Формула Р.Р.Р.: пРостранство + вРемя = Рок
Про спектакль Р.Р.Р. в театре Моссовета
Р.Р.Р. - так назван спектакль театра Моссовета, идущий на сцене уже много лет с меняющимися составами актеров. Не догадаться, про что Р.Р.Р., если не вспомнить: таковы инициалы Родиона Романовича Раскольникова.
Р.Р.Р. - то же самое «Преступление и наказание», спектакль по гениальному произведению Достоевского.
И пусть не смущают моссоветовского зрителя Р.Р.Р. - «рычащие буквы», по словам одного из персонажей спектакля, - ведь идёт же в истринском драмтеатре «Преступление и наказание» под названием «Родя», - идёт, и ничего. Называл же Дмитрий Разумихин в романе друга своего Родей?
Называл.
По-свойски.
Идёт.
Смотрим.
Но мы будем смотреть про Родю с труппой театра Моссовета. Тем более, что в сети есть запись этого спектакля — да с какими артистами! Свидригайлов — Александр Яцко, Порфирий — Виктор Сухоруков, Катерина Ивановна - Нина Дробышева... Зрители, заинтересовавшись, в любой миг могут посмотреть.
Правда, впечатления в театре - куда сильнее. Движущаяся декорация — петербургские мостики — занимает не весь экран ноутбука, а— всю сферу сцены. Тени от арматур передвигаются вслед за работой поворотного круга, и напоминают то современные московские эстакады, то заборчики железнодорожных платформ... Мы видим — действие могло идти и в Петербурге, и за МКАДом, - в той же Истре или в Клину, в Егорьевске или в Зарайске — подмосковных вотчинах Достоевского, и в центре любой столицы — на лесенках канальих мостиков или переходов метро...
Всё вполне могло происходить с нами, с нашими друзьями и родными. Вот почему переполненный зал молчит, как мышки, чутко ловя каждый миг спектакля, — а в зале большинство зрителей — непоседы-школьники, ведь Р.Р.Р. - то есть роман Фёдора Михайловича — школьная программа.
И вот, кто-то идёт в театр по Пушкинской карте, чтобы написать и сдать сочинение по литературе, а попадает на сложносочинённую вещь, на живую, кровоточащую историю — трагедию Раскольникова, исповедь Достоевского, полёт вдохновения режиссёра постановки Юрия Ерёмина. Ерёмин здесь - и художник, и сценографист...
Р.Р.Р. - как спектакль, поистине, авторское детище Юрия Ивановича Ерёмина, как бедный Родя — детище Фёдора Михайловича Достоевского.
«Преступление и наказание» ставилось столько раз на сцене, о романе написано столько исследований... И что, казалось бы, нового может открыть нам эта постановка?
Но — открывает, заставляет обдумывать заново. И подталкивает к этим раздумьям — игра режиссёра со временем и пространством на сцене — игра с основами бытия. Ведь и Раскольников пытался играть с судьбой, с роком, - и не следователь Порфирий Петрович его обхитрил и вывел «на чистую воду», - время и пространство Раскольникова обхитрили.
Родион идёт на преступление, по сути, от голода, от нехватки денег. Его статья, предложенная редактору для печати в журнале — возможность оправдания совершения преступления с точки зрения психологии - так и осталась бы теоретическими изысканиями молодого юриста, будь этот юрист сыт, благополучен, насыщен отдыхом в уютном тепле обеспеченного дома...
Или хотя бы просто сыт и тепло одет.
Или хотя бы просто - не ежедневно голоден, голоден, голоден. Он исключен с юрфака, он занят не тем, чтобы подавать надежды — а тем, чтобы не протянуть ноги. Изматывающее занятие! Одно дело — недостаточное наполнение желудка. Это тяжко, но переносимо. Другое — белковое голодание, когда голова человека перестает полноценно соображать. Оно наступает при долгом питании совершенно негодной пищей ( фастфудом, например), или — поскольку во времена Раскольникова суррогатов еды не было, была экологически чистая пища, - то наступает при реальной нехватке пищи вообще, - при голоде.
Итак, статья, где Родион рассматривает право человека на преступление, на деле не является поводом к преступлению. Не будь её автор реально голоден, статья так и осталась бы изящным мудрствованием на юридическую тему, возможно, даже ведущим к новому слову в криминалистике. Как, например, статьи, которые писал современник Достоевского - биолог Паоло Мантегацца по физиогномике ( чертам лица преступников). Или другой современник Достоевского - психиатр Чезаре Ломброзо по психологическому облику и чертам телосложения преступников. С трудами этих учёных был знаком Порфирий Петрович — он предлагал в романе Раскольникову и Разумихину разобрать психологический опыт с фотографиями «преступника».
