+ + +
Я очень люблю женщину,
о которой никому ничего не могу сказать.
Люблю её голос,
люблю, когда она заговаривает первой,
после молчания, после сгустка тишины.
Тишина тогда становится неубедительной, как школьник,
опоздавший на первый урок.
Тогда сразу становится понятным,
что пауза одна никогда не объяснит самого важного,
что всё происходит именно там, где ты перестаёшь
стыдиться слова любовь,
где ты осознаёшь его речную пронзительность.
Перестаёшь сторониться своего,
перестаёшь сторониться важного.
А важно то, как она подбирает речь.
Как шелка на платье, в котором намерена
быть счастливой.
Как семена, из которых должны вырасти растения,
которые она потом будет забывать полить.
Вместо этого невозможность заговорить
напоминает птичью привычку, напоминает поведение
птиц: они всё на самом деле знают,
знают хорошо, как никто другой,
но не считают нужным делиться своим
знанием, перелетают с места на место,
будто перепрыгивают с темы на тему.
И, оказывается, куда важней слушать.
Слушать голос. Слушать тишину.
Слушать шёпоты, что рождаются ночью,
из теплых водоемов сна, из котловин пробуждения.
А работает это так: бывают времена,
когда словари пополняются лексикой молчания,
когда важны не только знаки препинания,
но и паузы в дыхании,
когда звучание образуется из этой причудливой
смеси сказанного и прочувствованного,
умолчанного и отчитанного.
Тогда из любви рождаются города.
Тогда творится текст, как город,
обрастает школами и заботой,
обрастает трамваями.
И люди приходят в этот город,
проникаются им,
защищают его,
повторяют город, как стихотворение –
заученное в школе,
пропущенное сквозь сердце.
14.02.2023
(Перевод с украинского)