Чмых Александр Александрович.
Автобиография.
Я родился 5 февраля 1963 года.
Мои прародители с маминой стороны были глубоко верующими людьми, евангельскими христианами. Прабабушку в 1937 году осудили на пять лет за веру в Иисуса Христа, но она осталась жива, вернулась. У нас есть полная подшивка журнала «Баптист», и я помню, как бабушка показывала фотографии братьев, с которыми отбывала срок её мама — наша прабабушка.
Дедушка Сергей Львович и бабушка Анна Иеремиевна Макейкины жили в городе Сочи. Моя мама родилась второй в семье. Дедушка совершал служение в церкви, в 1937 году был арестован и в том же году 18 августа расстрелян.
Бабушка Анна Иеремиевна осталась с четырьмя детьми. Их лишили жилья, работы и объявили врагами народа. Самым тяжёлым было то, что с ними не приветствовались в поместной церкви, к ним боялись подойти, потому что с врагами народа запрещалось общаться, а помогать им — тем более. Они ушли жить в лес, в буквальном смысле. Немного позже одна армянская семья сжалилась и приютила их в сарайчике. Потом Господь помог бабушке найти работу. Она всю жизнь ждала дедушку. И только через 60 лет узнала, что её муж был приговорён тройкой НКВД к высшей мере наказания, к расстрелу.
В нашей семье сложилась матриархальная иерархия: главной была прабабушка, потом бабушка, потом её старшая дочь (моя тётя), и уже следом — моя мама.
Мама вышла замуж за интеллигентного и культурного человека. Он верил в Бога, но не был членом церкви. Жили они в Краснодоне (Луганская обл.).
Первый мальчик в семье папы и мамы родился глухонемым. Позже он ещё и ослеп. Я родился в 1963 году, самым последним ребёнком. Вскоре в нашей семье случились большие переживания. У нас сгорел дом. Потом отец попал под обвал на шахте и стал инвалидом. После этого он перестал жить в семье. Мы переехали на Кубань, к родственникам мамы. С нами стала жить прабабушка, а позже и бабушка.
Иногда собирался совет «старейшин»: прабабушка, бабушка, мама и две её сестры. Они занимались нашим воспитанием. Нас, провинившихся, вызывали по одному на эту комиссию и там с нами беседовали. Мы плакали, просили прощения, обещали больше не проказничать. Прабабушка была очень жёсткая женщина, на таких комиссиях выступала в роли прокурора, обвинителя. А бабушка была мягчайшей души человек, обаятельная, всегда тихо разговаривала, никогда не повышала тон. По головке погладит: «Внучочек, ты же больше так не будешь?»
Прабабушка умерла почти в сто лет. У нас в церкви братьев было мало, и проповедовали сёстры. Прабабушка всегда заканчивала проповедь призывом к благовестию. Часто говорила: «Любой разговор с людьми нужно переводить на проповедь о Боге, нужно проповедовать спасение». Она сама буквально жила благовестием. Помню, я даже не хотел ходить с ней в собрание — с кем бы она ни встретилась, обязательно начинает проповедовать, к покаянию призывать.
И прабабушка, и бабушка читали с нами Евангелие в картинках, рассказы. Вечерами мы слушали радиопередачи Ярла Николаевича Пейсти. Наши общения всегда заканчивались тем, что все становились на колени и молились. Так проходило наше детство.
То, что наш старший брат был глухонемым, а потом и ослеп, оказало на всю семью и на меня определённое влияние. Мы его очень любили, у нас была своя система общения. Для нас он служил большим благословением. Считаю, что дети-инвалиды в семье — это особое благословение. Я чувствую расположение к таким семьям и люблю их посещать, мне легче их понимать.
Большое влияние на меня оказал Владимир Георгиевич Осипов (дядя моей жены). Он собирал самодельный автомобиль, и мы, мальчишки, часто приходили к нему посмотреть и помочь. Мы обычно приезжали к Осиповым на ночь в субботу. Его жена, Вера Ивановна, читала нам рассказы, он учил нас играть на гитаре. А вечером мы гоняли на этой машине! В 70-е годы это было похоже на то, как если бы сейчас мальчишки летали на самолёте.
