I.
Как не хотел умереть от остановки сердца во время оргазма
после второй палки в семьдесят три года,
Но как-то скурил две сигареты за нас
в ноябре девятнадцатого
Нелепая дрожь тогда резонировала в теле, переходя все грани, с погружением в астрал
Что же
Тогда и не знал, да и хотел ли плыть по течению
Пробуждение на дне океана высохшего, куда продолжал сливать воды
мой горoд, что отработал
Но вскоре пришло понимание, что всё еще спал и буду спать дальше
всю оставшуюся дорогу
Помню, бежал, узколобо перся вперед, падал на падаль, сбивали с ног, путался в паутине
Подмалёвок плевком нанесен под ребром — самое яркое м;сто во всей этой странной картине
Это и было прекрасно, во мне словно кто-то беспечный
доживал чужие жизни чужих мне людей
Пробуждение стало циклично
и я крутился подобно колесам Сансары
в мантрах древнеиндийских
II.
— Пациент номер два, пройдёмте
— голос пронесся по коридору,
Осколки прилипли к ушным перепонкам.
Я спросил:
— Пациент номер два... это я?
Увлеченной толпой казались весьма,
Ни за что не позволяя себе,
На мне фокусировать взгляд.
Странные, до боли чем-то знакомы,
Предвзято,
Но существа похоже взяты
Из самых кошмарных снов.
Я медленно шел мимо них, те сидели вдоль
Душного коридора, какие-то твари,
Что же знакомого?
С двумя головами, ассимитричное тело
— Не сразу встретил двуногого
В четыре глаза в макушку другого
— Будто вдаль смотрели они
Злополучного корид;ра
Г.: — Пациент номер два, пройдёмте, —
В голове эхом у меня прозвучало,
Никто не повел даже ухом:
Не терпится просто уйти.
Шагаю и круто падаю вниз.
Всё растянулось, закружилось, заверещало.
Что это всё предвещало?
III.
Я захожу в пустые дома
В пустые таверны и города
Города без людей —
что дверь без петель
— люди взлетели со дна.
Что за сила поднять их могла?
Брожу и смотрю, на поверхности — мгла,
Чужеродной, невзрачной стала земля.
Все тут пожухло, не растет здесь трава,
Не растут апельсины, горох и табак.
Пустыня. Община вымерла вся,
Нет никого — ни стар и ни млад.
Хожу да брожу, открываю врата.
Краем глаза не сразу признал
За каким-то столом старика:
— Здравствуй! — застыло у него на устах,
Смотрю на него с интересом в глазах:
— Вы единственный здесь, ведь так?
Откашлялся дед, сединой блестя
Поднял голову и выдал, хрипя:
Д.: — Родился, состарился в этих местах,
На жизни ни разу не ставил креста
Узрел, что рождалось в близких сердцах
И как заразителен страх:
Когда ожидаешь крах.
Они поднялись, ушли в небеса,
Им не препятствовали даже леса
Я: — Что случилось? Кто-то напал?
Д.: — Раньше почаще кого-то видал,
Люд наш был всё тот же: наивный,
Глупый, конечно, стереотипный,
Добрый и злой, примитивный,
Весёлый и грустный, плаксивый,
Безучастный и немного ленивый
— но все они стали другими.
Когда пришли тараканы с усами
люди их приручили.
Стали на них охотиться,
Стали жить на них, строиться
Перемещаться меж океанов,
Живут на поверхности тараканов.
Я: — Зачем все ноги поуносили?
Откуда же они взялись такие:
Гиганты, чудища, левиафаны?
Откуда взялись тараканы?
Дед откашлялся, приподнялся,
Посмотрел на меня, заулыбался:
Д.: — Через час приползет таракан,
Полезай на него, наверх, по усам.
И всё увидишь ты сам.
IV
Поболтали приятно о том и о сем
С седым стариком.
Час спустя послышался шум
Пока приближался, считал:
В уме, от каких бы я сумм
Отказался, лишь бы проснулся.
За несколько верст
Услышали вонь,
Нарастали шипение, топот.
Старик говорит, что «подрос»
С момента как сдох его пёс.
Монстр огромный,
Ужасный и стрёмный!
Смотрю на него
Хватаюсь руками за толстенький ус
Что ж, залезаю.
Ветер пытается сбросить меня
Метает, сдувает, пугает,
А таракан зубоскалит.
И вот, ещё час страданий прошёл:
Наконец, на таракана взошёл
И вижу картину — огромный город!
Я наверно упорот…
Люди стали мутантами,
Ходят раздетые.
Всё больше кажется мне,
То были — не сигареты.