День хмурый от чего-то стал тоскливым,
бывает так, когда немного задождит…
На лавке покосившейся сидит старушка,
в щемящем, горьком одиночестве застыв.
Простое платье (ситец), а поверх - жилетка,
платком узорчатым покрыта голова опять.
Из-под платка застенчиво белеет снегом
обильной сединою тронутая прядь.
Лицо, раскрашенное солнцем и годами,
изрезано продольными ложбинами морщин.
Жизнь словно скульптор, поработав над чертами,
добавила лицу бесчисленных глубин.
КлюкУ в руках зажав и обретя опору,
молитвенно сплетая пальцы в стройный ряд,
устало голову к плечам покатым склОнит,
зерцало слёз смиренный прорывает взгляд.
К глазам подслеповатым поднесёт поближе
давнее фото, сжав слегка за уголок,
взглядом скользнёт всё по знакомым лицам:
когда-то юным, а сейчас - глубоких стариков.
А с фотоснимка блёклого, ставшего ветхим,
глаза людей искрятся близких и родных.
В рядах людей зияют рваные прорехи,
и многих нет давно среди живых.
И с каждым новым годом ненасытней время,
от жизни беспокойной оторвав куски,
всё тяжелей кладёт на сгорбленные плечи бремя
и губ бесцветных опускает уголки.
***
Не напоказ… Но старики роняют слёзы,
ведь никогда и никому вовек не захотеть
в компании невыносимой… призраков белёсых
в усталом одиночестве стареть…