В курганинской церкви детям уделялось очень много внимания. На нас никогда не жалели денег. Почти каждое воскресенье между собраниями нас выводили в лес, к реке. Мы играли в игры, нас кормили, а потом проводили с нами занятия. Мы разучивали новые песни и вечером участвовали в собрании.
Мы жили очень бедно. Когда сгорел дом в Краснодоне, мы купили домик в станице в Краснодарском крае. Мама была вынуждена идти работать в колхоз. Работала с шести утра до десяти вечера. Она подорвала здоровье, у неё отказали ноги, она стала инвалидом. Мы жили в такой бедности, что буквально нечего было есть. Я хорошо помню, как мама лежала в больнице и мы на печи просто варили пшеницу. Больше ничего не было. Трудный был период.
Потом Господь нам помог, у мамы поправилось здоровье. Мы развели скотину. Мама была кондитером по образованию и стала делать конфеты на продажу. За счёт этого мы материально поднялись.
До третьего класса я учился плохо. Мама постоянно была на работе, мои сёстры учились в разные со мной смены. Я приходил из школы, а они только уходили, и учёба у меня была запущена. К тому же моя первая учительница не была профессиональным педагогом, и основы грамматики я усвоил плохо. Это меня и сейчас ещё угнетает. Меня оставили на осень, тогда был такой метод борьбы с отстающими.
А в четвёртом классе я стал круглым отличником. Дело в том, что к нам приехал дядя и крепко взялся за меня. Я стал выполнять домашние задания, мне стало очень интересно, появилась сильная любовь к учёбе. К верующим в школе относились предвзято — я замечал, что на олимпиады посылали одноклассников, которые учились хуже меня. Но я не обижался, тогда это было само собой разумеющимся. Власти посещали богослужения, переписывали всех присутствующих и сведения о детях передавали в школу. Нас на линейках выставляли, стыдили и унижали перед всеми учениками.
По точным наукам я учился самостоятельно на несколько параграфов вперёд и поправлял учительницу, когда она оговорится, или дополнял, когда чего-то недоскажет. Сначала мы с ней конфликтовали. Но потом она поняла мою заинтересованность, и мы с ней стали преподавать уроки вдвоём. Часть урока она проводила сама, потом приглашала меня, и я продолжал объяснять материал или чертил что-то на доске для иллюстрации.
Уроки я делал на пастбище. У нас было большое стадо коз и овец, я выгонял их, брал с собою стульчик, учебники и тетради и там у реки учился. Много читал.
После восьмого класса я получил хороший аттестат и поехал поступать в то учебное заведение, в которое хотел. Сдал документы: аттестат, свидетельство о рождении и характеристику. Замдиректора этого учреждения, принимающая документы, такая крупная женщина, когда прочитала в моей характеристике, что я не комсомолец, аж подскочила со стула и как закричит во всю душу: «Сектанты!»
Я понял, что учиться мне здесь не дадут, забрал документы, отучился ещё два года в школе, потом поступил в техническое училище пищевой промышленности и закончил его с отличием.
Покаялся в двенадцать лет. Со своими сёстрами я поехал на молодёжное общение, и Бог стал меня касаться. В первый день я не смог покаяться, во второй тоже. И ведущий брат уже заканчивает собрание благодарственной молитвой. Я понял, что могу не успеть. Общение было на улице, во дворе частного дома, было тесно, там во дворе была лужа, и я упал на колени в эту лужу и начал молиться, но меня никто не слышал. Рядом стоял брат Иван Иванович Шаповалов. У него был очень сильный бас, он как закричит ведущему: «Брат, прекратите молиться, душа кается!» Водворилась мёртвая тишина, и моя молитва из лужи, так сказать, поднялась к небесам. Все расступились, ко мне подошли, поздравили. Я ясно понял, что получил возрождение.
Моя жизнь после этого в корне поменялась: я пас скот, а коровы иногда норовят убежать. Помню, бегу за коровой, а ударить её кнутом не могу, рука не поднимается. Я её поймаю за рог, выталкиваю и уговариваю на ухо: «Ну что ты сюда лезешь? Понимаешь, сюда нельзя! Не лезь больше!» Такая любовь ко всем и ко всему была после покаяния!
