- Тань, пойдем на мою улицу! Точно опередим всех и найдем реликвии войны - потянул меня Юрка.
Задание такое мы получили от совета дружины. Пионеров в Плотаве - дополна. Реликвий на всех не хватит, ясно. У кого реликвии искать, чтобы времени много не терять?
- Пошли к тетке Арине – решил Юрка. Соседка его, была сестрой моей матери.
- Куда это вы? - ревниво спросила Зинка. Она пионерка 4 «Б», отряда имени Зои Космодемьянской. Соперница нашему 4 «А» во всех делах. Сидит задумчиво за партой, а на лице вопросы: «Куда бы пойти, чтобы опередить Таньку с Юркой?». Мы и макулатуры, и металлолома больше Зинкиного собрали. Загадочные военные реликвии, как бы их найти?
Был апрель. С незабудковым небом и непролазной грязью под ногами.
- Да мы к Томке, моей старшей подружке. Она уже комсомолка, поди лучше знает, где берут эти реликвии – быстренько соврала я.
Зинка засияла всеми конопушками, думая: «У меня же две старшие сестры! Правда, двоюродные. Мишка, жених, один у них на двоих, но он точно расстарается для девчонок». И, как колобок, быстренько повернула с площади направо и покатилась своей улице Самарке. Просто ходить она не умела.
Заторопились и мы. А то еще кто-нибудь опередит. Не могли мы этого допустить.
Длинноногий Юрка, балансируя по колдобинам и вовремя вытягивая меня из грязи, дорогой рассказал, что оказывается наш дядька Андрей, муж тетки Арины, с фронта пришел в самом конце войны.
Полные надежд мы вошли в сенки тетки Арины.
- И каких супостатов по грязи этакой принесло? - услыхав недовольный голос, мы старательно потоптались на половике. Грязи на сапогах стало меньше. Она кусками отвалилась на чистенький половичок, но голос тетки подобрел.
- Ты, что ли, Танюшка? - и поставила нам с Юркой скамеечку. Она всегда меня так ласково называла, словно пробуя на вкус букву «а». Имя мое от этого становилось неузнаваемым и каким-то сказочным.
Я внимательно смотрела по сторонам: где же тут эти реликвии? Сто раз была и никогда не видела. Может, они просто не заметны?
Тетка Арина не бывает без вкусного угощения. Блины! Они всегда сияли сливочным маслом или белели горкой густой сметаны. Уписывались блины гостями за милую душу. В нашем доме они тоже бывали, но чаще постные, без масла и припека. Распаривали сушеные ягоды, клубнику, да малину, и за столом было ароматное лето! Ртов в доме было много. Готовить мать тоже была мастерица, да припасов не хватало.
Сегодня тетка Арина не позвала нас к столу, просто дала нам с Юркой по румяному пирогу с грибами.
В избе широкие половицы блистали. Иногда я мыла пол у тетки и знала, что она не накрывает его дорожками самоткаными. Потому, что мыла пол каждый день. Все сияло чистотой. Наряженная, как невеста, кровать со взбитыми подушками и вывязанным крючком белоснежным покрывалом, подбеленная белой глиной печь, выскобленный стол и крашеные табуретки. Вот и все простое убранство. Где тут реликвиям взяться?
На стенке возле русской печки была прибита полочка, закрытая накрахмаленной занавеской. Может быть там припрятаны реликвии? Или за божничкой, в углу?
- Мы собираем для музея, к 9 мая, реликвии - сказал Юрка, расправившись с пирогом.
- Каки таки лириквии? Сроду не бывало.
- Дядька Андрей воевал? Воевал. Это факт. Значит, и реликвии есть.
Тетка Арина непонимающе смотрела на Юрку.
- Юрка, приходите вечером. Андрей домой придет с работы, вот и требуй с его лириквии ваши. А я ничо не знаю. Да и телка поить надо. Идите ребятёшки.
