Вышел
звёздно-тельняшковый
с дудочкой —
и закружили свой
хороводик припёки под хорик няшковый,
все — одна к одной.
Кто их звал сюда, кто?
Зачем они здесь всей тьмой?
Смотришь в окно,
словно снег заносишь домой.
Затруднилось время,
окинуло месяц, дёготь
поразлил облыг, растатушился весь крестами
проарийскими,
выпустил острый за когтем коготь
и на нас никак не устанет кресить глазами.
Самое время
заняться карьерным ростом,
если вышел ростом и рвёшься к звёздам,
и ладишь с босом,
что увлёкся брасом, а больше — боксом,
а больше — спросом,
и все вопросы не под вопросом.
Самое время
над спросом на просо и просто просом
не клевать носом,
заниматься торсом
и перманентно своим анонсом.
В этом новом мире
будет у каждого своё койко-
место, но прежде — высокое и под солнцем.
Впрочем, будет и то,
где почти безлюдно, почти спокойно…
А пока поскрипеть бы надо немного мозгом.
Без тебя никуда не умчится Матушка-тройка.
Самое время позаниматься возом.
Отстегнуть лебедя —
пусть сочиняет песню,
отстегнуть на лапу —
все ведь должны быть в доле,
отстегнуть рака
в пивную под пышную пену,
чтоб карась позабыл даже думать о полудрёме.
А когда же ещё заниматься тебе телегой,
как не под зиму,
когда запорошен тын твой,
и ты должен вложиться всей, что осталась, лептой?
Но смотри,
чтоб телега в полночь не стала тыквой.
Кто-то шепчет на ухо тебе:
«Пропитайся пафосом,
и займись, пропитавшись, чем хочешь,
только не парусом…
Если — парусом,
всё может стать вдруг вполне исправно с ним.
А тогда,
бутербродом никто не одарит паюсным.
Отойди от сна, отвори слова, походи каликою,
отыщи козла отпущения, про Клубникию
позабудь клубничную в сливках свою великую,
как с её руки ты утробу, смеясь, кормил свою».
Попритихла копейка звонкая.
Копит звонкость.
Копит, звонкая, зоркая…
Чем обернётся зоркость
я не знаю.
Знал, а теперь не знаю.
Эвон какая
она!
А то, что притихла — есть иллюзорность.
В голове у неё никогда не бывает ветра.
Для неё, боюсь, наступает под небесами
долгожданное лето с теплом и светом — самое время
позаниматься санями.