Статьи основателя антропологической школы в теории уголовного права Ломброзо нашумели в свое время, были модны, отразились даже в поэзии (В поэме Арсения Тарковского «Чудо со щеглом» герой читает книгу Ломброзо «Преступный человек», и автор книги несколько раз упомянут в поэме). Конечно, автор получил сполна и славу, и гонорары, и место в истории науки. Пытался Ломброзо разобраться в личностях преступников, в мотивах действий. Должно быть, тщательно и дотошно «вживался» в их состояния, разрабатывая свою оригинальную теорию. Но не шёл убивать! Не голоден был, не болел, не страдал.
А Раскольников — страдал!
Но вся трагедия Раскольникова не в том, что он страдал, а в том, что «не дострадал» до конца. Потерял терпение в страдании.
Ещё бы чуть-чуть продлиться времени и пространству — и завершилось бы страдание наградой. Ещё бы чуть-чуть потерпеть — и ситуация разрешилась бы и чудесным, и самым благоприятным образом.
Ведь уже — как быстро! - поставил редактор статью Раскольникова в журнал, и вышла статья в печать, и уже начала удивлять и подстрекать к спорам читателей. Не только раскупается журнал, но и становится известно-интересным псевдоним молодого автора статьи, ещё чуть-чуть — и маститые юристы не прочь будут поговорить с начинающим коллегой, и, конечно, восстановится Родион на юрфаке и станет делать карьеру... Путь к публикациям открыт! А гонорар-то! Гонорар уже можно получить в редакции. Выкупить залоги. Заплатить за квартиру. Покушать. Славно угостить друзей... Родион еще не знает об этом. Он получит журнал из рук следователя, уже совершив убийство.
Ведь уже — даже если бы статья не вышла — уже летит письмо от матушки, и едут с оказией 35 рублей... Сразу можно: выкупить залоги, заплатить за квартиру, покушать, приготовить угощение Дуне и матушке, благо они приезжают вслед за письмом... Пригласить друзей... Дмитрий Разумихин, влюблённый в Дуню, был бы счастлив...
Это время с пространством виноваты — не успели доставить пораньше... Или Родион виноват — не дотерпел, пошёл на убийство? Получи он деньги вовремя — пошёл бы убивать старуху-процентщицу? Очевидно, нет.
Родион отдаёт эти запоздалые 35 рублей ( немалые деньги: рубль стоила корова для крестьянского хозяйства, пропитание для целой семьи на годы, если за коровой ухаживать, конечно. Но и в стольном городе 35 рублей в то время — не копейка) — отдаёт эти деньги на похороны Мармеладова.
Денег снова нет?
А тут подоспевает готовящаяся свадьба сестры Дуни... а Дуня поможет... а обеспеченный муж Дуни — поддержит... Если к нему подладиться, конечно. Тоже выход.
За коровой на лужке Родион ухаживать не умеет, к Лужину подлаживаться не желает...
Свадьба расстраивается. Денег снова нет?
А тут подоспевает Свидригайлов, отписавший Дуне 10 000 рублей как подарок-извинение... На эти деньги можно похоронить 300 Мармеладовых... На 1000 в столице можно открыть типографское дело ( обещал же тысячу на это Диме Разумихину добрый дядя-следователь Порфирий Петрович?), а там уж развернуться: издавать журнал, печатать статьи, держать юридическую контору... Стать респектабельным господином, выкупить у Алёны Ивановны все заклады и праздничной акцией раздать их людям... Медийная, яркая, достойная восхищения жизнь! Не сложилось...
Что мы видим? Судьба то и дело шлёт спасение. А тут ещё аки ангел, летает Дмитрий Разумихин, опекая, предлагая и уроки вести, и одежду хорошую принося в дар... Сложится?
Не сложилось.
Раскольников уже убил старушку.
Уже!
Что же вы, Время и Пространство?!
Получается, «Преступление и наказание» в ядре повествования держит мысль о совершенстве терпения, о христианском смирении. О том самом, о котором доносят вести и народные сказки, и жития святых: спасение может придти в последний момент...
