Несостоятельность же научного подхода следует из того, что при нём игнорируется необходимость понятийной инвариантности. Так потому, что наблюдаемые первичные формальные посылки не свидетельствуют об «этости» сущего в своей полноте, а только предоставляют его частичную причастность бытию. Опознание же предмета в его вот бытии трансцендентно и является синтезом всех альтернатив. Но этот синтез включает себя в сознание и ничто как иное «бытие для себя», произвольно полагая его «бытием в себе».
Мы будем исходить из того, что всякая непротиворечивость в сущем лежит в основе реального существования, являя реальность прямым доказательством непротиворечивости. Даже будучи сведёнными в единство самой безудержной фантазии, компоненты единства свидетельствуют о непротиворечивости самим существованием фантастического образа. Необходимо только найти априорные спекулятивные непротиворечивые предпосылки. Мы также полагаем Ничто причастным Бытию на том основании, что оно в примордиальном полагании не содержит никаких негаций и, в частности, не отрицает непротиворечивость, позиционируя в ней Иное.
Итак, мы связываем источник Бытия с Единым, а тотальность экспансионизма сущего с прообразностью Единого для сущего. Но эманации источника бытия парадигматически множественны внутри себя и определены в родовых признаках как таковые. Тем самым становится проблемой осознание их в «этости». Вне связи с идеями (эйдосами) они утрачивают модусы единичности в своей определимости. Но эйдосы не отвергаются , также получая парадигматическую поддержку от Единого, как об этом свидетельствует сам Эмпедокл.
Ничто же становится Бездной, которую следует исчерпать. Есть одна глубокая притча… Приходит сокрушённый верующий к раввину и сетует на своё неверие, а раввин его утешает, говоря, что он и сам не верит в Бога. В ответ на недоумение пришедшего раввин просит не огорчаться, поскольку он не верит в того же Бога, в которого не верит и прихожанин.
В восприятии прихожанина истинный Бог осознан подходящими в том, чтобы вычерпать колодец неверия и на дне его встретить в Небе … свой лик… Даже если этот колодец бездонный. Разумеется, всякое облачение сущего признаками есть метафора но разоблачение его в бездонности есть восхождение к символическому раскрытию сущности. Для осмысления положенной в эту главу идеи небесполезно вспомнить об аналогии с котами… Чеширским и Шредингеровским.
Здесь полная аналогия с безликим субъектом. Поскольку мы находимся в условиях исходной логической парадигмы, мы должны считать все возможные выборы свойств сущего равнодопустимыми. Можно считать, что они выбираются все. Но выбираются в разную меру. Тогда кот может, например, оказаться «немного совсем мёртвым» и средне «совсем живым» Важно то, что возможным становится всё. И живой человек без головы тоже. Признаки и свойства начинают сочетаться и распадаться как угодно.
Важно то, что созерцание состояний вносит изменения в измерения, увеличивая долю избранных, сохраняя равными их статусы реальности. Компонуя наборы любых признаков и качеств, мы можем создать любые метафоры для описания любой фантастической реальности. Уже мысленный эксперимент с КШ источнике манифестации. При создании сущего возникает проблема опознания его «этости» в модусе сравнения. Кроме того, формируясь во множество, вновь сотворённые сущие не будут опознаны в существовании другими, если не будут их отражениями. Обе эти трудности решаются иногда включением в диапазон сущих при выборе для наблюдения существенной части Абсолюта.
Мы введём в наши рассуждения процедуру тривиализации фактуры материи аргументации рассуждений за счёт замены понятий упрощающими метафорами, которыё повышением градуса своей иносказательности сыграют роль символов. Факт лишённости головы мы будем понимать как утрату «бытия в себе» с сохранением «бытия для себя».
Теперь важно определить принцип выбора сущего из Универсума в условиях примордиального отсутствия предпосылок для предпочтения. Но это невозможно иначе, чем выбор всех сущих Универсума сразу. И здесь нам поможет актуализация принципа априорного неразличения в фактуре единства Универсума. Ведь сначала Универсум эманирует сущее в единстве полного неразличения, перманентно утрачивая его и получая взамен всё больше акцентированную различительность. Итак. Универсум эманирует сразу все сущие как одно, опуская его во множественность. Все они наблюдаются наблюдателем, но с разной мерой пристальности. Наблюдаемые пристально и составляют предмет интЕреса. Их может быть больше одного, и потому Кот Шредингера может одновременно и сдохнуть и поиграть на лужайке.