Вечность — древнейшая из невзгод — кажется, не про нас. Не забежав далеко вперед, не поживешь сейчас. Глупо прикармливать смертный страх, щурясь в глухую даль. Я разобрался в своих делах. Будто бы и не жаль: сморщенный разум отдам в музей, тело — на стол врагу…
Только бы сердце осталось мне: я его берегу.
Щедрый на все, что лелеет счет и золотой венец, в деле сердечном я тот еще маятник и скупец. Как это вышло — не уследил, но намотал на ус: что бы ни билось в моей груди, я стерегу свой пульс. Ежели залпы перипетий в сердце пробьют дыру, у пожелавших меня спасти я его заберу. Сам залатаю — да и с концом, хоть бы и горячо. Раз потрясения налицо — сердце-то тут при чем?
Скажете, мол, не любил, не жил — видимо, не готов. Я не оставил своей души в тысячах городов, и никому не зажгло свечи пламя в моей груди. На языке без конца горчит: «Все еще впереди», время скрипит за моей спиной, щерится на бегу… Только вот сердце всегда со мной: я его берегу. Не для каких-то великих дел, не для большой любви: сердце мое — это мой предел, подлинный визави. Чей бы дозор меня ни настиг на острие ножа, я буду вечно его нести — трепетно, не дыша, будто непрошеные враги мчат по моим следам. Сердце — мое! Я его другим попросту не отдам.
Так я смотрю на себя в упор, целую жизнь поправ. Вроде не трус, не подлец, не вор — и все равно не прав? С толку сбивают десятки «зря», сотни лукавых «но»… Что если я его потерял где-то давным-давно. Или отвлекся, а сердце — глядь! — числится в списке краж… Я же не видел его — как знать, может быть, там муляж. Сложно представить наверняка, что же я там храню: сердце, пожарище маяка, строчку в плохом меню... Видно, причуда имеет вес, но состоит не в том.
Сил бы оставить все так, как есть. Я разберусь потом.