Звонок поднял детского писателя Степанова с постели ни свет ни заря.
— Московские сны разглядываешь, — заговорила трубка весёлым тенорком его собрата по перу Кафтанова из заснеженного Забайкалья, — а в это время наши ребятишки дёргают меня за усы: «Когда же приедет ваш друг, о котором вы нам столько рассказывали? Он обещал привезти свою новую книжку осенью, а уже зима». Разве мама не говорила тебе в детстве, что обманывать нехорошо?
— Мало ли, кто и что мне в детстве говорил, — пробурчал сквозь сон Степанов, — всего не упомнишь. Сейчас протру глаза, попью кофейку и «пойду тотчас в буфет покупать себе билет». Так, кажется, у классика написано?
— Вот и поклянись священным именем Самуила Маршака, что весной навестишь наш город.
Клясться Степанов не стал, а ранним утром следующего дня приземлился в аэропорту Забайкальска.
Не теряя ни минуты, Кафтанов повёз его в центральную детскую библиотеку города. В вестибюле очаровательные дамы в лице заведующей и двух библиотекарш тут же взяли Степанова в оборот. В кабинете кипел самовар, ватрушки и прочая сдоба выглядели так аппетитно... но Степанов преодолел этот соблазн, а на обиженный вопрос:
— Как же так? Мы вас столько ждали, готовились…
Твёрдо ответил:
— Милые хозяюшки. Правилу не расслабляться перед выступлениями я следую ещё с институтских времён. Закончится встреча, от ваших пампушек крошек не останется. А сейчас прошу извинить…»
Три десятка взволнованных детишек, стол, покрытый скатертью, бутылка с минеральной водой, блокнот с ручкой, микрофон, стул с нетерпением ожидали московского гостя. Но в подобной декорации Степанов не нуждался. Он привык свободно, без технических приспособлений общаться с читателем.
С двумя мальчишками они задвинули всё в угол. Заведующая с некоторым испугом наблюдала за их упражнениями сквозь очки в супермодной оправе. Когда же она сделала попытку начать рассказ о знаменитости, которая, наконец, выполнила обещание и оказалась с ними под одной крышей, Степанов вежливо улыбнулся, повернулся к ней, отрицательно качнул головой, собрался что-то сказать, но застыл в недоумении…
Заведующая поняла, писательская память не самый совершенный инструмент на свете.
— Меня зовут Анна Ивановна, — любезно подсказала она.
«Господи, — мелькнуло у Степанова в голове, — оказывается, классическое имя и отчество учительницы из книжки его детства «Первоклассница» до сих пор популярно в этих краях!»
Вслух же вежливо произнёс:
— Анна Ивановна, не будете возражать, если я сам о себе расскажу? Во-первых, не такая уж я знаменитость. Во-вторых, ребята и книжек-то моих в глаза не видели. Тиражи у детских изданий сейчас крошечные. На всю область только в вашей библиотеке один экземпляр моей последней новинки имеется. И тот вряд ли зачитан до дыр. Времена изменились…
— Почему же изменились? — обиделась Анна Ивановна. — Вы сгоряча задвинули в угол стенд. А на нём стоят наши любимые журналы. Среди них «Детская роман-газета» с вашими рассказами, между прочим.
Степанов покраснел, подошёл к стенду и развернул его.
—Тогда начнём наш разговор с простого вопроса, — он взял в руки разноцветные книжечки и поднял их над головой. — Кто из вас прочитал хотя бы один мой рассказ?
Вверх взметнулось намного больше рук, чем писатель ожидал.
— Лихо! Обычно на встречах со школьниками, скажем, Санкт-Петербурга, процент любопытствующих намного ниже того, что я сейчас вижу перед собой.
— Вполне естественно, — снисходительно улыбнулась Анна Ивановна. — Школьники Москвы и Санкт-Петербурга закормлены литературными новинками. Мы же довольствуемся теми крохами, которые нам перепадают с барского стола. Тем и сыты бываем. Этот журнал для нас - свет в окошке. Правда, ребята?
— Правда! — подтвердили они.
— Тогда обсудим для начала, как дошёл до такой жизни герой моего рассказа, и какой из прочтения вы можете сделать вывод? — Степанов ласково погладил глянцевую обложку журнала.
