Однажды я сидел в офисе один, рабочий день кончился, а я всегда разбивал день и вечер занимал каким-нибудь тихим досугом, сейчас я пил кофе с коньяком и читал «Историю швейцарского народа» (Ван-Мюйдена), я тогда накупил уйму старых книг, утром читал «Евгения Онегина», чтобы настроиться, дальше – банки, переговоры, деньги, переводы, скандалы, пробки, офисы, в общем – работа. Вечером, после получасового досуга, тоже обычно какие-то встречи, уже в кафе или ресторанах. А тут так получилось, как мне показалось, по-дурацки, но потом-то выяснилось, что все спланировано было оппонентами. Охранник впустил следака с каким-то кренделем амбалистого вида, следаком этим был Хазар (условно). Сначала разговор был очень простым, просто печки-лавочки, и я никак не мог понять, насколько у них намерения серьезные, и главное, откуда собственно ветер дует. Разве мог я тогда представить, что это глубоко продуманный наезд, в результате которого я потеряю и фирму, и имущество, да и вообще останусь голым до трусов, и мне через некоторое время придется деньги занимать, чтобы сделать собаке операцию, или чтобы купить ботинки сыну на выпускной вечер? Но, такова жизнь!
Квартиру эту на Пушкинской (Б.Дмитровка) я тоже потерял, это была моя собственность, а три комнаты использовались бухгалтерией фирмы, а тогда сидел я напротив Хазара и отвечал на его дурацкие вопросы. Формально я прямо сейчас не должен был платить никаким банкам и ни по каким кредитам, но всё можно сделать: главное опутать человека его обязательствами, которые он якобы должен выполнить, и трясти его как грушу, причем желательно с уголовной и судебной стороны одновременно. И тут же отрезать его от его ресурсов, и это очень понятно: чтобы воевать нужны патроны, и самое главное – у нас от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Всё же к тому времени у меня был довольно богатый опыт кризисного управления, фирма кризис 1998 года пережила, с большими потерями, но выжила. Но теперь всё было иначе, я и тот кризис почувствовал раньше, чем за полгода: слишком стало тесно, деньги люди выводили из оборота, и это чувствовалось. Сейчас же сверху друг друга жрали крупные рыбы, а чуть ниже – мелкая хрень пыталась выжить, но теперь появились ещё рыбы-прилипалы или пираньи, в том числе и мелкие банки, у которых захват чужой собственности было бизнесом, ведь другого они ничего делать не умели. Так что, начиналась для меня совсем другая жизнь, и примерно лет 13-14 я буду заниматься судами, прокуратурой, ментами, и прочая, да так, что и сам стану вести чужие дела и зарабатывать себе на хлеб. Насчет множественности банков, это из-за того, что «Промстройбанк России», в котором у меня были счета с 1993 года, благополучно грохнулся в 1998 году, или его грохнули, так что я пользовался Альфой и еще небольшими банками.
Правда, был еще период, когда я пытался собирать долги с так называемых партнеров, но тут, знаете как, если ты сильный и у тебя много денег и товаров, это одна история, а когда ты сам под боем, сразу же начинаются проблемы: да вот, трудно вывести из оборота, да вот, дали на реализацию. Алё, пардон, это вам дали на реализацию, а вы дали на реализацию дальше? Короче, были и приличные люди, которые, после некоторой реструктуризации долга, возвращали, обычно половину. Ижевск, к примеру, по такой схеме всё вернул, правда последний раз, когда я ездил за деньгами, попал-таки в историю. Этот фрагмент я привожу, чтобы показать, какие были времена.
В тот день умер Собчак, это был февраль 2000-го, я узнал в машине, как сейчас помню, ехали по метромосту, я как раз уезжал в Ижевск. Анатолия Собчака я знал и общался ровно за три года до этого, тогда его не переизбрали в мэры, настроения у него были мрачные, но со здоровьем у него вроде бы было всё нормально, и вот - на тебе.
В поезде было весело, попутчики мои попались очень разговорчивыми, как позже выяснилось, один из них был мулла, а другой батюшка. Я как раз читал перед поездкой «Книгу о религиях и сектах» и к мулле у меня точно были вопросы, так что я им задал пару вопросов, и тут началось! Я занимал сторону то одного, то другого, даже Мухаммеда процитировал (Мир ему!) о несостоятельности христианства как монотеистической религии. В общем, спорили они всю ночь, пока я не обозвал их антихристами, и не улегся лицом к облупленной стенке вагона.
