ПОСТСКРИПТУМ
( К сказке «Персей» )
Как пазл, вся сказочка собрАлась,
А недосказанность осталась.
Ну вот, казалось бы, зачем
Из множества возможных тем
На той из них остановиться,
Где можно только повториться.
Зачем о том ещё писать,
Что можно в книгах прочитать?
А шутку в сказках, если честно,
Всегда ли применять уместно?
Сомнений тоненькую нить
Хочу немного прояснить.
Начну с Флоренции, конечно,
Где я когда-то так беспечно
По древним улочкам бродил
И в каждой чудо находил.
То Леонардо повстречаешь,
А то у Данте поскучаешь.
И вдруг у самого крыльца
Ещё тех МЕдичей дворца
Узрел гигантскую скульптуру –
В изящном мраморе фигуру.
В ней микельанджельский Давид
Являл прохожим весь свой вид.
А рядом там на постаменте
В застывшем жизненном моменте
Персей стоял невдалеке
С медузьей головой в руке.
Видать, и сам он доигрался
И в камне нам навек остался.
Поди, в глаза ей посмотрел
И вместе с ней окаменел.
Вот так подумать там случилось,
И вмиг желание родилось
О них хоть что-то написать,
Но в прозе чтоб не закисать,
Решил в стихах углы все сгладить.
Так легче мне с собою ладить.
Да там кругом такой густой
Ушедшей древности настой,
Так прошлым отовсюду веет,
Что даже тот, кто не умеет,
Готов стихом заговорить,
А то и что-то сотворить.
И я вот так там вдохновился,
Но стих не сразу появился.
Мне нужен был не пересказ
Легенды той известных фраз.
Легенда жизнью ведь не дышит,
Лишь вздох веков в ней каждый слышит.
Она суха, как протокол.
Почуяв совести укол,
Я жизнь вдохнуть в неё пытался
И диалогами старался
Героев щедро наградить
И тем легенду разбудить.
А что до шуточек и смеха…
Но разве смех в стихе помеха?
Он допинг автору подчас,
И не всегда лишь для прикрас.
Он вдохновенье поднимает
Уж тем, что скованность снимает.
Шутливый, к месту оборот,
Как говорит простой народ,
Собой гордиться позволяет,
Ну и уверенность вселяет.
Готовой шутки часто нет,
А ты вдруг вывернешь на свет
Чего в том месте и не ждали.
Тут гордость промолчит едва ли.
А после шутки мчишь, как с песней,
Да и читать ведь интересней.
«Не ёрничай», - мне говорят,
За вольности подчас корят,
Держаться в рамках предлагают
И незаслуженно ругают.
Что значит в рамках быть всегда?
Да это ж вовсе ерунда.
Всегда ведь в рамках лишь портреты,
А людям так тесны запреты.
Не дипломаты всё же мы,
И снова жизнь не взять взаймы.
Пока живём – нам всё возможно
И ограничивать нас сложно.
Нам всю палитру подавай,
Живи, да только не зевай!
(Эх, если бы я сам так жил,
Как здесь красиво изложил!)
А ёрничество в чистом виде
Не в скромном предстаёт «прикиде».
Оно с издёвкой всякий раз
И часто обижает нас.
Я так об этом разумею,
Но сам язвить я не умею.
Теперь немного вот о чём.
Жизнь, как известно, бьёт ключом,
Притом не в то частенько место,
И мне не всё в ней интересно.
Пожалуй, я теперь остыл
И нет во мне уж прежних сил.
Мирские не зовут проблемы,
Меня влекут иные темы,
Где есть душе моей простор
И сказка длится до сих пор.
Я свой мирок в душе построил
И мысли на него настроил.
В нём нет житейской суеты,
Лишь грёзы, фЭнтэзи, мечты.
Мне в этом мире интересней,
Я в нём прольюсь нежданной песней,
Перенесясь в такую даль,
Где не жила ещё печаль.
Всегда мне пОсердцу античность,
Ведь в ней такая поэтичность,
Такой наивный, чистый взгляд,
Такой для творчества заряд.
Пускай наивно, неучтиво,
Но как зато порой красиво!
Ещё за то античный мир
Мой нескончаемый кумир,
Что он любой своей породой
Сливался с матушкой-природой.
За то привык его ценить,
Что всё пытался объяснить:
Откуда бабочка явилась,
Как роза в мире появилась,
С чего на небе слышен гром,
И кто командует китом.
Всему дал в мире объясненье,
Не чувствуя ни в чём сомненье.
Не сразу всё создал притом,
А как-то Исподволь, потом.
А вот сравним теперь, к примеру,
С античной верой нашу веру.
«Да будет мир!» - воскликнул Бог,
Уж больше ждать Господь не мог.
Знать, без людей-то было скучно,
Да и от ангелов докучно.
Негромко так сказал:»Явись!»