— Можно, я скажу? — поднялась первая рука.
…И пошло-поехало. Степанова ежедневно возили по школам, лицеям, детским больницам, как до обеда, так и после него. У него появилось ощущение, будто он никогда не покидал, так понравившиеся ему заповедные края фиолетового багульника и синих сопок.
На последнюю встречу его привезли в детский дом. С чего её начинать? Его рассказы, в основном, были посвящены проблеме «отцов и детей». А здесь, как ему думалось, на неё должно быть наложено табу. Тут ещё повесть о непростых взаимоотношениях отца с сыном, по совершенно непонятным причинам была прихваченна с собой. Пришлось убрать книжечку куда подальше. Несерьёзно он отнёсся к такой непростой поездке. Несерьёзно. Надо было хоть план будущего разговора составить. Чего он, откровенно говоря, никогда не делал. Но случай-то – особенный…
Поэтому, когда в комнату ввалилась весёлая, разноголосо гомонящая орава, Степанов, недолго думая, спросил:
— Ребята, как вы полагаете, сколько дней в году на небосклоне вашего города светит солнце?
Возникла недолгая пауза и понеслось. Сгоряча выкрикивалась цифры, значительно превышающие количество дней в календарном году.
— Вы почти угадали, ребята! — громко перекрыл Степанов этот птичий базар. — Возьмём за основу триста тридцать три дня! Какой край ещё может похвастать таким обилием света?
— Сочи!
— Там иногда неделями льет с неба.
— Африка!
— Может быть. Но Корней Иванович Чуковский не советовал детям в Африке гулять. А поближе… — и тут он запнулся. — Ну да…вы, ребята, этого поближе уже не застали.
—А вы застали? Расскажите?
— Не знаю, проходят ли сейчас хоть по какому-нибудь изучаемому вами предмету то, о чём я хочу рассказать...
Слушайте. Была когда-то великая и могучая страна. Союз Советских Социалистических республик. Он, как следует из названия, состоял из пятнадцати братских, подчёркиваю, братских республик. Одна из них называлась Узбекистан. И в её столице - городе Ташкенте - я родился. Там проживали люди практически всех национальностей. И солнца, а оно там выглядит как огромный оранжевый апельсин, хватало на всех. Обилие солнечных дней Забайкальска и роднит его с городом моего детства. Знаете, что по этому поводу говорил французский поэт Эдмон Ростан: «Дорогу, дорогу гасконцам, мы юга родного сыны, мы все под полуденным солнцем и с солнцем в крови рождены!» Здорово, ребята, родиться «с солнцем в крови!» Мы, солнечные мальчики и девочки, можем спасать тех, чья кровь испорчена отравляющими ум, душу и сердце отвратительными испарениями современной жизни. От наших щедрот каждый может получить по искорке от этого пылающего апельсина.
— А каким было ваше детство, в этом солнечном городе, можете рассказать? — наперебой стали выкрикивать ребята.
— Моё детство … Попробуйте представить себе большой двор с чугунным водопроводным краном в самом его центре. С раннего утра и до поздней ночи вокруг не умолкает разноголосый женский хор, сопровождаемый трубным звуком мощной водяной струи. Сам же двор со всех сторон густо облеплен квартирками с обязательными палисадниками при них. Лица моих соседей: дяди Жоры, дяди Володи, дяди Яши, дяди Тахира помнятся уже смутно. А кто, каким ремеслом владел — могу перечислить безошибочно. Высоченный, с усами-пиками, Тахир - ака, как мы его называли, на мгновение отвернувшись, давал нам шанс задарма прошмыгнуть в калитку летнего кинотеатра на «Трёх мушкетёров». А с каким уважением, достоинством, сердечностью встречал он каждого зрителя, прижав руку к сердцу, произнося
— Салям алейкум… здрастэээ.
И сразу разглаживались хмурые лица, расцветали людские улыбки в ответ.
Сколько счастья было написано на лицах молодых людей с взбитыми коками, их тогда называли стилягами, выходящих из-под слеповатой, крытой толем комнатёнки дяди Яши. Не передать. А он целыми днями, согнувшись от усталости, строчил на швейной машинке шикарные «дудочки» с шириной брючины всего в четырнадцать сантиметров с разрезом по нижнему шву.
