Утром
на пост президента
я выдвигаю ящик письменного стола:
записная книжка,
шариковая ручка,
несколько пачек
сигарет — мне гарантировано.
За стенкой играет электробритва
парафраз на тему «Пробуждающийся дом».
И первые аккорды Yellow river
по тоненьким жилам ходят ходуном.
Yellow river берёт верх
над полудрёмой, и воскресение
превращает в праздничный фейерверк,
зажигая бенгальское настроение.
В записной книжке я ищу торопливо
адрес или номер телефона
девушки по имени Yellow river
в короткой юбочке — на грани фола.
Yellow river, ты помнишь дом
пятиэтажный? Его панели
сверкали на солнце, а на золотом
крыльце сидели:
царь, царевич, король, королевич…
И лопали,
купленные на последнюю мелочь,
финики. Где-то хрипело: «Псам
ещё не намылены холки…» Играла
скрипка. На завтра по их усам
текло пиво, да в рот не попало.
Сквозь открытую форточку
тащит квашеным
снегом, солнечными лучами.
Звенят сосульки. И вослед ряженым
долговязая улица хохочет ручьями.
Сосульки, милые, не бойтесь срыва!
Вперёд и с песней! Поверьте на слово,
что заводная Yellow river —
это не совсем про толстого Карлсона,
не совсем про вечность,
не совсем про море,
скорее про то, что в такие дни,
в такие мгновенья,
в такое бесцеремонье,
поэт, объевшись прекрасной белены,
откладывает в сторону своё високосное
стихотворенье, в котором всегда
на одну строчку почему-то больше.
Однако тянет к плодам неспелым,
к вещам забытым, к сиянью лета,
а это значит, ещё успеем
пожить со скоростью того света.
Вот только надеяться надоело где-то
как-то на авось, на вечное — была ни была.
Поэтому сегодня на пост президента
я выдвигаю ящик письменного стола.
В нём живут люди на разных полюсах
семьи; их детям рассказывает стерео-
проигрыватель сказки, когда в небесах
зажигаются маленькие данио-рерио.
В нём устали улицы от подошв,
приуныло счастье в тепле в горсти.
И, неожиданно попавшая по дождь,
отсыревшая спичка пытается произнести
для последней сигареты пламенную речь,
но спотыкается всякий раз — чирк, чирк, чирк,
словно воробьиное — чири-чирик,
а песни так и не получается.
И всё же, улетевшая за моря,
пернатая песенная заварушка
вернётся на родину. И моя
шариковая ручка,
не привыкшая бегать сломя голову
на кабинетное «Шарик! Шарик!..»,
к моим ногам принесет удачу,
удачу — большую обглоданную кость.
Заживу красиво.
Соберу друзей. Поделюсь со всеми.
Заведу забойную Yellow river.