Когда я проснулся, вернее, приступил к тому, что принято называть пробуждением,
Потому что это не одномоментный процесс,
А целое действие, почти церемония,
В особенности,
Учитывая, то, что произошло со мной,
В этом единственном и в своём роде,
Исключительном случае,
В универсальном,
Но в тоже время однозначно субъективном,
Магическом подполье бытия.
Ведь я увидел, сквозь слипшиеся от сна, а вернее какого-то лютого кошмара, ресницы,
Что моя комната залита кровью,
Буквально вся!
Стены, пол, книжный шкаф, письменный стол и стулья, подоконник,
Да, даже потолок!
Чёрной, венозной, жижей забрызгано,
Всё, что только возможно и невозможно,
Будто недавно здесь происходил какой-то невероятный и жуткий мистический ритуал.
Да и почему как будто?
Если я чувствовал себя именно так,
Словно жертвоприношение уже состоялось,
Словно это уже произошло, провалилось в прошлое,
Словно жертва это именно я.
И теперь всё будет иначе, по-другому!
Если я не мог издать ни звука,
Кроме какого-то невнятного мычания,
Если я не помнил, ни что было до,
Ни что было даже до этого до,
Находясь в состоянии шока и оцепенения,
Не веря, что всё это происходит со мной,
Что так вообще может быть в натуре;
Коли само существование оказалось под сомнением,
Раз такое возможно и происходит.
И никакой литературы в этом не было!
Тогда я резко вскочил с кровати
И меня немедленно стошнило
Чем-то отвратительным, вязким и багровым,
Как кровь на полу моей комнаты,
На которой я сразу же поскользнулся
И упал всем телом, продолжая блевать.
Так прошло ещё какое-то время,
Может три минуты,
Может десять часов,
А может и миллионы лет,
Вернее всего миллионов пять!
Потом, полагая, что всё-таки очнулся,
Я как-то выполз в коридор,
И, добравшись до ванной комнаты
Попытался то ли вымыть лицо, то ли почистить зубы,
То есть произвести известный ряд действий,
Который смог бы вернуть меня в то,
Что до этого инфернального момента
Казалось мне безусловной и неопровержимой реальностью,
Властью!
Данной мне в ощущении и стихе,
Во времени!
Но взглянув в зеркало, я охуел ещё больше.
Если это вообще было возможно в такой ситуации.
Я и сам был весь в этом;
С ног до головы, залитый - густой, человеческой кровью,
Будто шоколадным пудингом вперемешку с вишнёвым вареньем,
Я ещё успел подумать, что вставлю это сравнение в новый текст, если запомню и выживу,
Что в принципе для поэта - одно и то же,
И эта коричневая, засохшая, приторная корка
Залепила мне всё лицо,
Будто какая-то ритуальная, страшная маска,
Нарисованная, самой судьбой, временем, провидением.
А, когда я начал отдирать её,
Кусками, отрывая от своего лица,
Буквально отковыривая её ногтями,
Срывая прямо с кожей и ресницами,
Вместе с мечтами, морщинами, сновидениями!
Я вдруг увидел в зеркале кого-то чужого.
Отвечаю, это точно был не я,
Кто-то другой смотрел на меня из отражения
Уже заляпанного кровью алого зеркала
И это было вовсе не смешно.
В каком-нибудь старом романе написали бы, что я подумал, что всё еще сплю,
Но я отлично понимал, что не сплю и от этого
Ужас нарастал ещё быстрее,
Так, как бывает только в кино,
Намного быстрее, чем я сообщаю вам через этот текст,
Чем вы его читаете,
Ещё быстрее, чем перемещается вселенная
Или работает воображение и мысль
В особом, экстраординарном, невозможном в принципе, случае,
Происходившем в эту мучительную, злосчастную долю секунды,
В моей, залитой кровью и блевотиной, квартире
На самом краю галактики, в районе Безымянного острова.
И хотя, повторяю ещё раз - этого не могло быть, по самой сути вещей,
По всему моему опыту и представлениям о жизни,
Тем не менее, это происходило
В данный мне эмпирически,
Невероятный,
Ставящий под подозрение всё, что мне было известно о жизни,
Длящийся уже почти половину вечности,
Короткий отрезок времени,
Именно со мной - здесь и сейчас, в действительности!
Хотя подождите, если в отражении кто-то другой,
То с кем-то!
Шли годы, я пялился в зеркало,
В это чужое и незнакомое,
Жалкое лицо убийцы
Не в силах оторваться
От жуткого зрелища.
02.23.