруг не уложатся в одну ночь – за три успеют. Согласился с родительскими доводами Иван, съездил в райцентр, купил красивую шаль, да гребень костяной резной, который он купил на базарном лотке у местного резчика по кости и дереву, славящегося своими искусными руками и светлой душой.
Поначалу мать-то Ивана была против такого подарка для Алёнки. Мол, ходят слухи, что негоже дарить такие вещи ни девушкам, ни парням. Но дед Макар одёрнул свою бабку и заявил, что во-первых, этот гребень будет подарен близким человеком, во-вторых – с чистыми помыслами. А в-третьих - красивая эта вещица-то больно. Может, она его будет хранить как семейную реликвию и передаваться он будет из поколения в поколение.
Пошли вместе с Иваном и его родители. Тем более, что с будущими сватами те знались давно. Были в хороших отношениях. Пришли, постучали. Дверь открыл хозяин дома. Увидев кто именно к ним пришёл, вначале и на порог впускать не хотел. Да повинился Иван перед отцом своей невесты, объяснил, что не его это была вина… И что рад бы он был вновь вернуть расположение Алёны.
Повёл тогда гостей в дом Фёдор. Позвал своих женщин – мать- Фёклу и дочь Алёнку старшую. А младших – Пашку да Малашку и звать не было надобности: они и так на печи сидели, на всх свысока глазели.
Алёнка-то, едва увидела гостей, хотела было убежать из дома-то, да отцу выговорить: дескать, кого же ты, батька, привел-то? Да только усадил дед Фёдор сильной рукой строптивицу на лавку перед столом и заставил её выслушать объяснение Ивана. А тот встал перед милой-то своей на одно колено и предложил ей свои подарки. И признался, что ре сам он прикипел тогда к той Деве. Околдовали его. Морок напустили. Вот – отец его чудом спас в последний раз от неё.
Да и к ведунье они ездили на днях все втроем. Теперь-то он снова стал прежним. Поверила ему Алёнка: любящее сердце вообще отходчиво, а уж девичье-то - и подавно. К всеобщей радости накрыли стол, дед Макар сходил домой, принёс из погреба запотевшую бутылку свойской настойки.
Глава 6.
Баба Фёкла с Алёнкой по-быстрому накрыли стол. Сели, отметили такое радостное событие. И тогда Иван обратился к Алёне с просьбой о помощи. Что нужно будет им сегодня загадать желание – узнать, сколько точно упырей на том кладбище сейчас. И разойтись по улицам села. Если возле которого дома будет слышан говор, или свет гореть в окне открытом – подойти, да послушать о чём говорят.
Не выслушивать весь разговор-то, а коли и услышат – то чтобы тут же и позабыли, а лишь стараться услышать какую цифру произнесут. И запомнить. А после выберут они самую большую по значению. Это и будет количество воинов Тьмы. Ну, прибавят ещё парочку-троечку для подстраховки.
А после надо будет собрать мужиков покрепче, да помоложе. В три раза большим числом. Да вооружить их кольями осиновыми, тесаками да топорами острыми. И - лопатами. А до этого – это уже на совести матерей будет – найти в округе действующую церковь. Чтобы взять там всё, что нужно для обряда предания земле. Это – сразу после того, как узнают количество зубастых голов.
И желательно это всё провернуть в течении этих 14-15 дней – до наступления новолуния. Выслушала Ивана Алёнка, согласилась ему помочь. Решили не откладывать дела в долгий ящик, а прямо сегодня и начать обряд.
Как ночь-то легла, да часы пробили 12 часов, так, загадав желание, и вышли на село. Сначала решили вместе ходить. Но, подумав, пришли к выводу, что это и неперспективно, и более заметно. По одному-то они быстрее все дома обойдут. А как встретятся – так свои самые большие цифры и назовут.
И разделили между собой улицы-то. Иван ушёл в левую сторону, а Алёнка - направо. Иван довольно скоро обошёл свой угол. Самым большим числом было 4. После он вычитал в какой-то книге, что это самое число в Китае считается самым страшным: ибо его написание совпадает со словом «Смерть». Даже в нумерациях домов или квартир его не употребляют.
Прямо-таки - китайский вариант европейского «Пятница, 13».
Обойдя «свою» территорию, Иван пошёл навстречу Алёнке, чтобы встретить её, да и довести до дома. И только прошёл тройку домов, как услышал жуткий вопль, в котором он услышал голос своей суженной.
