Он смеялся часто, но смеялся всегда тихо,
сощурив глаза, как от солнца цветущего майского,
рождённый в сорок первом, хлебнувший досыта лиха,
к престарелой матери прижимался крепко и ласково.
Улыбался всем, улыбался каждому встречному,
обнимал кота, о чём-то его распрашивал;
таких, как он, встречают у ворот Вечности,
Такие, как он, ворота эти раскрашивают.
Никогда не был мужем, был не напорист чувствами,
в лес один никогда не ходил - боялся лешего,
он настенные ходики всем починял без устали,
он колхозных коней поил из ручья обмелевшего.
Всех по имени помнил, знал у каждого отчество,
никогда не спорил, ответа ждал ненавязчиво,
он с улыбкой встречал любое людское пророчество,
затихал у гроба - боялся разбудить спящего.
В его жизни не было и толики бесполезного,
раздавал добро, не требовал у мира отчёта.
Мой сын смотрел ему вслед и вздыхал болезненно,
а потом у меня спросил: - почему дурачок-то?
Я пыталась объяснить, но ни рифмы подходящей, ни жеста,
говорила: смеёмся мало, в лешего не верим,
говорила что-то о смыслах и о таинстве блаженства;
сын открыл окно в лес, сквозняком распахнуло двери.