Тучи темного пророчества
Обложили дали ясные,
А пожить еще так хочется,
Хлопоты продлить напрасные.
Погулять, попить, попариться,
Все изведать, с верху, до низу,
Выжить и успеть состариться,
И устать от жизни донельзя.
Но подходит день указанный
Наши волосы в печали рвать,
Можешь сразу, не помазанный,
Лечь в шаланду и отчаливать.
Знали майя голопузые
Дату окончания вечного,
Съели звезды с кукурузою
И ушли по тракту млечному.
Их разбойники не кокнули,
Сокола сгубило Зоркого
Конопля ли, листья коки ли,
Все полезно, лишь бы торкало.
Удивляюсь непочтительно
Наглости лихого племени,
Как школяр под стол учителю
Наложившему во времени.
Шепчет бабушка Вангелия,
На грибах настойка сварена:
«Вижу свет в конце тоннеля я,
И крылатого Гагарина».
Ее часто зелье плющило,
Вздрогнет лишь гроза высокая:
«То копыта вездесущего
По брусчатке неба цокают!»
Старым девам часто плачется,
Слезы им – вода для деревца,
Чем страшней ее чудачества,
Тем охотнее в них верится.
Я, узнав про Нострадамуса,
Скрыть не мог вопроса хамского –
Как они там настрадалися
От поэта Роттердамского.
Где скопцы торгуют членами,
Для приличия слезу пусти,
Можно воспевать катренами
Похвалу всеобщей глупости.
В ход идут ужимки, мимика,
По колено даже море ей,
Крылья черного алхимика
Распростерлись над историей.
То, что в колбы он набулькивал,
Нынче бы, за зелье тайное,
Получил пятак на бублики,
И в тайгу, смешить хозяина.
Обложили Трою молнии,
Бьются в камни монолитные,
Напряженное безмолвие
Грохнет башней стенобитною.
Вспухнет море неспокойное,
Заревет Кассандра пьяная:
«Лучше бы корову дойную,
А не лошадь деревянную!»
Пролетают дни и месяцы,
Мчат года сквозь вздохи вещие,
В исступлении дьявол мечется –
Всем спасение обещано.
В маяке огонь похитили,
Куда плыть эпоха ищется:
«Эй, вы, будущего жители,
Хрен вам! Без апокалипсиса
Нам прожить, что не поправиться
Поутру огнетушителем,
Нравится кому – не нравится,
Поджигай! Уж не взыщите там…»
Бесы истово заходятся,
Пляшут в храме оголтелые,
Поминают Богородицу,
Пахнут шерстию горелою,
Лезут в душу псовой мордою,
Тянут губы жарко-сальные,
Чтоб поднес к шнуру бикфордову
Я свечу исповедальную.
Машет им сигнальщик с берега –
Начинайте, время выдохлось,
У меня опять истерика,
Вдох, все вдох и нету выдоха.
Я бы вовсе не оспаривал
Бредней фальшивомонетческих,
Да закат, в полнеба зарево,
Залит кровью человеческой.
Упирается в запястие
Жизни ломаная линия,
Человеческое счастье –
Кому сказка, кому химия.
Каждый счастлив, всяк по-своему,
Кто в восторге от Шато-Бордо,
Кто-то рад ведру с помоями,
Хоть помои, но зато ведро!
Кому солнечная Ибица,
Чтоб развеяться, расслабиться,
А кому-то час, чтоб лыбиться
В небо синее сквозь рабицу.
Сладкой брагой самогонщица
Поит-лечит, дай лишь меди ей,
Но любая жизнь закончится,
Обязательно, трагедией.
Как бы ты не возвеличился,
Жить в безбожии - безумие,
Фараон, вот тоже бычился,
Докуражился до мумии.
Есть еще один такой же вот,
За стеклом шевелит мощами,
Говорят, он все еще живет,
Рыжий гном на Красной площади.
Много их царьков, да идолов,
Ведьм, шаманов, предсказателей,
Старая планета видела,
Да таких, как я, писателей.
Ничего, покуда вертится
В звездном круге одиночества,
Ей самой не очень верится
В эти страшные пророчества.
Думали, что всех отвадили,
Но, оскалы скрыв под масками,
Лезут новые исчадии,
Да со старыми подмазками.
Завывая, брызжут бестии
В круг слюнями ядовитыми,
Пляшут, топчут Благовестие
Волосатыми копытами.
Они тело сталью мучают,
Бреют заросли косматые,
Только души их дремучие,
Как копыта, волосатые.
Из толпы им шумно вторили,
Огни свеч тушили свистами,
Ах, как хочется в историю,
Не святыми, так нечистыми.
Стали черные летать птенцы
И выкаркивать нам песенки:
- Что с лицом у них?
- То задницы…
- Ничего себе, предвестники!
У меня в палате чистенько,
Санитары расторопные,
Мне одну лишь надо истину,
Чтобы сердце, вдрызг, не лопнуло.
Без укола я неиствую,
В стены бьюсь, вдруг, чего высеку,
Дайте, сволочи, мне истину,
Хоть намек, хотя бы искорку.
Внутрь меня врач смотрит коброю,
Аж, душа от страха корчится:
«Развяжите меня, добрый я,
Расскажу, чем все закончится.
Будет суд и с судей взыщется.
Все бежит, успей зажмуриться,
Вдаль история, в кровище вся,
Безголовая, как курица.
Бьется ветер, рвется, мечется,
Задыхается от ярости,
Сам Христос у человечества
Не сумел дожить до старости.
В книге вычерчено прописью:
Тот минует преисподнюю,
Кого ангелы над пропастью
За любовь на крыльях подняли.
Будет каждому прощение,
Всех давно уже простившего,
Всем, кто верит в возвращение
Никуда не уходившего».