История одной обители

Василий Евгеньевич Никитин
Однажды, возникла нужда отлучиться в город. Отец, скрепя сердце, оставил своим детям подробные наставления и поторопился в путь. Спешно достигнув города и завершив свои дела так скоро, как было возможно, отец, не останавливаясь чтобы передохнуть и пообедать, поспешил домой. Когда он увидел дым...


                * * *


— Папа, почему ты не тушишь наш дом? — дёргая его за рукав, снова и снова повторяла старшая. Отец постепенно пришел в себя и перевёл свой взгляд на неё.
— Дочь моя, уже поздно, видишь, крыша обвалилась, — ответил он тихо. Сердце ещё пульсировало в горле. Трижды или четырежды он пересчитал всех детей глазами.
— Говорите, что случилось?
— Когда ты уехал, они пришли и громко стучали в дверь. Сказали, что тебя больше нет. Сказали, что мы не дело-способные, неправильно живём, и теперь они будут главные вместо тебя.
— Кто это был?
— Мы их раньше не видели.
— И вы их пустили?
— Нет, папа!
— Они сказали, что мы глупые и упрямые и поэтому они нам покажут фотографии. Через окно. — пояснил старший сын.
— Папа, а кто такие ретрограды? — перебивая, спросил другой сын помладше.
— Подожди. Какие фотографии?
— Ну, что тебя нигде нет. Доказательства. Факты.
— Я не понимаю. Объясните подробно.
— Папа, они нам показали много, очень много фотографий. Все места, от нашего дома по дороге до города, куда ты поехал. И в городе тоже. И нигде тебя не было. Правда, папа, нигде не было. Они сказали: видите — его больше нет.
— И вы поверили?
— Нет, папа! Мы им сказали, что ты, наверное, зашёл в аптеку или в булочную. Но они смеялись над нами и показывали ещё фотографии где тебя нет ни в аптеке, ни в булочной, ни даже в парке, где мы с тобой гуляли.
— А на фотографии в парке был голубь с такими пятнами, помнишь мы с тобой его кормили хлебом? А тебя не было... — добавила младшая дочь.
— Значит вы поверили и открыли им дверь...
— Папа, мы испугались, нам было страшно, эти пустые фото где тебя нет, так много доказательств, мы плакали. Понимаешь, папа?
Отец молча кивнул, проглотил комок в горле, и хотел что-то сказать, но в это время старший сын с возмущением опротестовал: — Я не плакал! Я им не поверил!
— Хорошо, — отец приобнял его за плечо, — что было дальше?
— А потом они ходили по дому и спорили всё громче и громче. Они делили наши комнаты и наши вещи. Даже чердак. А потом они закрылись каждый в своей комнате и набили доски на окна и двери. А ещё они двигали мебель, — мы слышали. Дальше они принялись ломать стены.
— Какие стены?
— Между комнатами. Ну, потом они много ругались, кидали бутылки. Да, мы слышали как они катятся по полу. Наверху одна бутылка разбилась, что-то разлилось и пошел черный дым...
— Внизу тоже был дым!
— А потом мы услышали твой голос. Мы сразу узнали твой голос и сделали всё, как ты нам кричал. Нам было уже не страшно! Мы легли на пол в сенях, а потом ты разломал дверь и спас нас.
— А эти?
— А они все время кричали о правах!
— О каких правах?
— Больше всего о праве на само-пределение и ещё о каких-то правилах, я не запомнил... Потом они страшно кашляли и затихли...
— О, дети мои, что за безумцев вы впустили в наш дом! Больше никогда не оставлю вас одних! — в сердцах воскликнул отец.

Наступила скорбная тишина и все молча смотрели на пламя пожара.

— Папа, — тихо позвала младшая дочка. Отец присел к ней и девочка продолжила, — а что нам будет за это?
— Дети мои, — обнимая их, сквозь слезы произнес отец, — я счастлив, что все вы живы.
— А будет то, что теперь вам придется завернуться в отрепье и спать на деревянных лавках под навесом, а днём подносить камни и доски, ибо завтра я начинаю вместе с вами строить новый дом.