Привидение

                Marie Luise Kaschnitz.
      Erz;hlungen.
                GESPENSTER.
   Мария Луиза Кашниц.
                Рассказы.
--------------------------------ПРИВЕДЕНИЕ,
   
   Пережила ли я хоть раз происшествие с привидением? О, да! конечно, - и его даже ещё хорошо держу в памяти и хочу рассказать его вам. Однако, когда я его окончу, вы не должны ничего у меня спрашивать и требовать объяснения, так как я знаю, как раз только столько, как я вам его сообщаю, и ни слова больше.
   Событие, которое я держу в уме, началось в театре, а именно, в театре «Олд Вик» в Лондоне, при постановке пьесы «Ричард II» Шекспира. Я была в то время первый раз в Лондоне, и мой муж также, и город произвёл на меня огромное впечатление.  Мы ведь больше жили в деревни, в Австрии, и, естественно, знали Вену, Мюнхен и Рим, но что представлял мировой город, мы не знали. Я вспоминаю, что мы уже по дороге в театр были в необычайном настроении от волнения и радости, когда ехали  на  крутом восстающим  снизу вверх снизу вверх эскалаторе метро на ледяном ветре перрона от спешащих  поездов. И, что мы затем ещё перед опущенным занавесом сидели, как дети, которые первый раз смотрели рождественскую сказку на сцене.
   Наконец, занавес поднялся, и пьеса началась. Вскоре появился юный король, красивый парень, прожигатель жизни, про которого мы, однако, знали, что судьба с ним носилась, как она его согнула и, как он, в конце концов, должен был погибнуть, беспомощный по собственному решению. И я в течении продолжения действия приняла бойкое участие, и, увлёкшись пламенными красками картины и костюмов, не отвергала больше взгляда от сцены. Антон, казалось,  отвлёкся и не воспринимал  происходящие так, что, как будто бы своё сосредоточенное внимание обратил сразу на что-то другое. Когда  я, как-то раз, ища его согласия, повернулась к нему, я заметила, что он совершенно не смотрел на сцену и едва слышал о чём там говорилось. Что он, более того,  охватывал глазами женщину, которая сидела чуть дальше, справа в ряду перед нами и несколько раз она полуоборачивалась до нас, причём на её  плохо различимом профиле свилось что-то вроде робкой улыбки.
   Антон и я  к этому времени были уже шесть лет женаты, и я по своему опыту знала, что он охотно засматривается на прелестных женщин и молодых девушек, и также с удовольствием сближается с ними, чтобы испытать силу притяжения разрезом  своих  красивых и нежных глаз. Такое обстоятельство дела никогда не являлось для меня основанием для настоящей ревности.  И сейчас  я также не ревновала, только немного раздражало то, что Антон упускает такое времяпровождение, которое мне казалось особенно ценным  испытанием. И я не обращала внимания на это покорение, которое он собирался сделать. Он сам, как раз в первом происходившем акте легко коснулся моей руки и частью подбородка и впадинами песенных глаз обратился к прекрасному, я только радостно кивнула и повернулась снова к сцене. В антракте уже не было свободного прохода. Антон быстро, как он мог, просунулся из указанного ряда и потащил меня к выходу, и я поняла, что он там хотел подождать, пока не знакомка пройдёт мимо нас, при условии, что она вообще покинет своё место. К тому же в настоящий момент она не собиралась покидать заведение. Тут также оказалось, что она была не одна, а в сопровождении молодого человека, как она сама,  с приятным белоцветным лицом и рыжевато-белыми волосами, который казался уставшим,  и представлял почти угасающие впечатление. Она особенно прекрасной не была выглядела, думала я, и также не была чрезмерно элегантной, в  плиссиронной юбке и в полувире, как на прогулке по деревне. И тогда я предложила походить по улице туда и сюда, и начала говорить о пьесе, хотя, как я уже заметила, что это было бесполезно.