И начала канителиться у печи, взяла ухват, достала из печи чугунок, из которого шибал в устье печки пар, звякнула ведерком из - под лавки, плеснула в него молока из крынки. Сунула руку: «Тепленько пока, пущай попьет, отрубей маленько добавлю». И тихонько приговаривая: «Дедушко, соседушко, рости теленка в рост, и в голову рости и в хвост» уже сунула в сенках телку палец и он, причмокивая, мигом выдул наведенное тепленькое пойло. Телка мы и не заметили, когда по сенкам проходили. Холодно, видно стало в пригоне, слышала, как тетка Арина жаловалась матери: « Одна заботушка у Андрея, работа, да карты. Пригон поправить надо давно, а он, как вечер, знай, куфайку надел, и к суседу в карты играть».
Дядька Андрей работал мотористом, свет в Плотаву давал.
- Так, Таанюшка, улыбнувшись, протянул, как тетка, Арина Юрка, шагай-ка ты домой, а мы с братом старшим вечером поможем поправить пригон дядьке Андрею.
Здорово придумал Юрка. Реликвии будут у нас!
На всякий случай дома спросила про них мать.
Она отмахнулась: «Выдумляешь как тятя твой! Ребятёшки давно все дома, а ты где околачивашься? Только солнце косы подобрало, отец вожжи в руки и за стожком, с осени остался который в Ильинке, вот - вот домой привезет. Помогать надо, а ты шлындаешь по деревне».
Залаяла собака и заскрипели ворота. Вот и отец приехал. Выскочила встретить его на крыльцо, заранее улыбаясь. Но никакого сена на телеге не было и распрягал коня он молча. Не услышала и привычной шутки.
- Да, наплюнь! Хтой - то скоре собрался - сказала мать. Она сразу поняла, что позарился кто-то на чужое сено.
Пришлось мне потерпеть со своими вопросами про реликвии. Мать метала на стол из печи дымящийся паром чугунок со щербой из карасей, горшок с золотистой пшенной кашей с румянившейся тыквой. Сгодился и пирог с калиной, отломила его, запивая кружкой молока.
Ел пирог тятя и нахваливал: «Калина - то в этом годе калёная, и сейчас в лесу, еще заиндевелая по утрам, светится пожаром». Согрелся в тепле, отошел нутром от холода и досады. Мать потчевала отца, раскладывала на просушку на печи и тулуп, и кожаны - верхонки, и пимы с пришитой дратвой резиновой подошвой. Дразнила отца, подшучивая:
- Навозил мужик сенца, поставил посередке сельца. Не сказать ли с конца?
-Тять, а ты по - другому рассказывал: жили – были журавль с журавлихой. Поставили они стожок сенца. Не сказать ли с конца?
Одобрительно глянул на меня отец:
- Раз така памятливая, загадку отгадай: где вода столбом стоит?
- Погоди, тять, если не отгадаю, у Юрки спрошу.
- Ну, говори, чо на крылечке еще узнать хотела?
- Нам с Юркой прям срочно реликвии нужны, тять. Военные. Больше всех хотим собрать.
Прищурил глаз отец, глянул на мать, та отмахнулась: « Выдумляет!»
- Вожатая отряду нашему задание дала! Отряд победит, если на выставку к 9 Мая больше всех этих реликвий соберем. А мы с Юркой решили первыми найти.
Помолчал отец.
- Пол – России этими реликвиями усеяно.
- А у нас, что ли, нет?
- Слава богу, Сибирь под фашистом не была.
Помолчал и добавил: « А реликвии чуть не в кажной семье есть».
- И у нас, что ли, есть?
- Не воевал я, Тань. По здоровью не годен. А вот дядька Андрей при себе эти реликвии носит.
- Ну, вот, я ж говорила Юрке, нету в избе у тетки Арины никаких реликвий!
- Тять, дядька Андрей все для меня сделает, что скажу, а реликвии почему-то не показывал.
