(Война это ад).
Знают все - война без чести!
Она как кречет жаждет кровь!
От имени властей, военкомат, парнишке не раз присылал повестку на мобилизацию. А он бегал от них, прятался у знакомых, друзей, родственников - больше всего на свете он не хотел убивать: вся его сущность противилась этому. Но разве можно бегать всё время, да и совесть мучила: вон многие идут добровольцами защищать страну от врагов, говорят что нодо отдать долг Родине - а те, которые отвиливают от этого, есть предатели.
С одной стороны, он поротивился тому, что надо убивать, с другой стороны получалось, что он предатель - чужой среди своих. Такое двоякое положение не могло продолжаться вечно, его наконец выследили, поймали и отправили на войну, что было для него в этот период хорошо, ведь закончились невыносимые его переживания, которые раздирали его на атомы. Но как оказалось, текущее положение ещё больше усугубилось в дальнейшем.
Как и других, его не долго готовя отправили в действующие войска. Ну а на войне как на войне: если ты оккупант значит насиловать, грабить и убивать. Как нормальный человек он этого не особо хотел, но его заставляли: как говориться своя рубашка ближе к телу, и он не отказывался, хоть и вяло, но участвовал в боевых действиях.
А кто потерпит такое, другая сторона тоже взялась за оружие, чтобы защититься от непрошенных гостей. И вот по волею случая матёрый ополченец встречается лицом к лицу с тем беглецом: совсем молодой парнишка - как говориться молоко ещё не обсохло на губах; к тому же с неуверенным видом: растрёпанный, нечёсанный, совсем худой. Ну кто не расчувствуется перед таким жалостливым явлением - ну хоть и матёрый, но и ополченец тоже. Потом, после того страшного боя, он мне рассказывал: "Бежим мы в атаку друг на друга и вдруг откуда ни возьмись навстречу, как будто играющая рыба на воде, передо мной вынырнул совсем молодой парнишка, выкрикивая - За Ро-ди-нуууу! От страха, его глаза вылазили на лоб: по всем признакам было видно, что он не совсем понимал где находится - он был похож на человека заблудившегося в лесных чащобах, ищущего но никак не находящего выход из заподни. Я малость замешкался, не стал сразу стрелять - меня сильно смутило, что он был совсем молодой пацан. Дальше вижу, что он направляет дуло автомата на меня и до хруста в пальце давит на спусковой крючок. Ну, думаю, хана мне! Но при приближении видя, что автомат у него на предохранителе я немного успокаиваюсь, и изловчившись втыкаю штык-нож в него и бегу дальше. А он ругаясь несусветным матом, понося всех тех кто послал его на эту бессмысленную бойню, держась за рану падает и корчиться на земле, зовя свою мать. Мне стало его невыносимо жалко и начал было себя упрекать, но на войне не до синтиментов - бой ещё продолжался...
Это был страшный бой. Наших полегло не мало, но на этот раз мы одержали победу, если можно было это зверство называть так.
Немного отойдя от пыла кровавой бойни, я отыскал тело парнишки. Я точно знал, ещё тогда, сразу после того удара, что он не жилец, но частица надежды которая теплилась у меня глубоко внутри, давая толику веры моему разуму, что он ещё быть может жив и как-то ему можно помочь, не давала мне покоя. Он лежал среди других истерзанных тел воинов, так же прикрывая окровавленными руками свою рану, в луже своей истечённой крови, которая ещё не успев пропитаться в землю дымилась прямо в небо, наверно увлекая душу невинно убиенного отрока. Очнувшись от тяжёлых дум, я ощутил острую боль в груди и скупая моя слеза упала в парившую белой дымкой кровь, и я подумал: какое кощунство, что моя какая-то частица попадёт на небо в рай, когда меня всего живьём надо поместить сейчас же в ад и мучать вечность. Но затем собравшись, я стал успокаивать себя говоря полушёпотом: "Они сами пришли, мы их не звали. Они сами пришли...- будто бы это меня успокоило.
Однако, надо было готовиться к следующему бою, ведь никто не знает когда он начнётся. Враги на этом не остановятся, у них ещё много пушечного мяса - впрочем как и мы, как и у нас..."