Как замирал весь двор, когда мой отец раздвигал меха аккордеона. И под восторженные крики дворовых бабок «Толя, иксу исполни!» пел выходную арию Мистера Икс из одноименной оперетты.
Мотор от полуторки дяди Володи, так называлась тогда популярная грузовая отечественная машина, дворовая ребятня разбирала и собирала с закрытыми глазами.
На каждого из нас падал отсвет ремесла отца. Только из меня музыканта не вышло. Лень помешала. А вот на вечерние посиделки в моём дворике собирались мальчишки и девчонки со всей округи. Я часами мог рассказывать самые фантастические истории, которые придумывал, не сходя со своего места. Витькин отец даже однажды не выдержал:
— Врёт, паршивец, без перерыва на обед. Охота вам, ребята, время терять, слушая этого сказочника! Лучше бы делом занимались.
На что мой лучший друг Мансур со скрытой усмешкой ответил:
— Вы б так умели врать, мы бы вас тоже, открывши рты, слушали. С ним телевизора не надо.
А телевизор в ту пору имелся только в его семье. Чего ж вы хотите? Отец — замминистра! Но в шикарную пятикомнатную квартиру, заставленную импортной мебелью, нас пускали по субботним и воскресным вечерам безропотно. Ежедневных передач на Ташкентском телевидении тогда ещё просто не существовало.
А вот «безотцовщиной» среди нас был... впрочем, это не важно. Двор не дал ему пропасть. Как не даст пропасть вам ваш общий двор, именуемый детским домом. Мы, как и вы, были не уличные, а дворовые. Дворовые! И всегда произносили это слово с большой буквы. Иногда лупцевали друг друга, не без этого. А то вы не стукаетесь. Не могу сказать, что мы были сплошь "белые и пушистые". И на кривую дорожку, случалось, сворачивали пацаны, отбивались от ребят. Но таких было немного.
Только того двора больше нет. Ташкентское землетрясение тысяча девятьсот шестьдесят шестого года разрушило его, зелёные улочки, наш одноэтажный район, старый город. Осталось цело здание школы, где я когда-то учился, и, на удивление всему белому свету, любимое кафе-стекляшка в скверике. А вокруг разбежались новостройки без конца и края. Жаль, что дворы нашего детства рассыпались на современные, безликие квартиры…
«Сентиментальным становлюсь, — оборвал свое лирическое повествование Степанов, — утомил ребят. Баста. — и резко поменял тему».
— Теперь, я хочу выступить в роли слушателя. Не возражаете? Тогда дадим волю вашей неуёмной фантазии. Сейчас любой желающий может выйти сюда…
И тут же рядом оказался взъерошенный, готовый к любой жизненной схватке, мальчуган.
— Чего делать надо? — заторопил он писателя.
— Представь себе - у тебя в руках золотая рыбка. Но желание исполняется только одно. Что бы ты у неё попросил?
Паренёк явно не ожидал такого поворота.
— Я бы… я бы…— он мучительно задумался. Степанов не торопил его, аудитория затихла… — Я бы хотел очутиться во времени, когда родился мой папа. Мы бы с ним подружились. Росли вместе. Были бы - не разлей вода. Я бы очень любил его…вот… — вихры у него поникли, и он, понурившись, пошёл на место.
Такого ответа Степанов боялся больше всего. После подобной речи никто не поднимется. А если поднимется и выйдет сюда, пожелания будут на одну тему. К счастью, он ошибся.
Ребята пошли гурьбой. Они просили рыбку излечить человечество от всех болезней, жаждали превратить любое оружие, какое есть на свете, в ржавую труху, мечтали научиться писать книги, страстно желали накормить всех голодных. А главное, немедленно остановить войну на Украине. Чтобы не появлялись на, объятой пламенем братской земле, новые сироты. А каково быть сиротой — они знали лучше многих.
И только один паренёк с места, вполголоса робко спросил у Степанова:
— А вы не могли бы сходить со мной в кино?..
— Конечно, — бездумно ответил тот. — Вот приеду в следующий раз, и мы обязательно сходим.
