Ночь над Москвой. Я шел среди Москвы,
в которой в эту пору много пьяных,
плывущих по морям своей тоски
к сухим метафизическим лианам…
Да, можно было вздеть свой взгляд горе',
развить успех и двинуться всем телом,
пускай не к Богу, но хотя бы к высоте,
в которой Он неразличим на белом…
Но я напился с мыслью о тебе,
рисуя эти буквы на стекле,
в кафе с названьем, призванным задеть
в душе не струнку, а оркестр в желудке…
Здесь андеграунд ходит в туалет
не руки мыть, а делать самокрутки.
В кафе. Красавицы как общий вид.
Какой-то хмырь, фашизм не принимая
по форме, об идее говорит…
Пустив кольцо из дыма, наблюдаю
как сей жених стремится охмурить
невесту – круглый край стакана.
Минздрав? Минздрав им обещает жизнь
недолгую в лучах самообмана.
Я так захвачен этой драмою, что мне
уже неважен общий вид в кафе.
Мишель, устав с другими говорить,
я думаю о нашей первой встрече,
о том, что мир – бидон противоречий
вербальных. Что других любить
намного проще, чем писать стишки…
Как первый танец под Агату Кристи
в реальность лучшую уводит мысли,
так для меня, амиго, ты…
А так… как мухи рвутся атомы во мне
к своим собратьям в высохшем гумне.
Нас, повторяю, много тут сидит.
Недалеко – арбатская святыня.
Пинк Флойд поет не здесь, а над пустыней,
где не звезда с звездою говорит,
а страсть. Я думаю промеж «на ты
не перейти ль» и «может, сразу в койку»,
что наши добродетели и стойкость
не связаны с бессмертием души.
Что наши назначение и цель –
стать супергероями, Мишель.
Ах! каждому свое, Мишель. Смотреть
на жизнь, как на нейтральную подругу,
наверно, лучше: нету шансов завладеть
тобой вышеописанному зуду…
Жизнь состоит из солнца и воды,
рук, ног и проч., пропитанных слюною.
Плюс диалог одной души с другою
в преддверии полнейшей тишины.
Неслись машины по скрипучей мостовой,
не оставляя ничего в сознаньи,
помимо безразличья к жизни той,
которую скрывало расстоянье.
24 сентября 2005 г.