Мы не знакомы... а может, знакомы годы.
Ты улыбаешься, взглядом касаясь вскользь.
И твоим запахом, дымом и горьким потом,
Город пропах насквозь.
Я бы на ужин тебя пригласила в гости,
В свой ядовитый, как у Бодлера, сад,
В самую грудь, где дверями раскрыты кости,
Где самый сильный яд.
Я предложила бы вместе взглянуть на море,
Где мореходы целуют взасос сирен.
Кожа твоя в письменах из японской соли,
В водах слепых мурен.
Я бы тебя напоила одним отваром…
Ты же с дороги? Должно быть, давно не спал?
Куртка в пыли, на конюшне храпит устало
Взмыленный Буцефал.
Может, экзотики? Яблок святых и спелых,
Или ты хочешь послаще запретный плод?
Чтобы полился рекою нектар омелы
Прямо в открытый рот?
Или чтоб мякоть во рту истекала соком,
Брызнула липко и мокро на твой укус?
Здесь ты отыщешь усладу на самый тонкий
И изощренный вкус.
Но ты и сам много разного в жизни видел,
Храбрый боец и любимец придворных дам.
Сколько насечек на ножнах? Вот эта – Питер,
Следующая – Амстердам…
Ты побывал на корриде и в Древнем Риме,
Видел, как Атлантида пошла на дно.
Может, однажды играла тебе на лире
Царственная Сапфо?
Не удивишь тебя чудным моим отваром,
Сказки мои все, наверно, тебе просты,
Зелье готовить не хватит мне даже самой
Хищной дурман-травы.
Я растеряла давно свою легкость слога
И уже много лет не пишу стихи.
Только сегодня мне душу саднит ожогом
В форме твоей руки.