— В следующий раз?.. — мальчик опустил голову.
«Не про то я говорю,— подумалось Степанову.— Сколько раз за свою недолгую и не очень счастливую жизнь слышал паренёк это «в следующий раз…»
Но встреча продолжалась. Ребятам захотелось услышать какой-нибудь рассказ. Только обязательно весёлый.
— Это сколько угодно, — улыбнулся Степанов. — «Новенький» называется. Про то, как мальчишка первый раз пришёл…
— Вы не пересказывайте, — закричали с места, — вы вслух читайте!
Он прочёл. Потом началось бурное, в чём-то даже нелицеприятное, но дружеское обсуждение. Спорили до хрипоты, доказывая свою правоту друг другу. Через три часа писатель поднял руки и взмолился о пощаде.
Его окружили, чуть ли не силой собрались отвести на обед в столовую. Но время поджимало. Вечером Степанов улетал. Времени хватало только на то, чтобы добраться до гостиницы, уложить сумку, доехать до аэропорта и попрощаться с Кафтановым.
Но, чем ближе Степанов подъезжал к аэровокзалу, тем явственнее стучал в висках: «А вы не могли бы сходить со мной в кино?..»
Из машины он сразу отправился в кассу и сдал билет. Кафтанов его поступок воспринял, как должное.
Утром Степанов позвонил директору детского дома. Если она и была удивлена, то ничем не выразила этого.
— Вы хотите заехать, забрать воспитанника, сходить с ним в кино и вернуть его обратно? Я правильно вас поняла?
— Вас моё желание удивляет?
— Нет. Иногда после визита к нам люди совершают более экзотические поступки. Но я не про ваш, вполне естественный порыв. Вчерашняя встреча запомнилось ребятам тем, что вы разглядели в них интересных и содержательных собеседников. Они так радовались… вот как много, оказывается, мы знаем и умеем. К нам приезжают писатели, читают, подписывают свои книжечки, желают ребятам всего доброго и уезжают. В детских душах после подобного мероприятия мало что остаётся. Кстати, после вашего отъезда в библиотеке вытребовали «Сирано де Бержерака». Мальчишки читали пьесу всю ночь. И уже создаётся тайное общество забайкальских гвардейцев. Подобного события никто из нас не припомнит за последние двадцать лет.
И не сердитесь на меня за столь утомительный монолог. Поймите, если вы сейчас выделите кого-то одного, удостоите его персональным общением, остальные ощутят в вашем, не вызывающем сомнения, благородном поступке, большую несправедливость по отношению к себе. Ведь никто не запомнил ни заданного мальчиком вопроса, ни вашего легкомысленного ответа. Ваш диалог просто затерялся в весёлом вихре многочасовой встречи. А вот о чём они до сих пор сожалеют, так только о том, что не удалось накормить вас вкусным обедом. Наши девочки делают вкусные салаты. Старшие ребята занимаются выпечкой фирменного хлеба. Они до сих пор считают, что не проявили достаточного гостеприимства по отношению к вам.
— Скажите, пожалуйста,— Степанов помедлил,— не мог бы я сегодня воспользоваться ребячьим гостеприимством? Честное слово, кушать очень хочется.
— За чем же дело стало? «Газель» у нас на ходу, название гостиницы вы подскажете. Приезжайте. Для ребят это будет желанным сюрпризом. Потом ваш культпоход в кино всем скопом обсудим. Надеюсь, со стороны детского дома возражений не будет.
Перед самой посадкой Степанова на самолёт Кафтанов огорошил его неожиданным вопросом.
— Почему ребятишки тебя часами не отпускают, а про меня забывают, как только за мной закрывается дверь? Что мне такого надо сделать, что бы вот так держать аудиторию. Театральный институт закончить на старости лет?
— А тебя не обидит мой ответ? — улыбнулся Степанов.
— Мы же старые друзья.
— Мой ответ очень прост, Кафтанов. Тебе не надо выступать перед детской аудиторией. Ты не умеешь этого делать потому, что пишешь намного лучше, чем рассказываешь об этом. Ты настоящий детский писатель. О себе я такого сказать не могу.
Друзья крепко обнялись на прощание.