№1.
Океан огромен - его не охватишь взглядом.
Я теперь узнал: океан способен стать адом
как, по Жан-Полю Сартру, другие или ты сам.
Впрочем, я не придерживался таких взглядов
до того, как уверовал в чудеса,
черной ночью, покуда бежит волна,
мне рассказанные со дна.
Когда не было для меня пусто слово «земля»,
я был капитаном пиратского корабля,
когда еще горели жизнью мои глаза.
Я был проклят около трехсот лет назад
королем в кроваво - красной короне, теперь дни мои нелегки -
днем и ночью, не зная покоя и чувства, в океане искать его сундуки.
И проклятье будет снято только тогда,
когда под голубой луной разойдется вода,
и золотой сундук будет поднят со дна.
Жизнь одна, но как осточертела сейчас она.
Наш корабль плывёт сквозь время, не зная земли.
Горизонт сливается с морем, постепенно тая вдали.
В тёмной духоте трюма старого, насквозь прогнившего корабля
всё еще лежит, хищно скалясь, голова того короля
и, увы, никак не сгниёт,
как и мёртвое злое, испившее чашу боли сердце моё.
Начинается ночь, солнце отступает, в небеса взлетает луна.
Хищно скалятся рыбы, любуясь ею со дна.
№ 2.
Ночь темна. Очертания шторма вдали
намекают на тонущие корабли,
на треск матч, на внутриутробный вой
и на то, как мёртвым станет живой.
Спины скатов, водорослей струна;
каждый, кто упал, достигает дна.
Каждый, кто пришел, будет с треском
похоронен под вековым песком.
Цвет воды утрачивает лазурь.
Я всегда любуюсь на корабли, умирающие внутри бурь.
Вот и сейчас волны злятся, шумя и бурля,
вальс со смертью танцуют два корабля.
Звёзды кружатся в небесах во славу луне, плачущей по всем тем, кто уснёт мёртвым сном на дне.
смерть сужает тебя до гниения в мрачном тепле.
Было время, и я желал её как никого ранее на земле.
И вдруг происходит то, что предугадать нельзя -
я вижу в толще воды твои негаснущие глаза.
Взгляд, и мое мое сердце как будто истыкано насквозь штыками.
Я тянусь к тебе своими ледяными руками.
Ах, возьми мое сердце, смотри, оно кровоточит.
Я шепчу в ночь проклятия, ночь как всегда молчит.
№ 3.
Я не знаю, как это бывает - жить, кого-то любя,
но, закрывая глаза, я представляю только тебя.
И ты первый живой человек на моем борту,
и если чувство есть преступление, то меня повесят в порту.
Мне самому непонятно, чем же я теперь стал.
Раньше я состоял как будто из стали, а теперь вполовину хрусталь.
И я должен признать: я смотрел на мир со злобной стылой тоской
в час, когда ты, рыдая и кашляя, поднялась из пены морской.
А теперь от меня отступает, пятясь, тоски оскал,
что-то жадно бьётся, оживая в районе виска.
Я лежу с тобой рядом, путаясь в мыслях как в рыболовных сетях.
Я не знаю, как можно об этом рассказывать, и в сердце колотится страх:
как «Летучий Голландец» неуспокоенный мой бороздит моря,
как катилась по палубе в лужу крови голова того короля,
как проклятье, сорвавшись из уст, окутало все вокруг собою, как дым,
какого это - убивать, какого - умирать молодым,
и не впитывать воздух легкими, не болеть и не жаждать сна,
и познать постылую вечность - ах, вот какова она.
Ты в ответ расскажешь мне про места, до которых мне как до далекой звезды -
где-то бродят, скалясь, большие медведи сквозь жестокие льды,
где-то море сладкое как вино, его дно украшает алый коралл.
Где то нежное давнее время, в котором я не умирал?
Во всё небо закат алеет, своим сходством с кровью маня.
И как будто бьёт в сердце молния, когда ты целуешь меня.
№ 4.
Но когда в небе восходит, искрясь, голубая луна,
чтоб снять проклятье, кровавая жертва должна быть принесена.
Мне не везло много раз, но что-то изменилось - внутриутробный
голос мне шепчет: «ну попробуй, попробуй, попробуй».
Путь в твоё сердце лежит предсказуемо через рёбра.
Увы, у меня недолго получилось быть добрым.
Но вдруг в последний момент ты открываешь глаза -
и я хотел бы начать все сначала; мне жаль, что уже нельзя.
И снова в толще воды окажутся твои
негаснущие глаза -
прости, прощай, но все будет как в предсказании. Всё точно так, как я рассказал.
Но только боль возникает во мне неожиданно и бьётся где-то внутри.
И я смотрю, как танцуют кровавым красным на твоих губах пузыри.
№ 5.
Вот золотой сундук в глубине сияет светом потусторонним.
Вот все стоят в тишине, никто слова и не проронит.
И только волны шумят, в белой пене тебя хоронят.
Вот мое сердце взрывается, разбивается как стекло.
Я лечу в воду, и вряд ли бы что-то меня спасло.
Вода скрывает тела и сокровища. И чайки в небе смеются зло.