   Только Антон не пошёл со мной, и даже он совершенно не слушал меня. Он почти невежливым способом .уставился на юную парочку, которая тут же поднялась и даже подошла к нам странно и медленно, почти, как во сне. Он не мог обращаться к ней, думала я, что здесь не принято, это так нигде не принято, а  здесь непростительное нарушение. Между тем, девушка уже совсем близко проходила мимо нас, несмотря на Антона. Программа выпала у неё из рук и развеялась по ковру, как это бывало однажды раньше, в давно-давное время, когда женщина роняла свой кружевной платочек, давая тем самым знак «следуй за мной». Антон наклонился за буклетом, но вместо того, чтобы отдать его обратно, спросил, можно ли ему взглянуть, что он и сделал, промямлил на своем жалком английском всякую нелепость про спектакль и актеров и, наконец, представил незнакомцу себя и меня, и то, что молодой человек казался немало удивленным. Конечно, удивление и  враждебность также появились у молодой девушки, хотя её программа упала с умыслом, однако она сейчас бесцеремонно смотрела  моему мужу в глаза, даже с мрачным взглядом. Руку, которую простодушно по континентальному обычаю протянул, она не заметила, также не назвала имени, а только сказала: мы брат и сестра, и звук её голса, который был чрезмерно нежным и приятным, и совершенно без страха поверг меня в замораживающий озноб. После этих слов, от которых Антон покраснел, как мальчик, мы пришли в движение. Мы ходили по проходу туда-сюда, запинаясь, говорили о неважных ,вещах и когда мы проходили мимо зеркала, незнакомая девушка  теребила свои волосы и смеялась Антону в зеркале. А когда зазвонили, мы пришли на свои места. Я заслушалась и засмотрелась, позабыв про английских брата и сестру, но Антон не забыл о них. Он больше так часто не смотрел на ту сторону, но я заметила, что он только ожидает того, чтобы спектакль был окончен и чтобы он ужасную и одинокую смерть короля ничуть не принял до сердца. Когда занавес был опущен, он свершено не дождался аплодисментов и вновь появления актёров, и протиснулся на ту сторону к брату и сестре, и убеждал их, отчётливо уговаривал их отдать ему гардеробные жетоны. Когда он взяв жетоны, тотчас же после этого он с ловкостью, на которую в остальном он был весьма силен, протиснулся сквозь тихо ожидавших зрителей и вскоре вернулся, нагруженный пальто и шляпами;  а я сердилась на себя за своё рвение, и была убеждена в том, что мы, под конец,  холодно освободились от наших новых знакомых, и что мне после потрясения, которое я изведала через трагедию, ничего другого не предстояло, как с разочарованным и плохо настроенным Антоном идти домой.
   Однако всё пошло по-другому, так как на улице сильно дождило, и не было такси, и мы с ними в том единственном такси, которое , в конце концов, Антон смог скачками и знаками достать, вчетвером, плотно прижавшись, втиснулись в него, что весёлость и смех нервно вырвались, и даже моё негодование позабылось. «Куда?» - спросил Антон, и девушка своим  чистым, сладким голосом сказала: «До нас». Она назвала шофёру улицу и номер дома и, к моему большому удивлению, пригласила на чашку чая.  Девушка сказала: « Мы хотим назвать вам свои имена. Меня зовут Вивиан,  а моего брата Лауриа». Я посмотрела на девушку, и была удивлена, какая она была такой воодушевлённой, как будто бы она раньше была парализованной, а теперь лишь в нашей, или в Антоновой телесной близости , была в состоянии шевелить своими членами. Когда мы вылезли, Антон поспешил расплатиться с шофёром, а я стояла здесь и рассматривала дома, построенные один возле другого, и были все одинаковые, скромно-узкие, с маленькими хорошо изобразительными выступами и палисадниками, в которых повсюду росли растения, и я невольно подумала, как же  трудно должно быть снова узнать дом,  и поэтому почти обрадовалась, увидев нечто особенное в саду брата  