Но ко времени, как я стал студентом, духовная жизнь во мне остыла, я перестал молиться. Бог только по Своей милости меня сохранил во время учёбы. На 60 ребят приходилось 250 девушек, там творилось много греха, но Бог меня сберёг.
Служить пришлось под Оренбургом. Зарекомендовал я себя хорошо, занимался спортом, голова работала, получал награды и поощрения. Меня захотели назначить комсгруппоргом части. А я говорю: «Я же не комсомолец». А мне командир в ответ: «Какие проблемы?» — и кричит руководителю комсомола: «Собирай комсомольское собрание. На повестке дня — принять в члены ВЛКСМ Чмыха Александра».
Что же делать? Господь меня выручил. На собрании один комсомолец встаёт: «А почему ты раньше не вступил в комсомол?» Бог дал мне мудрость тогда сказать: «Я не согласен с уставом ВЛКСМ». Тут как закричат: «Контра!!!» Командир аж побелел: «Ты что сказал?» Я отвечаю: «Там написано: бороться с религиозными предрассудками, а я верю в Бога и не могу бороться с религиозными предрассудками. Закрывайте собрание». Так и сделали. Командир мне говорит: «Чмых, что ты наделал?! У тебя могло быть такое будущее!»
После этого у меня начались проблемы. В части поднялся шум, что я верующий. А сам я вдруг остановился, думаю: да какой же я верующий, я даже не молюсь! Попытался вспомнить момент, когда перестал молиться, но не смог. Мне так жутко стало. Ушёл в какой-то сарай, закрылся, упал на колени: «Господи, прости меня!»
Вскоре после этого у нас начались учения. Нужно было преодолеть определённое расстояние в одиночку. Я бежал по льду реки и провалился. Температура –;25;°С. Пурга. И я не могу вылезти. Тогда я возопил к Господу. Каким-то чудом выбрался, прихожу к командованию, докладываю. А командир говорит: мы в степи, здесь негде отогреться. Потом подумал и показал в сторону: «Видишь, двухэтажное здание, там одна комната с обогревателями, в ней сидит командующий. Иди туда, если пустит, просушишься, а если нет, я не знаю, что с тобой делать». А я идти уже не могу, на мне всё замёрзло. Меня довёл сержант. Командующий знал, что я верующий, он со мной уже и в штабе беседовал. Говорит: «Ну что, солдат, раздевайся». Я развесил бушлат, портянки, сапоги и остальную одежду. Мне дали сухую шинель и напоили горячим чаем. Четыре часа ждал, пока всё высохло.
Учения закончились. Я одеваюсь, выхожу красненький, сухонький, тёпленький и увидел ребят — все обмороженные, у кого на носу волдырь, у кого-то уши побелели. Я сразу вспомнил текст: «Любящим Бога всё содействует ко благу». С этого дня у меня возобновилось близкое общение с Богом, я стал много рассказывать о Нём. Когда пришёл из армии в 1983 году — сразу обновил покаяние и вскоре принял крещение.
Пресвитером в те годы у нас был Иван Фёдорович Яцентюк. У него был такой порядок — все братья проповедуют! После моего крещения прошло немного времени, он сидит в собрании. За минуту до начала богослужения поворачивается ко мне, говорит: «Саша» — и показывает один палец: значит, первым. «Петя» — и показал другому брату два.
Я заикался с шестого-седьмого класса, а тут ещё и сильно растерялся. Вышел, заикался, заикался, что-то прочитал. И народ как начал молиться! За меня, конечно. Я тоже стал молиться и просить: «Господи, дай мне язык мудрых, чтобы я мог проповедовать».
Заикание не оставило меня сразу. Постепенно я стал замещать некоторые слова, немного протяжно говорить, и речь улучшилась. Но и сейчас иногда этот недуг у меня проявляется.
По каким-то делам я попал в дом дяди моей будущей жены. А она приехала в эту семью на лето из Харькова. Там мы встретились первый раз, причём совершенно случайно. Помню, я проходил через комнату, увидел её боковым зрением, и, хотя не повернул головы и не рассмотрел, у меня вдруг настолько сильно застучало сердце, что я буквально выбежал в другую комнату. Я не понял, что произошло, потом всё-таки зашёл опять в ту комнату, смотрю: сидит девушка. Я на неё глянул и сразу понял: это моё!
