Остались голубые воды пролива Лаперуза позади,
В лёгком тумане исчезает японский Карафуто,
Лишь чайки с острова летят за пароходом.
Стаи играющих касаток судно обгоняют,
Словно торпеды, в прозрачной воде они мчатся.
Из Татарского пролива несутся клубы тумана,
Он плотен, густ – словно белый хлопок,
Как будто бесконечный саван развернулся,
Окутал море, горы, всё побережье –
С холодным течением здесь столкнулось куросиво.
И в этом глубоком тумане идёт наш пароход,
Непрерывно ревёт его могучая сирена,
Затухают её звуки где-то в белой мгле.
Вот издали донёсся ответный сигнал предупреждения,
Взволнован обычно невозмутимый капитан,
Встречные сигналы всё ближе раздаются,
Какой-то пароход в тумане идёт прямо на нас.
Сирена надрывается, но он её не слышит,
Хоть отвечает, но продолжает идти на нас,
И, почему-то, не хочет курса своего менять.
Но, наконец-то, в чём дело догадался капитан,
Даёт он совершенно другой сигнал
И тут же встречный пароход нам так же отвечает –
Это, всего лишь, просто эхо с островов,
Такое очень редко бывает в открытом море.
Режет свинцовые волны трансокеанский пароход,
Работают, дрожа, его громадные машины,
Крутят они вал почти в полметра толщиной,
На его конце бешено вращается громадный винт –
«Даёшь Север!» - золотыми буквами надпись на трубе…
Но вот уносит свежий ветер чугунные лохмотья,
Тёмное небо, какое-то глубокое, он раскрывает.
Большие яркие звёзды низко висят,
На далёкое расстояние стало видно море
И волны яркого света по нему бегут,
В разных направлениях видны светящиеся дорожки.
Полоса фосфорического света тянется за пароходом,
Голубые полотна спадают вниз по сторонам от киля
И вспыхивают бесчисленные звёздочки на них…
Ночью можно часами стоять у борта
И бесконечно любоваться чудесным явлением природы.