Он был любим и счастлив был,
По крайней мере, Пушкин сам думал так.
Со всеми окружающими был в ладу,
Разные песни пел и много хохотал,
Лаял на пса, сидевшего возле людской,
Стрелял из пистолетов и дедовской пушчонки,
Всюду совал свой нос: в пчельник, в птичник, на гумно
И ласков был, и добр, без исключения, со всеми…
В то утро Александр проснулся очень рано,
Ногой откинул полог, вылез лохматый, как домовой.
Подбежал к окну и с треском распахнул его,
Высунулся и крикнул в двор: «Во благодать-то!»
Сидевший под окном скворец в сторону метнулся,
Как подстреленный, истошно закричал,
Отозвался выводок в скворечнике на крик,
А иволга, наоборот, замолкла на березе.
Махнул рукой – да ну вас! И отошёл,
В зеркало взглянул, страшную рожу скорчил,
Причесался и подумал: «Всё-таки великолепен…»
Собеседников живых здесь было мало у него
И с воображаемыми полюбил беседы он вести,
Много говорил с друзьями и с самим царём,
И, почему-то, после этих разговоров легче становилось…
Очередное послание от брата вчера он получил
И вот решил поговорить с ним «по душам».
Взял трубку, поджёг от огонька лампадки,
Словно туман окутал всё вокруг,
Уселся поудобней, ноги на скамеечку поставил
И выговаривать стал брату Лёве:
Он знает, что за ним они давно все наблюдают.
Да, у него не так всё, как бы они хотели,
И тошно ему от родственных их поучений…
И мать их в рифму, ему всё это надоело!
И брата попросил запомнить, раз и навсегда,
Что он воскрес душою, совершилось его преображение
И пропасть между ними теперь легла,
И разделила их, они теперь на разных берегах,
На другом свете как будто он теперь живёт,
Святое провидение открыло ему дорогу,
Теперь он знает – что он, где он и для чего он…
Пушкин долго с братом препинался,
Разъярился, побледнел и стал неузнаваем,
Бранился крепко по-русски, по-французски, всяко…
Трубку схватил, в своего собеседника ею запустил,
Схватил перо и полоснул им свою белую рубашку,
Словно ножом по сердцу себя ударил.
Навалился на стол и быстро вывел: «Судьба. Цыганка»,
Рухнул в кресло, долго сидел, не видя ничего…
Потом встал, медленно вышел на крыльцо,
В глазах вновь потемнело, стал считать:
«Раз, два, три… Душой. Тобой. Ясен. Прекрасен...»,
Потоком лезли в голову слова, всё новые и новые.
Заполняли промежутки между строчками слова,
Сплетались в единый перепутанный клубок,
Чёрный, непроницаемый клубок из слов…
Вот Пушкин медленно открыл глаза,
На цветущее гульбище перед домом посмотрел,
Раннее утро озаряло выглянувшее солнце,
И радостно воскликнул он: «А всё-таки здесь рай!»