Перед армией я подошёл к её отцу. У нас так принято. И говорю: «Вы не против, если я буду писать письма вашей дочери?» — «Зачем?» — «Как зачем? Я думаю, что мы создадим семью». — «Если только с этой целью, то можно, но чтобы никаких глупостей! Чтобы было только христианское общение».
Через год я, никому не говоря, поехал в отпуск. Удивительно, но моя будущая жена именно в это время тоже приехала в гости к дяде в Курганинск, и мы встретились во второй раз. Я отслужил весной, а в ноябре поехал в Харьков, было сватовство, и мы поженились.
Меня поставили руководителем молодёжи в 1983 году, сразу после женитьбы. Молодёжи было немного, всего двенадцать человек. Церковь маленькая — когда я принял крещение, то стал тридцать вторым членом церкви. Мы нашли материал, занимались исследованием Писания. Группа молодёжи постепенно стала расти. Мы проводили свои собрания два раза в неделю. Молодёжь была очень активная. Тогда ещё были узники, и мы поддерживали братьев на судах. Например, мы присутствовали на суде Михаила Лаврентьевича Сигарёва.
Меня Господь много благословлял через это служение, я получал опыт в проповеди и благовестии. Некоторое время я продолжал быть руководителем молодёжи и после рукоположения. Потом приехал более способный брат, и я передал ему это служение.
Церковь у нас была небольшая, потом уехала ещё одна семья, и нас осталось 28 человек. Один из братьев, Сергей Осипов, он сейчас пресвитер в Тбилиси, говорит: «Братья, давайте молиться о нашей церкви!» И мы решили каждый понедельник с пяти до семи утра молиться о церкви. Мы выписали семь нужд. Первая — чтобы был большой Дом молитвы, вторая — чтобы было много служителей, третья — чтобы был хороший хор. И ещё другие нужды. Каждый понедельник собирались, читали короткое слово, становились на колени и молились. Нас было четыре человека. Эта молитвенная группа существовала три года, и Бог послал Своё благословение.
С 1987 года мы с Александром Поповым вдвоём начали выходить с библиотекой, тогда мы были в числе первых в братстве. Это было ещё советское время, нас гоняла милиция. Мы собрали больше двух тысяч читателей. Записывали их адреса, приезжали, меняли на дому книги, беседовали о прочитанном. Люди стали приходить в церковь. В доме, где мы собирались, стало очень тесно.
Когда я на братском начал говорить о строительстве большого молитвенного дома, меня обвинили, что я тяну церковь в регистрацию. «У тебя, брат, регистрированное мышление. В братстве нет домов молитвы, в братстве только по домам собрания проходят». А я в ответ: «Братья, давайте просто построим большой дом. Пусть он будет кому-то принадлежать...» Мы продолжали молиться, и Бог благословил. Нашёлся участок, и мы в 1990 году начали строить Дом молитвы. Построили за один год.
Незадолго до этого я был избран церковью на дьяконское служение. Через пару лет Григорий Васильевич Костюченко приехал меня рукополагать, а я в это время был в поездке с благовестием. За мной послали и вернули. И когда было членское собрание, единодушно решили рукоположить в благовестники. А 8 апреля 1991 года меня рукоположили, сразу освободили от ответственности за стройку, и я полностью занялся благовестием. Мы активно объезжали малые группы, выходили на привокзальную площадь, пели под гитару, под аккордеон, палатку на тысячу мест ставили в городе и в районе. Собиралось очень много слушателей. Народ активно пошёл в церковь.
Когда меня рукоположили, Григорий Васильевич сказал: «Александр, будешь благовестником в церкви Курганинска, а в родниковской церкви (это 20 километров от Курганинска) будешь пресвитером. Тебе всё понятно?» — «Так точно!» Какие могли быть прекословия?
Меня даже не представили в родниковской церкви, я сам туда поехал, говорю: «Меня направили быть у вас пресвитером». «Ура! Слава Богу!» — откликнулись братья и сёстры. Там было двенадцать членов церкви. Я приезжал туда и в среду, и в пятницу, и в воскресенье утром. Личного транспорта не было, добирался рейсовым автобусом. Совершал здесь и библиотечное служение по воскресеньям.