- Да и я токо в бане и увидал…
Я изумилась и вопросительно смотрела на отца.
- Осколки от ранений носит Андрей. И на работу, и в клуб, и в баню… всегда при ём.
Я заплакала, поняв нашу с Юркой глупость.
- Такие вот реликвии на всех полях России лежат. С погибшими солдатами. А кто выжил - в себе носит. То и дело шевелятся эти реликвии, кому в сердце болью отдают, кому в ногу или руку.
- Плачешь, Танюшка, значит, теперь и ты знаешь о цене Победы нашей над фашистами. Много миллионов солдат погибло, и много миллионов ранено. Вытер глаза и продолжил:
- Не спрашивайте про эти реликвии дядьку Андрея. Он другие вам покажет. Те, которые все 4 года войны с ним прошли. Если уцелели. Эти реликвии должны стать экспонатами выставки ко Дню Победы. Правильное задание вам дали. Да объяснили плохо.
- Тять, а как надо спросить? Ему ж тяжело это вспоминать.
- Все правильно, Тань, ты поняла. Сердце твое подскажет, как спросить военный билет дядьки Андрея, красноармейскую книжку. Может, еще чо уцелело.
- Я сбегаю к Юрке, мам? Получив одобрение, добавила:
- Они с братом вечером помогут пригон поправить соседям. Скажу, чтобы пока не спрашивал про реликвии. Подготовиться нам с Юркой надо.
- Пойду и я, мать, с ребятёшками, подмогну маленько. Андрей - то и не могёт, по весне и осени раны донимают. А мне собраться, токо подпоясаться.
И высушил мои слезы присловьем своим:
- Сказали портному: переезжай. Он воткнул иголку в воротник и переехал.
- Мам, я в кино схожу седни? Уроки я сделаю! Мигом. Мне в клубе ребят наших надо предупредить, что реликвии, это не макулатуру собирать - кто больше. Очень осторожно надо. Нам экспонаты на выставку , а в семье хранят самое дорогое, что войну и разлуку с сынами и мужьями прошло. Может надо просто сфотографировать экспонаты? Нелегко расставаться с реликвиями.
Мать, которая крепка на слезы и на ласку была, вытерла кончиком платка глаза и погладила меня по голове.
…Реликвий на выставке к 9 Мая собрали немного. Фронтовиков, вернувшихся с войны, было наперечет.
Но ребята так хорошо подготовили экскурсию, что много было благодарностей. В Книге Памяти и Книге отзывов записи оставили односельчане.
Наши экскурсоводы рассказывали о реликвиях, переживших своих владельцев.
Юрка рассказывал о военном билете, пробитом пулей. Получили по почте. Однополчанин, уцелевший в смертном бою, прислал. По билету, по датам рождения и призыва, понятно было, что погиб мальчишка восемнадцати лет. Не успел влюбиться в девчонку, оставил в родной Плотаве мать, да кучу братишек и сестренок. Отец его тоже воевал. И погиб. Годом позднее.
Матери и вдове, говорил Юрка, и погоревать некогда было. В колхозе пахать и сеять на быках пришлось бабам и их старшим детям. Мальчишкам пришлось научиться вытирать сопли и слезы, а работу выполнять от темна и до темна. Для фронта, для Победы над ненавистным фашистом, лишившим их отца, старшего брата, лишившим их детства.
Бабы плакали, когда Юрка рассказывал, что
только по ночам, когда и сон не брал от дум, от перенапряжения всех сил, открывала вдова красноармейскую книжку мужа своего, которую он носил на сердце. Пересчитывала нехитрое вещевое имущество солдата, вписанное пером, фиолетовыми чернилами.
Звучала музыка и продолжала я, прижав к груди красноармейскую книжку.
- Все солдатское имущество: фуражка, шинель, гимнастерка, шаровары, одеяло, пара сапог - были выданы в количестве «одна штука». По «два штуки» - кальсоны, полотенце, портянки.