Рванулся парень на голос. Едва не сбил бегущую на всех парах, чудом не зацепившуюся ни за что в темноте девушку. Руки в стороны расставил, поймал её, словно птицелов птаху какую. Она вначале-то и Ивана напугалась, но быстро его узнала и прижавшись к нему, затихла на его груди.
Когда Алёнке немного стало получше, Иван повёл её к дому. Подошли под окна, сели на лавочку. Иван, нежно поглаживая руку любимой в своей ладони, заботливо у неё поинтересовался:
- Что такое случилось? Или кто увидел тебя? И решил ошпарить чем? Так ты вроде сухая. Или, ироды, побили тебя? Ты чего так кричала-то?
И вот что Алёнка поведала:
- Я сначала-то боялась подходить под открытые окна. Вдруг заметят? Ведь не поверят же, что я просто, по сути дела. гадаю. Но когда обошла уже домов пять, вроде пообвыклась. Стала во вкус входить. Это же интересно: народ никто и не догадывается, что я слышу их домашние разговоры. Содержание-то их меня не интересуют. Я же не сплетница какая. Но прикольно же!!
Короче, как страх-то ушёл, так я даже озоровать начала понемногу. Коли вижу, что у кого-нибудь немного дверь-то приоткрыта, так я зайду в сени-то, и то - половицами скрыпну, то - кувшин уроню. А люди, сам знаешь – какие они смешные, да трусливые: сразу бледными такими становятся, словно твои покойники. А тётки – те вообще орать начинают на всю Ивановскую.
Ну а я – отбегу, спрячусь и смеюсь. Подобным образом подошла я к очередному окошку, стою – уже не столько слушаю, сколько гляжу, да сочиняю, чем бы по мелочи им, чтобы напугать-то, напакостить. Уж больно я обижена на всех почти за то, что они надо мной смеялись, да издевались, когда ты это исчадие Ада-то повстречал, да от меня отвернулся.
Смотрела-смотрела, да увидела, что не одна я стою возле окна-то. В соседнее окно в эту же избу –то еще одна женщина смотрит. Сама вся бледная, а волосы у неё - белые распущены по самый пояс. И одета – в ночную рубашку, тоже белую, да длинную. До самых пят, словно она спать собралась.
А я же уже в роль пугающей-то вошла. Вот решила и эту ночную визитёршу тоже напугать. Думаю: «Я-то погадать пришла – мне надо число услышать. А она-то - наверняка решила сплетни собрать. Надо у неё это желание-то отбить. Напугать то есть».
Ну и подошла тихонько сзади-то, да и по волосам её резко ударила. Мало того, ещё и заговорила с ней: «Ага,- говорю,- попалась!» А та тётка на меня возьми, да обернись… Стоим-то под окнами освещёнными… Мне видно всё хорошо. Глаза у неё – чёрные- пречерные, словно уголь, да большие-большие, а зрачков–то - нет совсем...
Чёрные-то они были чёрные, но в то же время- как будто красные. Вот когда плачешь долго, то глаза краснеют. Вот и у неё они такими же были... Красными-красными по чёрному-чёрному. И вдруг она рот свой как-то непонятно искривила. И раздался из этого рта крик, что на вой больше похож был. Вот как животное воет и одновременно – словно ребёнок маленький плачет, закатывается.
Да так громко и жутко, что хозяйская собака на цепи тот вой подхватила.
И рот-то у тетки той, как яма чёрная, бездонная. Ну ладно – ни единого зуба не видно, но и языка же нет!! И чувство у меня такое вдруг возникло, что ещё немного, и она меня сейчас в этот рот – как в воронку бездонную вот-вот засосёт.
А после я взгляд-то от лица её перевела на рубашку – то ночную. А та у тетки вся в крови. И чувствуется, что кровь эта - не её, а чья-то, другого человека. Словно у вампира какого.
А тётка эта пальцем своим правым, кривым, словно древесный сук, кажет на старика, что лежит на лавке возле самой печи, и воет. А дед-то этот, словно услышал этот вой погребальный. Услышал и вздрогнул резко, как от удара. Очень страшно мне стало… Так, что я сама от страха-то закричала, да оттуда, неведомо как и убежала…
- Это я тебя как раз кричащую и поймал-то? – улыбнулся в темноте Иван, поглаживая Алёнку по волосам, - а может, то собака просто была? Они частенько воют. На то они и собаки, что лают, да воют. Или тебя так эта тётка напугала? Мою храбрую девочку? Неужели она такая страшная и злобная??
