отростков соски обхватили зло,
этот дождь стёк, но будет другой,
с синим небом пока незнаком,
но затоварен сердцем, душой,
по балансу проходит, как металлолом,
и воли слякоть не раздавала,
лишь обложила со всех сторон,
а я уходил, с поправкой, на широту нарыва,
а часы под себя заходили…
и отродясь не искала пыль следы моих ног,
и отродясь влюблённый я от любви сам икал,
мутная дрожь скрючила вестибулярный аппарат,
статус изгоя обнял,
а небо высокое,
безоблачно чистое,
а отношения тучами грязно разрыты,
низки,
оттого сквозным ранам моим так ненавистны…
заначка на чёрный день, а не в светлое будущее,
и не целовала лучами гремучая звезда,
если сделал не так, скажи, – переделаю,
не сказала,
стухла в период распада сна,
на вкус дни мои –
дым сигарет и запах похмелья,
тело – тёплый вагончик в составе льда,
чем наградил меня бог? –
усмешкой кривой в откровеньях запоя,
где комфортная, но пустота…
у того, кто рядом, есть возможность уйти,
проще с волками выть,
чем крысой бежать с корабля,
мне страшно за зеркала,
им следить за мной, смысла нет, но следят,
их время пришло остаться,
ронять отражением холод, поднимать тепло,
в них аутичный вид выглядит самым вменяемым,
думают, – отражаюсь во зло,
тем самым короблю ауру…
и подобрала душа кости остаться в чём - то,
и скелет натянул кожу, стать
хоть немного не страшно похожим
на самое изысканное жути,
нижним срезом рассудка солнце горизонта коснулось,
там я стою,
и кажется
приваривает меня к небу.