И продолжала Зинка:
- Окопы, блиндажи, зима и осень, ледяной металл орудий и горячая ненависть в сердце к врагу – все становилось вдове зримым и понятным. И легче было выживать: впрягаться вместе с быками в мужичью работу – пахоту; драть мох в ледяной воде болота, чтобы утеплить стены коровника; идти в буран на раннюю утреннюю дойку и оказаться, заблудившись в ночной снежной мгле, на плотавских могилках. Без теплых штанов, в нескольких латаных - перелатаных юбках.
Подходила к Зине я, обнимала ее и продолжала:
- И не сдержаться привычно, а расплакаться взахлеб, разрыдаться, когда бригадир, в 5 утра, в твоей избе, заливает ведром, только что зажженный огонь в печи. Не быть спеченному хлебу сегодня, ребятишки. А не оставайся дома, иди в колхоз! Чугунку картошки ребятне вчера сварила? Слава богу. На фронте труднее, на фронте страшнее.
Как огоньки реликвии военные на выставке к 9 мая.
Память стала живой.
Витька походил к экспонатам и рассказ продолжался.
- Планшет! Только командирам выдавали. Редкий экземпляр. Уцелел у того, кто с ранениями, но вернулся домой.
Планшет делали из кирзы. Из нее же и сапоги шили. В планшете так удобно расположены места для хранения карандашей, ножичка, ремешок для крепления и сохранения карт.
Наши мальчишки окружили Витьку и, наверное, представляли себя боевыми офицерами, героически поднимавшими в атаку солдат. Рассмотрели и маленький треугольный кармашек планшета. Достали оттуда прибор для измерения линий на карте, примеряли, точно рассчитывая угол предстоящей атаки.
Звучала музыка.
Девчонки, затаив дыхание, читали послания фронтовиков дочерям и сыновьям. В руках они держали открытки, с личиками ангелов и надписями, украшенные вензелями. Картинки и вензеля немецкие, надписи были русские:
- Берем Берлин! Скоро Победа! Ждите.
Наша вожатая выходит вперед:
- Не дождался адресат встречи. « Геройски погиб при взятии Берлина» - слова из затертой похоронки. Много раз перечитывались. Ждали жены, дочери и сыновья, возвращения солдата. А вдруг чудо случится.
Остались редкие треугольники писем, открытка. Победитель остался в чужой земле.
Выходит младший братишки Зины. С карандашом в руке.
- Просто карандаш. Тоже военная реликвия. Им писали адреса на трегольниках солдатских писем. Химический. На треугольник капали слезы. Адреса расплывались и заново обводились.
Карандаш. Писатель войны…
Незабываемый день 9 мая 1965. Двадцать лет спустя. Сегодня говорили дети, и говорили реликвии в их руках. Поколение, которое войны не знало.
Военные фото, планки боевых наград, медали и ордена, солдатские трофейные фляжки и компасы. Молчаливые реликвии войны.
Плакали и проклинали войну наши деревенские бабы и тут же, со слезами на глазах пели частушки.
- Гармониста я любила,
С ним и расставалася.
Его убили на войне,
А гармонь осталася.
Другая баба, вытерев слезы, подхватывает:
- Вот и кончилась война.
Я осталася одна.
Я и лошадь, я и бык,
Я и баба, и мужик.
… Был май 1965 года. С таким же, как в 1945, незабудковым небом и так рано расцветшей буйным цветом черемухой.
- Теть Арин, дядь Андрей, пойдемте на нашу улицу. Улицу имени героя панфиловца, нашего земляка, Федора Абрамовича Крючкова. Мы вчера табличку установили. А мамка велела соседей в гости позвать. Пойдем, Таанюшка, позвал Юрка.
Вечерело. На углу избы дядьки Андрея ярко горела звезда. Красные следопыты установили.