Говорит Евангелие от Матфея ( глава 10, 22): «Претерпевший же до конца спасётся»
Что мы видим в романе? Терпение — есть, спасение — есть... Письмо летит, деньги идут... Но пространство и время, не советуясь с героем, двигают чёрточки на своих измерительных приборах: конца не видать... Не дождаться... Не дотерпеть... Не спастись!
Постоянным перемещением мостиков, лесенок, каморок да каналов по сценической сфере режиссёр заставляет нас думать и о времени, и о пространстве, и о судьбах героев.
А мы с вами — разве мы не забегались по этим мостикам, платформам, учебным и рабочим заведениям, офисам, лесенкам если не сословий, то страт?
Но слов Евангельских не отменить: претерпевший же до конца спасётся.
Евангелие — единственная книга, утешавшая Достоевского на каторге (единственная разрешенная каторжанам книга). Отсылки к Евангелию в произведениях Достоевского — темы многих исследований. Мы же вспомним, что на слова Евангелиста Матфея о терпении есть толкования Иоанна Златоуста — и толкования Филарета (Дроздова), которого современники называли Златоустом, сравнивая с Иоанном, того самого Филарета, кто был современником и Пушкина, и Достоевского, и повлиял не только на обоих наших великих писателей, но и на всё общество. Святой Филарет прожил 84 года и скончался в 1867 году, через год после публикации «Преступления и наказания».
Вот что писал Святитель Филарет, разъясняя фразу «Претерпевый до конца, той спасен будет»:
«Область терпения должна простираться на всю жизнь человека и на все судьбы человечества в сем мире. С терпением человек приобретает и сохраняет блага, успевает в предприятиях, достигает исполнения желаний, безвредно выдерживает приражения зол; вышед из терпения он тотчас в опасности утратить благо и пострадать от зла, или, что не менее бедственно, сделать зло. Минута нетерпения может расстроить годы и веки. Без терпения нет подвига, а без подвига нет добродетели, ни дарования духовного, ни спасения».
Это сказано Митрополитом Филаретом в 1850 году, в «Слове в день памяти прп. Сергия». Там же Филарет говорил:
«...всякая добродетель требует некоторых лишений, труда, подвига, брани против страстей, вожделений, искушений, не всегда легко и скоро увенчаваемой победою, и следственно, требует терпения. Если поколеблется терпение, — не устоит и другая добродетель. И поелику добродетель есть обязанность всей жизни до конца, то и терпение есть потребность всей жизни до конца».
Думается, Достоевский знал эти слова Филарета. Вероятно, знал он и слова петербургского пастыря, Иоанна Кронштадтского, написанные в первом томе Дневника в 1856 году, и, скорее всего, не раз произносимые Праведным Иоанном в проповедях, слова толкования на ту же фразу из Евангелия от Матфея - «претерпевший же до конца спасется»:
« Будем терпеть: только за терпение до конца обещано спасение. Значит, спасение – весьма важное дело, когда оно обещается как награда терпящим до конца».
Название романа «Преступление и наказание» может прочитываться как «Преступление и спасение»? Ведь говорит же Порфирий Петрович, следователь, Раскольникову: дескать, я хочу спасти Вас.
А то, что он вправе позвать на путь спасения, на христианский путь — сказал нам сам Достоевский через «говорящие» имена в романе. Кто сильнее — Родион или Порфирий? На языке цвета: что сильнее — розовая краска или пурпурная?
Оба имени переводятся с греческого, Родион - «розовый», «Порфирий» - «багряный, багровый». Порфировый цвет — ало-пурпурный, царский, простолюдинам в древности запрещалось носить порфирные, пурпурные одежды, которые получались окрашиванием ткани краской, добываемой из мелкого моллюска порфиры, дорогостоящей краской. Детей византийского императора именовали «багрянородными, порфироносными», пеленали в пеленки этого цвета. Энергия, власть — вот что прочитывалось при названии «порфир». Камнем порфиром — пурпурным, багровым по цвету — отделывались дворцы, его называли «камнем императоров»... Порфирий здесь - синоним царя, властителя. Он доминирует, он - господин ситуации, он победит. И он хочет спасти Родиона. Значит, Родион спасён будет, ведь желание царя — закон. Пусть и зашифрованного «цветового царя».
А спасать Родиона надо. От Ада спасать. С первых строчек романа Достоевский погружает нас в инфернальную атмосферу: описывает вонь от болот в городе в июльскую жару. Известно, что малоприятный запах серы — один из атрибутов Ада.
