На парапете плах. Играю.
Вверх лицом. Пусть, говорят темно, и волосы стригут.
В умытую ладонь, полос не отберут. И тени пожурят,
Как и благую негу.
Но право быть женой садовника, открытых площадей. Глаза не отвезти с отшельника, весны тревожной корифей. На выселке минутного столба, сближая времени ходьбу. Но где была моя судьба, быть может с тем садовником, где дни считались следом табака. Умиротворенно катится арба, от кулака до кабака.