Лиса раззявила пасть, намереваясь отведать сдобное тело колобка.
Колобок замер.
И тут нарисовалась совесть лисья.( Да-да, такая существует и появляется, когда не ждут.)
Сначала хмыкнула а потом заявила:
— Ну, ты и дура.
— Кто дура? Я? — у рыжей задёргался глаз. Последний раз её совесть появлялась в далёком детстве.
— Ты. Не я же.
— Это с какой такой кстати?
— Ты в курсе который час?
Лиса, не переставая облизывать колобка, скосила глаза на запад.
— Солнце заходит, ещё не ночь.
— Точно, дура. Кто же ест сдобу после шести?
Да и вообще посмотри на что ты похожа. Твои ровесницы лисят нянчат. А ты?
— А что я?
— А ты жрешь после шести и куришь.
— Не курю я.
— Но жрёшь!
— Жру, — согласилась лиса, — Жрала, жру и не перестану жрать.
— Треснешь. Ты посмотри, какие у колобочка глазки. Какие щёчки. Такой милый кроха. Где там у тебя материнский инстинкт?
Лиса захлопнула пасть.
Колобок вздрогнул. Таких лисиц ему ещё не доводилось встречать.
— Покачай его. Давай покачай, спой ему колыбельную, — совесть не унималась.
— Баю-баюшки-баю,
Не ложися на краю,
Придёт серенький волчок
И укусит за бочок.
Хороший такой бочок. Румяный.
— Качай его, бестолочь, детей не едят.
— Я сошла с ума? — не поняла лиса.
— Есть немного. А вообще, не ори — ребёнка разбудишь.
И совесть замолчала.
Сидела рыжая, качала колобка, и не заметила как задремала.
Колобок-румяный бок выпрыгнул и покатился дальше.
Эх. Перестояло тесто нынче у бабки. Да и мак не надо было добавлять.