В романе мы читаем про жару, духоту и вонь... Можем представить, проникнуться... Но как передать адскую атмосферу на сцене? Режиссёр Юрий Ерёмин погружает сцену в темноту. Темнота — тоже инфернальный признак. Там, в темноте, движутся железные лесенки, мостики переводят героев — или отказываются перевести — через Неву — Лету — Стикс... В темноте не разобрать — река ли, канал ли, канава ли... На то и темнота. Вспыхивают в темноте белые — зеленые — синие сполохи, а в момент убийства старушки …
Моя старшая дочка, во время спектакля 19 января бегавшая в Смоленске на Всероссийских соревнованиях, спектакль по сей причине пропустившая, спросила меня: а как там он убил? Как это показали? Их 10-й гуманитарный класс как раз читает роман...
Я не говорю про лезвие топора, направленное на лицо «убивца», убивал-то он обухом топора, но говорю про то, что по углам сцены вспыхнули яркие красно-розовые холодные огни, направленные в зал. Тоже инфернальный момент. Мы посмотрели запись спектакля, в записи воздействие на зрителя гораздо слабее. Всё экран ноутбука передаёт, а световые решения — слабо передает. А они составляют важную ткань действия... Они на сцене — каждый миг, и это настоящая симфония света, хоть доминантой и является — чёрный цвет, темнота. Очень важно посмотреть «Р.Р.Р.» в театре. Игра со светом и цветом у Юрия Ерёмина— это отдельная тема для исследования.
Итак, если герой будет спасён, то должен быть спасён из сценической темноты... И спектакль завершается туманом. Сцену заполняет белый туман, белый межзвёздный дым, такой типа «серебристый припорох созвездий - ночь сдувает с Млечного пути» … А там, в галактическом тумане, ищут друг друга, катятся по земле две живые капли — Родион и Сонечка, а над ними вершит свой бесстрастный полёт маятник Фуко — или это наполовину ампутированные весы Фемиды? Или наша Земля-планета на ниточке: кто подвесил, тот и вправе ниточку оборвать? Всё же лучше думать, что — маятник Фуко, провисевший в Исаакиевском соборе, знаковом месте Петербурга, приличное количество лет, хоть и не во времена Достоевского: с Пасхальной ночи 1931 года по времена перестройки.
Известно, что на тело этого маятника действуют только две силы — сила притяжения со стороны Земли и сила натяжения нити подвеса. И две эти базовые силы дают надежду: и не отпустит Земля детей своих в никуда, и найдут они цель по напряжению путеводной нити...
В никуда... В романе есть один персонаж, чей трагизм вряд ли понятен школьникам: они еще не вышли на просторы той "области терпения", которая скрывается в судьбе Екатерины Ивановны, супруги Мармеладова, Сонечкиной мачехи. То, что они могут понять, лежит на поверхности: эта женщина плохая ( ругает Мармеладова, может побить, он ее боится; своими придирками создала ему невыносимую жизнь, он пьёт из-за этого; толкнула ответственную по характеру Сонечку в самые социальные низы, сгубив ее судьбу и будущее материнство). Всё это так. Но в спектакле роль мегеры-Мармеладовой играет, проживает Нина Дробышева. И своей гениальной игрой рассказывает всё, что, может быть, и не знал Достоевский о своей Катерине.
Всего три раза появляется Катерина на сцене. Вот она видит пьяного мужа на мостике. Она и сама на мостике. А штакетины моста - ни дать, ни взять, будто шесты для стриптиза в каком-нибудь питерском заведении. И зритель есть: прохожий студент. И Катерина выдаёт нам душевный стриптиз: полубезумные жесты, заламывание рук, интонации... Она - режиссер своей судьбы или жертва своего безумия? Но она хрупка и антично скульптурна, и мы жалеем эту героиню, видя ее беззащитность. Жалеет ее и Раскольников. И Сонечка жалеет. И Мармеладов - боится и её саму, и боится ранить её саму. Такая драгоценная антикварная ваза, которая может исчезнуть, разбиться, как жизнь - но которая ранит всех вокруг своими будущими осколками уже заранее... и ранит уже сейчас...
