Стоит старая ветла, похожая на большую рогатку, и, как мне кажется, стреляет в небо чёрными грачами. Сколько их! И вверху в голубом небе, и внизу на вспаханной земле. Одни степенные - другие суетливые. Их грай разносится далеко.
Дуют тёплые ветры и не задерживаются в объятиях ветлы, листочки её ещё маленькие, слабые. Другое дело будет летом, когда она зелёными волнами устроит с ветрами схватку.
Рядом с ветлой лежат раздольных полей расстоянья, между ними дороги.
Зорька ранняя рассматривает их с любопытством, как сваха. А потом солнце в алой рубахе осторожно проходит по раздольным пашням. Соберёт из лучей веничек и ну шпарить, чтобы пахота согрелась, чтобы она, тёплая и нежная, дымила, как русских бань парная.
Я с сельчанами иду в раздолье, где давно крестят пашню белоносые птицы. Здесь руки сами поднимаются над тёплой пахотой. И слышу вместе со всеми, что в горле жаворонка переливается весенней талой водой песня о верной любви и васильках, которые собирают молодые влюблённые. Эту песню слева слышит река, что вприпляску течёт, распотевшись, да справа - роща, высматривающая дальние луга.
А я, слушая песню, думаю о нелёгкой работе тех людей в поле, которые шутят крепко и солоно, о тех, с которыми я иду рядом. Они добрые, хорошие, и души их распахнуты, как это раздолье.