И надо же – отозвались.
И сразу всё на свет явилось,
Задвигалось, зашевелилось.
Я, может, малость и приврал,
Но в целом так Бог создавал.
Не знаю, что тут виновато,
Но как-то скучно, простовато.
А вот у греков АдонИс,
Спускаясь по тропинке вниз,
Презлого вепря как-то встретил,
Но слишком поздно, знать, заметил.
А вепрю что, коль он красавец?
Ведь вепрь зверюга и мерзавец.
Он вмиг клыками подцепил,
И всю красу его сгубил.
Из капель крови АдонИса,
Соперника красе Париса,
Пурпурной розы куст возник,
Как раз, где юноша поник.
С тех пор растёт она повсюду
Подобно маленькому чуду.
А раньше роз не знали там.
Вот так явилась роза к нам.
Таких историй там немало
И всем в античности начало.
Вот, скажем, камни янтаря –
Кто мог рассыпать их в моря?
А вот в Олимпе это знали
И вот как прочим объясняли.
Когда погиб брат Фаэтон,
Раздался в небе долгий стон.
Там дочки солнечного бога
По брату плакали так много,
Что слёзы, падая в моря,
Рождали камни янтаря.
А юноша у поселенья,
Убив нечаянно оленя,
Который другом был ему,
Свихнулся, судя по всему.
Он так от горя убивался,
И безутешным оставался,
Что боги, пожалев его,
Не долго думая всего
Во древо скорби превратили
И к той могиле поместили,
Где спал любимый друг-олень.
Так в тот печальный, скорбный день
Родился кипарис на свете,
Лишь случай был за то в ответе.
Ну как такое не любить
И превращения забыть?!
Там всё рождалось методично
И как-то очень поэтично.
И вот что мне пришло на ум
В процессе всех античных дум.
В античном мире был закон,
И строго соблюдался он,
Хоть там законов не писали,
Но все о нём в то время знали.
В нём сохраненье красоты
Превыше всякой суеты.
Притом ценили красоту
Не только изначально ту,
Которая в прекрасном теле.
Они с рождения умели
Поступков красоту ценить,
Её и в чувствах сохранить.
И если вдруг её теряли,
Взамен такое сотворяли,
В чём вновь рождалась красота,
Совсем другая, а не та.
Ей не давали потеряться,
Она могла лишь претворяться.
И этот вот наивный мир
Мой и сейчас ещё кумир.
Там в дереве живёт дриада,
В ручье – прекрасная наяда,
А нимфы населяют луг.
И я им всем, конечно, друг.
Там всё живёт и жизнью дышит,
Но лишь поэт всё это слышит.
На том античный разговор
Желаньям всем наперекор
Я с нежной грустью прекращаю,
Но непременно обещаю
К нему вернуться в нужный час,
А вместо этого сейчас
Ещё одну затрону тему,
Мою извечную делему.
Я сам себя теперь спрошу,
Зачем стихи всю жизнь пишу?
И я всё больше понимаю,
Что этого-то и не знаю.
Ещё когда был молодым,
А не таким, как лунь, седым,
Я был действительно уверен
(И факт стократно мной проверен),
Что стих создать, готов признать,
Есть лучший способ мир познать.
И это правда, если честно,
Но и отметить здесь уместно,
Что молодость давно прошла,
Уже и старость подошла,
А я пишу побольше даже.
И кто теперь вдогонку скажет,
Что мир я только познаю?
Да я теперь уж отдаю.
Видать, не только знанье мира
Несёт моя шальная лира.
Зачем «шальная»? Ну а как?
Какой ещё в стране чудак
Большой рассказ в стихах напишет,
В котором мистикой всё дышит?
Нелёгкий ведь, пожалуй, труд,
А мысли и к нему зовут.
А кто коллаж легенд составит
И всё опять в стихах представит?
Видать, ещё здесь что-то есть,
Чего не в силах я учесть.
Уж сколько раз бросать пытался,
И вновь к стихам я возвращался.
Душе чего-то, значит, надо,
Раз стих писать она так рада.
Приятно мир мне постигать,
Но ум зачем так напрягать?
Зачем так нужно организму
Испытывать свою хоризму?
Всё это знать мне не дано,
Но точно знаю я одно:
Хоть объяснить не разумею,
Но не писать я не умею.
Зачем-то надо это мне
И я доволен тем вполне.
Не кончил я ещё на этом.
Смотрю в ночное небо летом
И вижу тех, о ком писал.
Вон там «Кита» я угадал,
А там созвездие Персея,
Подальше чуть – Кассиопея,
И Андромеды стройный стан
Навеки нам на небе дан.
Так время лучшее, что было,
На свод небесный поместило,
Чтоб их бессмертный силуэт
Манил нас миллионы лет,
Чтоб всем романтики хватало
И связь времён не затухала.