Из нашей церкви сестра и брат организовали служение в интернате для детей-сирот. Мы ездили туда регулярно, проводили беседы, разные мероприятия, и дети начали каяться.
Для администрации интерната это было сверхъестественным явлением. Дети, которые вчера разбегались, дрались, безобразничали, — изменились. Установился порядок, стало спокойно.
Меня вызвал замдиректора интерната в администрацию и спрашивает: «Что вы сделали с нашими детьми?» Я не знаю, что произошло, и робко отвечаю: «Ничего не сделали...» Она мне говорит: «Поймите, это же сверхъестественное явление, этот мальчик за год 175 раз убегал из интерната. Но вот прошло три месяца от знакомства с вами, и он ни разу никуда не убежал. Что вы с ним сделали? Как могли его поменять?» — «Мы ничего не сделали, он покаялся, и Бог Духом Святым его благословил. И поэтому он поменялся. Бог благословляет каждого человека, если он покается». — «Это чудеса!» Мне разрешили брать этих детей на собрание. Мы забирали по 25 человек, кормили их, уделяли им много внимания и времени.
Потом нам дали разрешение брать этих детей к себе домой на более длительные сроки. 25 человек, которые покаялись, на целое лето увозили в Курганинск. Мы размещали их по семьям. Многие попадали ко мне в дом. А жили мы тогда очень бедно, только начали строиться. У нас была маленькая комната и маленькая кухонька. В этой комнатке у нас было пятеро своих детей и пятеро сирот. Все помещались. Кстати, не только мы, но многие братья и сёстры принимали детей. Из этих сирот сегодня 15 членов церкви.
За один год в родниковской церкви мы покрестили 10 человек из мира. Для меня это было большим вдохновением. Я сел и посчитал: за этот год 10 плюс наших 12 — уже 22, на следующий год покрестим ещё 20 — будет 42, потом ещё...» Я сросся с той церковью, у нас проходили хорошие общения, праздники, поездки на природу. И в 1995 году я собрался переезжать в станицу.
Но неожиданно в курганинскую церковь приехал Григорий Васильевич и ответственному пресвитеру порекомендовал переехать в Армавир, потому что он родом оттуда. А меня поставили ответственным пресвитером в Курганинске. На то время в нашей церкви было около 150-ти членов.
Большой вклад в развитие нашей церкви внесли верующие из Ферганы. В конце 80-х и начале 90-х годов в связи с военными событиями и обострением национальной розни в Азии многие переезжали в Россию, Европу и Америку. Наша церковь тоже приняла несколько семей. Многие вскоре уехали дальше, в Америку, а около десяти семей остались у нас. Так как они приехали из большой церкви, в которой было развито и устроено различное служение, они принесли очень большую пользу нашей общине своим опытом, наработанными практиками в сфере библейского образования, в музыкальном служении, в занятиях с детьми, молодёжью и семейными. Служение стало более стройным. Среди приехавших были служители, и мы стали совершать больше труда в регионе.
Ещё к нам переехали две семьи из Чернобыля, немало людей пришло из мира.
Одно время в церкви было много половинчатых семей — жёны покаялись, вошли в церковь, а мужья неверующие. Мне пришло вдохновение, я стал молиться об этих проблемах. Стал практиковать ночные молитвы о нуждах церкви. И Бог стал отвечать — те, кто не каялся, начали каяться. И я думаю: «Что это я один всю ночь молюсь?» И предложил церкви молиться вместе.
На первую ночную молитву осталось 145 человек. Служение проходило так: начинали с десяти вечера. Два часа шло собрание, пятнадцать минут перерыв, и опять два часа собрание. После двенадцати мы быстро пили чай и молились дальше. Те, у кого мужья или жёны были неверующие, всегда оставались, молились о своих родных. Мы молились так год, и все неверующие мужья уверовали и приняли крещение. Бог сделал чудо!
Наша церковь благословила и переселила для служения и устройства церквей пресвитеров Александра Семёновича Мухина на побережье, в Лазаревскую, Сергея Павловича Осипова в Грузию, Анатолия Александровича Мухина в город Туапсе, Владимира Харитоновича Попова в город Армавир.
