Наяву ли?

Якоб Урлих
Вздыбила старое стремя над смогом столиц ядовитая пена конвульсий.
Там, где морбидный закат пламенеет в постылых серозных плёнках,
В капсулах зреют усталые сгустки от бедствующей желтухи;
Разорному звону наживы молится корпоральный Молох.

Одержимого синей чумой разразит пробуждение в пароксизм.
Сломан, расколот в занозы щепья экстрапирамидный шест —
Теперь среди свалок, ангаров и вдоль протяжённых бетонных стен
Тщится наощупь искать первозданный феномен старта.

Все иллюзорные наслоения воцаряются легионом страхов —
Сразу утробно взыграет отравный блеск желчегонной пляски.
Безостановочно лихорадочное соитие голубых небес в глубине моего зрачка —
Скверный круиз наяву заставляет проникнуться неизбывностью положения,

Битумом мёртвой воды окропляет липко и жалит смертно,
Словно в оскаленном мутном детстве я расчертил таблицу:
Там бедный оркестр провожает негромко железные эшелоны,
А просвет в облаках истязает пустотностью катаракты;

По мокрому после дождя асфальту расходятся злые люди,
И каждый плетётся в измор своей собственной скуки, своей тошноты,
Где в одинокой кровати покинутость настигает и гложет каждого;

По обветшалым углам скитается грузная женщина в нищете,
Собирая монеты и хлам, и вздыхает тяжко; в сумерки тащит она домой
Размокшие угли в холщовом мешке своего безнадёжного прозябания.

Вящий огонь разгорается и чадит, изнутри застилая копотью
Фебрильные фасции органов, застывая во взорванных порах, волокнах мышц.
Вселяющий ужас Меркурий с грохотом распахнёт свои створы в полночь,
Чтобы вонзить вирулентный луч в распадную язву мозга.

Бурые струпья трепещут в пылу катаральной горячки;
Искрами в зареве шквала накрыла бездонная лихоманка;
Могучий вулкан раздувает мехи над крематорием универсума;
Аномия ползучей лозой мегаполис покорный сжинает.

Странная страсть и азарт увлечённой игры в жернова оборота
Сильны утянуть и меня, и задействовать сплошь и вразнос наравне со всеми.
Усвоенный жар в злоречивом коварстве скальпеля
Пронзает меня смертоносно, бросая на корм эрозиям.

В красном и синем расцвечена схема энцефалитного визиона:
Гремучее зелье кипит в раскалённой трубе котла,
И жёсткие кости конечностей брошены в топку речи,
Где на морфемы отверженно плавится едкий кальций.

Груз, затаённый в разодранной мантии исчерна порождённого,
Тащат волы сквозь пыль, и полуденный зной бременит их тяжёлый ход —
Там предвкушением утренней казни на площади перед ратушей
Вмиг оживает жестокостью замогильная городская сказка.

Но из-под вялой поверхности правдоподобий, гипотез и полумер
В цельной гармонии консонантных звуков проступит всеобщий Лес.
В тонкие струйки дыма бензойной смолы обращаются все предчувствия.

И снова я вижу, как пасмурным утром в больничном сквере
Зеленеет старинный памятник мягкой бронзы.
Падает в душу неизреченный небесный злак согревающей ностальгии.
Эйфория окутает мерно отрывом от прежнего и осознанием: всё иначе.

Долгожданное погружение в огневой источник,
Где развернётся червонной картой всецелая полнота
В предначертанное явление золотого света конца времён —
Там глубиной многомерного сна окопаться в кювете мира.

21 – 22 февраля, 2023 год.