- Да в том-то и дело, что вроде и не скажешь, что очень страшная-то. А и не злобная вроде. Иначе она бы меня там могла бы придушить запросто – под окнами у этого деда-то. Тётка как тётка, да только вот глаза, да этот рот, ну и рубаха вся в крови.
Самое страшное у неё – это вой. Такой он невыносимый, горький очень и от того - ещё более страшный. Словно сама скорбит от того, что убивать приходится. И в этом её вое слышится словно хор всех смертей, если бы они выть могли. Многие – в одной глотке. Словно всё человечество через её глотку-то свою скорбь изливает…
- Интересно… Но я-то почему-то не слышал воя этой тётки. Слышал, как собака выла, да ты ей подпевала, крича во всё горло. Не охрипла, случаем?
- Тебе бы лишь посмеяться надо мной… - обиженно возразила Алёнка и, не попрощавшись, убежала в дом.
Пошёл к себе и Иван. Зайдя в хату, он увидел, что его встревоженные деды стоят возле окна и пытаются что-то рассмотреть в темноте улицы, специально не зажигая свет в комнате.
- Вы чего не спите? Кого ещё выглядываете? Алёна дома, я тоже – перед вами уже стою.
- Да вот, - дед обернулся к сыну – с полчаса тому назад собака где-то выла. Словно по покойнику. А после она визжать стала – похоже, что кто-то из хозяев решил псину наказать, чтоб замолчала
Днём по селу пронеслась весть, что под утро на другом «конце» села помер дед Архип… Хорошо пожил старче – до 99 годков. И в своей памяти был до последнего. Ноги лишь почти отказали – на печи в основном лежал. Да по хате своей с трудом передвигался Хорошо, что невестка - старшего сына жена за ним ходила.
На похоронах и решили клич кинуть для упокоения упырей. Мужиков должно было собраться много. А бабку свою отправили в церковь в районе. Не зря же она спозаранку уже была на ногах. Как раз и грехи отмолит, и на Исповедь с Причастием успеет.
А после и землицы прихватит с собой. На четыре могилы. Иван уже успел встретиться с Алёнкой – та тоже ни свет, ни заря вскочила – так и не могла толком уснуть – только глаза закроет, как видит перед своим лицом воронку распахнутого черного рта той бабы.
Парень спросил у своей невесты – услышала ли она какие-нибудь цифры ночью под окнами. Но ни одного не смогла вспомнить Алёна. А может – и не упоминали тогда в тех домах никаких числительных. А посему решили, что будут готовиться к четырём любителям кровушки и плоти человеческой.
Подошёл день похорон деда Архипа. Все, кто не был занят на работах – пришли проститься. Как раз суббота была. Пошли туда и Иван с родителями. Тело на бортовом ГАЗе повезли на действующее кладбище, что находилось в трёх километрах от села. Возле другого, более крупного.
Предав земле, попрощались, закопали, поехали в дом усопшего, где женщины уже накрывали столы для поминок. Народу было много, мест в хате – мало. Решили вытащить столы во двор. И то, чтобы не пришлось занимать посуду и прочее, за один заход усаживали человек по 20… Итого получилось заходов пять, точно.
Вот, пока стояли с мужиками курили, Иван озвучил проблему. Что, по его прикидкам, человек 15 вполне справятся. Решили подстраховаться и поехать туда двумя десятками душ. Необходимое начали собирать и готовить сразу же после того, как разошлись с поминок по домам.
Запросили у председателя на двое суток лошадь с телегой. Объяснили, что надо привести в порядок соседнее кладбище. Могилки поправить. Когда председатель удивился – зачем же им двое-то суток понадобились? Сказали, что вначале двое из них доедут на место, посмотрят сколько нужно инвентаря. А уже на следующий день и выедут. Чего зря мотаться целой толпой-то? Надо бы в эту ночь выступить, да - воскресенье… И так мертвяки упокаиваться не желают… Зачем остальных сердить?
Завтра днём, ближе к вечеру, отправятся. А утром понедельника и начнут работу. Вот недаром же подмечено, что понедельник, он начинается в субботу! На арендованной так сказать, телеге отправились в субботу же в лес, искать осину. Чтобы заранее кольев нарубить и натесать. Об этом не стали распространяться власти. Антирелигиозная пропаганда была тогда в силе.
