У закрытых гробов – невозможная тяжесть прощанья,
Хоть не снег на могиле, а нежности ранней трава.
Об одном только молишь: пусть крик не нарушит молчанья,
Пусть недолгими речи, суровыми будут слова.
Это нынче нередко, да разве привыкнуть возможно, –
Что ни рук на груди, ни родного такого лица,
Даже птицы в окрестных березах умолкли тревожно, –
Точно, чтобы услышать, как бьются в надежде сердца.
Вдруг ошибка, и пишет он: «Жди меня, милая мама»?
Разве так не бывает? Случалось такое не раз.
Только речь командира в своем откровенье упряма,
И озвучен уже наградной безучастный указ.
Но для них он живой. Для жены и для матери длится
Жизнь, что смыслом и верою будет, конечно, всегда.
И над гробом склонились тяжелые, мертвые лица,
Что воскреснут не скоро, а может, уже никогда.