В крае ответственным за работу с детьми был Горянин Михаил Александрович, сотрудник Совета церквей, узник, очень одарённый в проповеди. Он был строгим в порядках и дисциплине и к себе, и к окружающим. Он иногда брал меня с собой, мы посещали семьи и проводили родительские собрания, чтобы были правильные отношения между супругами, родителями и детьми, руководителями детских групп и детьми. Когда он неожиданно умер в 2008 году, меня поставили ответственным за работу с детьми в нашем крае.
Мы старались уделять детям особое внимание. Проводили занятия, организовывали выезды на природу. Когда человек видит величие гор, массивные ледники, чистые ручьи — его душа раскрепощается. Наша цель была — побеседовать с каждым во время похода. Нередко дети и молодёжь молились, исповедовались во время таких мероприятий. Я заметил, что после похода люди обновляются, располагаются друг ко другу. Мы заранее продумывали темы бесед. Эта работа дала результаты, у нас дети практически не уходили из церкви.
В краевой совет меня ввели в 1998 году. Потом, когда Николай Степанович Антонюк стал председателем Совета церквей, его обязали передать ответственность за Краснодарский край. Избрали меня. Когда умер Григорий Васильевич Костюченко в 2015 году, меня поставили ответственным за всё Кавказское объединение.
Чуть раньше, совместно с Вениамином Александровичем Маркевичем и Григорием Васильевичем Костюченко, мы поделили Краснодарский край на семь регионов, в которых поставили ответственных братьев за различные виды служения — за хоровое, детское, молодёжное и так далее, так как церкви растут количественно, и краевое руководство со всем не справляется. Я видел, что это очень важно, и развивал по мере сил региональную работу.
Служения много, на Кавказе у нас 7;500 членов церкви, и география широкая, к нам относятся и Израиль, и Закавказье.
Когда меня избрали ответственным за объединение, то практически сразу ввели в сотрудники Совета церквей. Я пробыл в этом статусе около двух лет, и меня избрали в члены СЦ. Прошло ещё некоторое время, и мне доверили право рукоположения.
Вениамин Александрович Маркевич нас учил, что на 50 членов церкви должен быть хотя бы один пресвитер, один благовестник, один учитель и один дьякон. Когда я стал ответственным, я посещал церкви, и где видел, что недостаточно служителей, на эту тему проводил беседы, чтобы братья и сёстры избирали из среды себя, по апостольскому учению, служителей. Этот евангельский принцип я старался отстаивать — церковь должна избрать служителя, а рукополагающий должен правильно охарактеризовать, помочь оценить брата по библейским критериям. Слава Богу, на протяжении этих лет мы рукоположили много братьев.
Я очень хочу, чтобы в наших церквах были служители, которые предусмотрены в Послании к Ефесянам: пресвитеры, благовестники, учителя и дьяконы. Пресвитеров и дьяконов у нас уже довольно-таки много, благовестников мало, надо, чтобы их было столько же, сколько пресвитеров, и чтобы они занимались только благовестием. Хочу, чтобы у нас в церквах было достаточно учителей. Мы видим, что в апостольское время были пророки и учителя, в Деяниях читаем, что церковь постоянно пребывала в учении апостолов, т. е. апостолы занимались учением. Я считаю, что в каждой церкви должны быть учителя, которые должны сами заниматься учением и учить церковь и братьев, заниматься с желающими принять крещение, проводить разбор Слова. Это моё большое желание.
Я очень хочу, чтобы в церкви у всех было служение и чтобы никто не оказался прихожанином. Хочу помочь всем найти своё место, найти свой дар и его реализовывать. При действии в свою меру каждого члена церковь растёт, происходит созидание Тела Христова.
У меня было ещё одно желание, оно уже исполнилось, — чтобы все дети были в церкви. По милости Божьей, один сын, Евгений, несёт пресвитерское служение, другой, Дмитрий, — дьяконское.
Хотел бы пожелать молодёжи заниматься самообразованием. У меня всегда было желание учиться, но в нашу молодость это было невозможно. Сегодня есть музыкальные и библейские курсы, семинары по работе с детьми, есть очная и заочная библейская школа. Заниматься самообразованием — это постоянная работа над собой.