Я, конечно, извиняюсь,
но понять я не могу:
почему Душою маюсь?
От себя куда бегу?
Маюсь я, наверно, странно.
Посмотрите на меня –
я на вас гляжу с экрана
занавешенного дня.
А бегу в пространство грусти
по булыжной мостовой,
где давно загнулся кустик
под весомой синевой.
Чтоб понять, я извиняюсь,
надо быть самим собой.
Ну а я Душою маюсь,
подгоняемый судьбой,
убегаю в то пространство,
где невидимо хрустит
золотистое убранство
и без памяти грустит,
но свершается без боли
новой жизни листопад.
Нахожусь я с вами в доле,
мой читатель, вам я рад.
И по совести и чести
делим грусть мы пополам.
Собирать хожу я вести
по заброшенным полям
отношений между нами
на искристой темноте.
А молва как свист цунами,
но и мы уже не те
безмятежные в опале,
а взъерошенные мы.
И на зимнем пьедестале
чистим веником пимы.