Три тридцать на часах,
Тяжёлый сон мне открывает веки,
Видений плавный крах
Рисует грозную фигуру смерти.
Ее костлявый перст,
Взмывает, указуя на меня зловеще,
Ужасен этот жест,
Пугает тем, что кажется мне вещим.
Пустых ее глазниц
Недвижим взгляд – он устремлён мне в душу,
И в теле адский блиц
Агонии безмолвной цепи рушит.
Вот образ сей исчез,
Но дух его коварный бродит рядом.
Он в сердце мне залез
И дышит там своим могильным ядом.