Заехав в лесок, слегка углубившись, нашли целый осиновый островок. Попросили у деревьев прощения и нарубили 25 (вдруг – сломается какой) тонких, но упругих стволиков. Заодно и метку сделали для местного лесничего: пора прореживать чащу.
Нарубили, там же их затесали. Потом вместе с топорами присыпали свежескошенной травой. А поверх уложили лопаты. И штыковые, и совковые. Приехав снова в село, телегу поставили во дворе у Ивана. Благо – перед домом его большой заливной луг был с сочной травой и кудрявыми белоствольными красавицами – берёзами, под которыми в знойный день вполне можно было и лошади прилечь в поисках тенёчка.
На ночь на воскресенье конягу завели в светлый дровяной сарай, где устроили ей временное стойло. А сразу после полудня воскресенья выдвинулись. Ивана хотели не брать. Опасались за его устойчивость. Только-только возродился к Свету. Однако он настоял. Как ни крути, а зачинщик всего – он. И его святой долг – сполна воздаяние даровать виновному.
* * *
Доехали быстро – здесь и пешком-то идти не больше минут сорока. Старый погост являл собой удручающее зрелище. Вся территория заросла бурьяном, который не косился и не пололся уже неизвестно сколько лет: здесь не хоронили по сути дела никого и никогда кроме жертв того жуткого пожара.
Чёрные, покосившиеся и сгнившие кресты едва виднелись тут и там. Навскидку их число определили около двухсот… В принципе – не так уж и много. А приехало их 20 душ. Точнее – ехало 18, а двое отказались садиться и шли рядом: всё равно же – не галопом гнали клячонку.
Привязав лошадь под вязом, что рос вблизи левой границы погоста, решили прогуляться по кладбищу. Заметили 7 совсем просевших и осыпавшихся могил. Вначале хотели раскопать их сразу и упокоить тамошних покойников, но после решили, что останутся до вечера вблизи телеги, а к ночи разбредутся по объектам. Потому что вполне возможно, что не все обитатели порушенных захоронений - любители ночных прогулок.
Так и вышло. Мужики заметили среди ночи, как на четырёх объектах стали появляться вначале головы с руками, а затем – и остальные части тела. Три фигуры были явно мужскими. Одна – женская. Даже скорее – девичья. В белом подвенечном платье.
Иван уже дёрнулся к ней, но мужики его успели удержать, попутно показав кулаки неугомонному кавалеру. Ночью решили не связываться: упыри гораздо сильнее обычных смертных. И рисковать незачем. На счастье охотников за головами ночь стояла безветренная. Штиль был полным.
Оставив метки возле «обитаемых» могил в виде еле заметных тряпочек, завязанных на крестах, тихо растворились в лесу, уведя с собой и лошадь с телегой, пока голодные упыри не увидели животину и не полакомились конинкой.
К утру наши мужики увидели, как все четверо вернулись в свои ямы. Дождавшись, пока гуляки уснут, захватили с собой колья, лопаты и топоры. Разделились по пять человек на каждую помеченную могилу. И стали их раскапывать.
Раскопав, увидели полусгнившие домовины, в которых лежали практически неразложившиеся трупы. Как потом поделился Иван, самым жутким как раз и было – почти не тронутые тлением тела в трухлявых гробах.
Но делать нечего. Достали. Перерезали сухожилья под коленями и перед стопами. При этом один из исчадий Ада приоткрыл глаз, но пошевелиться у него сил не было. Отрезали головы. Уложили тела вновь на их спальные места, вбили колья в грудину, а затем промеж ног положили лицом вниз и головы.
После этих спасительных экзекуций упокоенных придали земле и засыпали могилы. Поправили и оставшиеся из просевших. Вышли с погоста, осенили себя крестным знамением и, повернувшись лицом к последнему приюту погорельцев, перекрестили и его. После чего все пошли к ручью, что протекал у подножья рябин, что росли возле самой опушки и тщательно помыли руки.
С сознанием с честью выполненного долга, после того, как отвели лошадь на конюшню, мужики решили напиться. Объяснили это тем, что надо помянуть и новопреставленного деда Архипа – хороший он, всё-таки был мужик, и снять нервное напряжение: не каждый день как-никак приходится колья в трупы забивать, да ноги-головы им перерезать.
Бабы не сказали ни слова против.
А через три месяца Иван и Алёна сыграли свадьбу.
Елена Липецкая.
25.01.23 0-50