А вот при возвращении ждал меня сюрприз, я конечно деньги разделил, что-то в карманах, что-то в дипломате. Было поздно, почти полночь, в лифт со мной зашел громила выше меня ростом, лифт был грузовой, еще старый, с решётками. Ну и врезал он мне лаптой, причем два раза. Потом забрал деньги из портфеля, проверил, жив ли клиент, и вышел из остановившегося лифта. Я нашел разбитые очки и положил их в карман, дотянулся до кнопки, мешала кровь, всё лицо было липким, он рассек бровь. Сложил вещи в дипломат и дополз до квартиры, дверь еле открыл, голова кружилась и мешала кровь. Никого будить не стал и сразу пошел в ванную, ужасно кружилась голова, вид был замечательный. Лихие 90-е, которые так не любят наши власти, заканчивались, наступали другие времена, когда государство наступает каждый день, а свобода и предпринимательство каждый день съеживается. И не просто государство, криминал сращивался с государством и банками, и этот процесс закончился только примерно к 2007 году. Я попал под раздачу раньше многих, схема на удивление похожа (в моем случае политики не было совсем, я имею в виду схему действий оппонентов).
Итак, 24 апреля 2001 года, Пушкинская (Б.Дмитровка), беседа наша затянулась, я понял уже давно, что у ребят намерения серьёзные, и, как только прозвучало, что хорошо бы в отделе продолжить, я понял, что это заказ. Говорю Хазару, а что вы здесь-то ничего не спрашиваете? Вёл он себя вальяжно, как-то даже не спеша, не суетился. Было уже к семи вечера, я решил проконсультироваться. Звоню, говорю, что по нашим поставкам и контрактам вопросы у следственного отдела (называю какого). Ответ: Пошли их нах. Не могу, говорю, они в офисе. Позвони, говорит, завтра.
Больше сделать ничего было нельзя, юридическими услугами я пользовался исключительно по аутсорсингу. Еще раз посмотрел документы, которые выложил Хазар, ситуация была действительно глупой, все финансовые претензии я мог решить следующим утром, и я никак не мог понять, чья же это конкретно работа, дело в том, что формальная претензия и заявление было от банка, с которым я встречался утром, обкурились они что ли? Делать было нечего, поехали в отдел.
В отделе я ждал часа полтора, потом пришел Хазар, и снова началось то же самое му-му, мне пришлось ему намекнуть, чтобы он либо предъявлял обвинение, либо отпускал. Э, нет, говорит, тут вы ошибаетесь, могу взять показания и задержать на 72 часа (тогда было 72, а не 48). Лады, давайте мне адвоката.
Назначенный адвокат зашёл через пять минут, что мне очень не понравилось, значит он был уже наготове. Адвокат представился, типа, Иван Иваныч Пронькин, показал документы, на адвоката я согласился. Дальше события развивались так, что выяснился истинный заказчик и интересант, это был маленький банк, другой банк, который действительно предоставил мне кредит, но он был пролонгирован, постепенно картина выяснялась: явно было желание меня закрыть и этим сделать посговорчивей. Адвокат действительно помогал, но между делом, когда была возможность, сказал: Вас здесь оставят, улыбка была такая, мол, ничего-то вы не понимаете, как дела делаются.
Потом Хазар разговаривал по телефону, и я понял с кем, затем он трубку передал мне. На противоположном конце оказался уважаемый человек, отец начальника службы безопасности одного из банков. Разговор был странный, видимо он о ситуации был не в курсе, спросил, вас что же, могут задержать? Я говорю, мол, так имеют право. Начал ругаться, и клял своих детей неразумных, которые воюют с честными людьми. Так, что пришлось его успокаивать, я и сам успокоился, только подумал, что предстоит борьба и много работы.
Сама процедура была на удивление мерзкой, сейчас такого не практикуют, да и не успевали бы, и места не хватило бы. Я был в костюме и белой рубашке, кругом была такая грязища, что представить себе невозможно. Насчет условий и приёма я не особенно волновался, вряд ли кто-то что-то сможет придумать более унизительное и глумливое, чем то, что я испытал в начале срочной службы в армии, ну это им просто не по зубам сейчас. Но всё-таки, раздели до гола, взвесили, измерили рост, отняли очки, причём я предупредил, что у меня – 8 диоптрий, ничего, говорят, там нечего смотреть. Потом я должен был что-то подписать, но не протокол, а именно, сколько и чего они у меня изъяли, я говорю, без очков ничего подписывать не буду. Ах, говорит тётка с лошадиной мордой, так ты брыкаться? И ушла за начальником. Пришел какой-то сухонький старичок, выдал мне мои очки, сказал, чтобы я не обижался, и что у них такая служба. И торжественно удалился, забрав очки.