Второй раз героиня Дробышевой появляется в сцене гибели Мармеладова. там же, на мостике. И начинает свой полубезумный психологический танец, прерывая его только бытовым замечанием Сонечке - о необходимости закрыть волосы платком. Вот это говорит зрителю о совершенной нормальности Катерины. Просто жизнь так забила, закрутила её, затолкала в самое болото "области терпения"... А ведь когда-то она была практически аристократкой, лучшей выпускницей, как она вспоминает - танцевала с шалью на выпускном балу, этого удостаивались лучшие ученицы, красивейшие умницы. Её судьба могла быть другой... Но двое детей. Но пьяница муж... Но безденежье, детей кормить нечем... И Сонечку ей и жаль, и не жаль, но своих детей жальче... А себя? А - не алкоголичка ли она сама?
И третье появление на сцене говорит нам в последний раз: она больна туберкулёзом ( мы видим кровь на платке при кашле). Читал ли Достоевский разработки о психологии больных? Но, сын врача московской больницы на Божедомке, больницы для бедных, мог знать по рассказам: туберкулёзные больные, чувствуя, что падают в пропасть болезни, неосознанно стремятся психологически "укусить", "ударить" ближнего своего, навредить ближнему, в чем потом, если добры по душе, - будут каяться. Третье появление на сцене говорит нам, что Катерина не только великая актриса в своем маленьком мирке, но и кое-что говорит о быте: помните, Раскольников дал на похороны приличную сумму? Так вот, стол для поминок собран на деньги Сонечки, той суммы уже нет как нет - или она спрятана на будущее для детей, остается только гадать. Но и на то, что было, куплена лишь водка с хлебом (так на сцене) - Катерина несколько раз изысканно извиняется за скудость угощения, а мы думаем: готова героиня пить от плохой жизни - или плохая жизнь оттого, что героиня готова пить? Но Сонечка останавливает мачеху, остановим и мы эти мысли. А Катерина Ивановна уже ищет пути выхода из кризиса: дескать, мы пойдём просить милостыню, поедет губернатор, отец родной, он поможет, не может не помочь... Она будет читать стихи... И актриса Нина Дробышева читает Пушкина: "Я Вас любил..."
Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем...
А вот здесь - что в спектакле на сцене, что в записи спектакля 2014 года, что в записи спектакля 2018 года ( можно эти записи найти в Интернете) - актриса Нина Дробышева раскрывает нам всю суть Катерины Ивановны. Ведь эти стихи обращены к залу - к нам. Это нас она "любила". Так робко, так безнадёжно любила. Это к нам она тянет руки, взывая о милости. Это нам она открывает безумство своей судьбы. Это нас она посвящает в свою боль. Нам она читает стихи о Любви... И у каждого из нас есть или были близкие наши, кто мог бы к нам так искренне-прощально обратиться... Тогда как крутящиеся железки увозят героиню за пределы сцены. Но Катерина ещё успевает картинно улечься крестом, раскинув на мостике руки... Все бездны отчаяния и все высоты надежды прожила перед нами в роли Катерины Ивановны актриса Нина Дробышева.
Митрополит Иларион (Алфеев), современный богослов, пишет в одной из своих статей:
«У Достоевского была мечта. Она выражена в одной из его записных книжек середины 1870-х годов: «Я верую в полное царство Христа. Как оно сделается, трудно предугадать, но оно будет. Я верую, что это царство совершится… И пребудет всеобщее царство мысли и света, и будет у нас в России, может, скорее, чем где-нибудь».
Думается, многие люди испытают светлое потрясение и чувство духовной надежды, прочитав эту цитату — мечту Достоевского.
Думается, то же испытывают зрители, посмотревшие спектакль Юрия Ерёмина «Р.Р.Р.».
Но если вернуться к самому началу спектакля, вспомнить: Родион печатает на пишущей машинке статью, печатает не отрываясь, долго, самозабвенно... Так же, как современный студент или подросток ( или даже дитя) шарит по экрану смартфона - своей современной "пишмашинки". Но от клавиш печатной машинки, от мест для тычков в смартфоне придётся оторваться - выйти в люди... Пойти за пропитанием... За закладом... за работой, за славой, за счастьем... И, если Родион оторвётся, - мы знаем - поднимет взор, встанет и пойдёт в общество, наворотит дурных дел по болезненности, безверию и дури, то современное дитя - может, и не оторвётся от экрана. Мы не знаем. Удивляемся только художественной прозорливости режиссёра, образно показавшего нам проблемы будущего через детали прошлого. Так какое же время - более благосклонно к нашим молодым поколениям? Но это уже вопрос риторический.
Наталья Мартишина, кандидат культурологии,
7 марта 2023