Я оделся, а привели уже следующего, и тут я нарвался на впечатления. Это был старикан в грязных шаболах, пьяный и больной, только раздеться сам он не мог. Тетка с лошадиным лицом ему помогала, от него прилично воняло, и от него, и от шмоток, в основном испражнениями, в голом виде он представлял жалкое зрелище, и что-то еще было у него с ногой, он её волочил. Когда он стоял на весах, из него полезло дерьмо просто каким-то потоком. Тётенька решила сократить обследование, его одели и увели в камеру раньше меня. Когда дошла моя очередь, я спросил, могу ли я позвонить. Да, говорит, можете, только завтра.
В камере я был шестым. Я зашел и поздоровался, народ обрадовался новому чуваку, начали разговоры разговаривать. Некоторые лица я помню и сейчас, харАктерные лица, а дела у них были разные, но в основном – мелкое хулиганство, правда один попался с патронами, кому и с какой целью перевозил, я не знаю. Но у нас у всех было от суток до трёх на получение обвинения и решения об аресте. Топчан мне достался довольно грязный, так что я долго его тер какими-то бумажками. Самое для меня мучительное было то, что все курили, как паровозы, ничего не было видно, просто сизо-голубое облако. Я с детства не выношу запах табака, просто физически. Помещение не проветривалось в принципе, у оконной решётки было отверстие диаметром сантиметров пять на улицу, и это всё. Так что это было просто невыносимо. Туалета и умывальника не было вовсе, утром я узнал, как можно умыться и сходить в туалет.
Утром ровно в шесть нас разбудили, ничего интересного не происходило, ребята рассказывали свои истории, конечно, никто ни в чём виновен не был. На завтрак мне посоветовали всё взять, хотя это было абсолютно несъедобно. Чай был удивительным пойлом, для себя я отметил, что нужно было в первую очередь попросить заварку и сахар, дальше – бритвенный прибор и мыло, джинсы какие-нибудь и майку. Еду мою народ разделил, но сахар и хлеб я оставил себе. Один из соседей объяснил мне первое правило: говорит, хорошо, что поздоровался, за такими вещами смотрят, и еще, не оставляй хлеб, ни куска, съешь или отдай кому-нибудь. Так что, началось наше взаимное обучение, после завтрака все решили продолжить спать, а я предложил сделать зарядку. У кого-то был транзистор. Народу идея понравилась, под какую-то популярную мелодию мы сделали зарядку, чем удивили заглянувшего мента, который ахнул от удивления.
Позвонить дали, причем это была целая процедура, но к вечеру я уже знал, как просто и быстро позвонить кому угодно, но за бабки. Я заказал, что мне нужно привести. Часов в 12 меня вызвали, приехал мой адвокат, которого прислал один из моих друзей. Как узнал, я конечно понятия не имею, дядька был солидный, звали его Вадим Вадимович (условно). Он сразу предупредил, чтобы я всё ему как на духу рассказывал, вообще, он мне потом долго помогал, хотя всегда был себе на уме, но это ничего, вычисляемо. Я сразу спросил про очки. Он чертыхнулся и вышел. Вернулся через пару минут с очками, сказал, что возможно они придут заново список подписать, а может и нет. Дальше послушал, позадавал вопросы, сказал, что попробует узнать, откуда ветер дует и кто за этим стоит, тут я ему рассказал про банк, а, говорит, тогда всё ясно, но от этого не легче, нужно рычаг искать. Про второго адвоката он мне сказал, используйте, мол, на ваше усмотрение, но лучше меньше болтать. В заключение он мне сказал, что главное сейчас вытащить меня из ИВС, избежать вынесения обвинения и СИЗО. Ну, что же, предельно ясно.
До обеда я уже переоделся, повесил на стул у топчана свой костюмчик с рубашкой, и стал писать письмо в прокуратуру, благо, что адвокатская поддержка уже была. С народом у меня вообще отношения установились очень дружественные, они называли меня Академиком, хотя на жаргоне у этого словечка было другое значение. А уж после того, как они узнали, что я по 159 – вообще всё стало ясно, у меня была самая тяжелая статья.
После обеда меня вызвал Хазар, и при назначенном адвокате Пронькине (условно) провёл официальный допрос, всё это вошло потом в Постановление о возбуждении уголовного дела. Дальше мы разговаривали с Пронькиным, в основном, спрашивал я: что за статья, процессуально может ли Хазар всё это проделывать, какие перспективы? В принципе, он мне сказал в конце примерно тоже самое, что главное, чтобы не закрыли, вытаскивать из СИЗО на порядок сложнее. На этом разговоры закончились.
Часам к пяти напряжение в камере стало нарастать, у троих закачивались 72 часа, так что все ожидали судьбы. Нервы так вибрировали, что я даже какие-то барабаны слышал воображаемые. И да, ребят закрыли, всех троих.
Вечером меня перевели в другую камеру, как раз к вонючему дедку. Новая камера ничем не отличалась от предыдущей, но в ней было четыре человека, дед вонял нестерпимо, я не мог заснуть. Утром я пошел умываться, туалет был один на весь этаж. Выход из камеры и следование в туалет с сопровождающим – это целая песня, но к такому быстро привыкаешь, кроме того, менты ко мне привыкли видимо, и уже особенно не выпендривались. Я побрился, это всегда действует успокаивающе, и придает внутренних сил, даже настроение улучшает. Когда вышел из туалета, в коридоре всё было иначе: бегали какие-то чины, моя камера была с открытой дверью, мои вещи вместе со стулом стояли в коридоре, народ переводили в другие камеры, так что и меня сразу же перевели. Оказывается, дедок-то помер. Вот так. Ну, отмучился значит.
В новой камере я увидел двух своих бывших сокамерников, подумал только, что, наверное, у ментов была-таки задача, чтобы я как следует прочувствовал прелесть тюремной жизни, поэтому и засунули в одну камеру с дедком, ничего там не бывает случайного, хотя может быть и показалось так. В этот день разговоров ни с адвокатами, ни с Хазаром не было.
На следующий день рано утром мы с ребятами снова сделали зарядку. Дальше меня провели в допросную на беседу с Пронькиным (условно). Я думал, что скорее всего именно от него я услышу некие предложения, как можно разрешить эту ситуацию. И действительно, некую черновую версию плана завершения этой стадии я услышал. Но Иван Иваныч еще мне сообщил, что я фактически на крючке, и что они так и будут двигаться, как трактор, у них есть еще возможности обысков во всех офисах и дома, и ничего они искать не будут, просто арестуют имущество и ликвидируют фирму.
Сразу же за Пронькиным вызвали на беседу с Вадимом, а тот мне рассказал много интересного про наезжающий банк, видимо, возможности получения такого рода информации у него имелись. Короче, перспективы нахождения компромиссов не было. Вот бы мне тогда понять, как следует, эту простую его мысль, что это их работа, и они пойдут до конца, ни перед чем не остановятся, и что верить их предложениям нельзя, договориться невозможно. Но я не прочувствовал, и это была смертельная ошибка: на разных этапах я всё надеялся договориться. А ведь так всё просто: тогда криминал и банки при помощи государства раздевали мелкую рыбёшку, а я был «сладким пирожком» для такой операции, причем «сладкий пирожок» - это не моя метафора, это понятие того времени.
А что у нас сейчас? А сейчас у нас независимый мелкий бизнес невозможен, просто невозможен и всё. Последний независимый мелкий предприниматель, известный мне, свалил за месяц до начала сво, вот ведь чуйка у человека!
Долго и нудно рассказывать весь процесс, но тогда Хазар дело возбудил, и сразу же его приостановил, но это в сухом остатке, процесс проходил формально еще десять лет, а судебные процессы закончились через двенадцать лет. Желаю всем участникам поскорее отправиться в ад.
Всю эволюцию нашей экономики и нашей власти я наблюдал со своей колоколенки, через призму своих конкретных дел и отношений, а уж про эволюцию судебной и правовой системы и говорить не приходится, к примеру, когда судебный пристав начинает с нарушения своего собственного закона, идет на обман суда и тревожится, как бы ей не наподдали за это, а кончается дело тем, что она орёт как резанная в своем кабинете: «Я покажу тебе, кто тут власть!» Приятная женщина во всех отношениях. Бр-р-р. Так что все этапы я видел, но конечно представить себе не мог, что до такого дойдет.
Заходил я в проходную, когда была почти зима, холод и ветер со снегом, с какой-то снежной крупой, а выходил, когда была уже весна, теплынь, клейкие листики на берёзках у входа, все дела. Это проведенное в застенках время я оценивал постепенно, но понял, что это был случай, когда можно было и сломаться, но не получилось, и я оценил в себе свои возможности, т.е. это послужило мне неким испытанием. Начинался жизненный период борьбы за себя, семью, достоинство, имущество и т.д.
24.3.2023
Качанов В.К. Апрель на Покровском бульваре.