и сестры, а именно,  сидящую каменную кошку. Лаурия открыл  входную дверь, и тут он и его сестра взошли поперёд нас на лестницу. Антон воспользовался удобным случаем, чтобы прошептать мне: «Знаю я её, конечно, знаю её, вот только откуда я её знаю?» Наверху Вивиан исчезла, чтобы приготовить воду для чая, а Антон спросил её брата, были ли они оба в последние время заграницей  и где. Лаурия тягуче, почти измученно отвечал. И я не могла различить, терзает ли его личный вопрос, или он не мог его вспомнить, почти так это казалось, так как он несколько раз тёр лоб  и выглядел неспособным. У него не « все дома» подумала я, и всё здесь неладно, в особенности дом, в котором так тихо и темно; и мебель покрытая пылью, как будто бы в этом помещении долгое время не жили. Даже грушевидные электрические лампочки погоревшие или выкручены. Нужно было зажечь сечи, многие из которых стояли в серебряных подсвечниках на строй мебели. Это, разумеется, это сейчас выглядело прекрасно, и чашки с красивыми голубыми узорами, которые, принесла Вивиан на стеклянном подносе, были также прекрасны, приятны   и с захватывающем уютом. Целая страна мечтаний обнаруживалась на фарфоре. Чай был крепкий, и по вкусу горький, сахара и сливок к нему не было. О чём бы вы хотели поговорить?», -  спросила Вивиан и посмотрела на Антона. Мой муж повторил свой вопрос чуть ли с   невежливым настоятельством. «Да, -  тотчас же ответила Вивиан, - мы были в Австрии, в  - однако тут же она не смогла даже назвать название места, и смущённо  уставилась на круглый, покрытый тонкой пыль., стол.
   В этот момент Антон вытянул свой плоский золотой портсигар, который он унаследовал от своего отца, и который он ещё использовал, вопреки господствующей моде угощать сигаретами из пачки. Он открыл его и предложил всем нам, а затем снова закрыл его. Он положил портсигар на стол, о чём я на следующее утро смогла ещё хорошо напомнить, когда он заметил о его отсутствии.
   Итак, мы пили чай и курили, а, когда Вивиан вдруг встала и включила радио, и среди всевозможных резких звуков и обрывков голосов поскользили из динамика тон плавной, трепещущей танцевальный музыки. «Мы хотим танцевать», - сказала Вивиан и поглядела на моего мужа, и Антон тотчас же встал и положил свою руку на её плечо. Её брат не собирался приглашать меня на танец. Так мы и остались сидеть за столом и слушать музыку, и наблюдать за парой, которая по полу большой комнаты  двигалась туда и сюда. Итак, англичанка не такая уж холодная, подумала я, и уже знала, что я ничего другого н не имела ввиду.  Так как  не только прохлада, прелестная, мягкая прохлада по-прежнему исходила от чужой девушки, но и в тоже время также необыкновенная алчность, с которой она своими маленькими ручками, похожими на лапки-присоски вьющегося растения, крепко держала моего мужа за плечи, и её губы беззвучно двигались, как будто они принимали форму вскрика наивысшего принуждения и нужды. Антон, который в то время был ещё сильным молодым мужчиной и хорошим танцором, казалось, ничего не замечал от необычного поведения своей партнерши. Он смотрел спокойно и ласково на неё, и порой таким способом также поглядывал на меня, как будто он хотел сказать, не беспокойся, это пройдёт, это ничего. Но несмотря на то, что Вивиан так легко и нежно с ним парила в танце, казалось, этот танец, который, как, впрочем, и радио музыка, не окончатся, и только изменялись в ритме, его очень утомили. Его  лоб вскоре  покрылся маленькими каплями пота, и, когда он пританцовывал возле меня, я могла слышать его дыхание, почти, как одышку и стон.
   Лаурия, который основательно сонно сидел на моей стороне, вдруг начал ударять в такт музыке, для чего он вскоре употребил подходящие для этого костяшки, скорее чайные ложки и также портсигар моего мужа, символически стуча по столу, что всей музыке  приводило некоторое задыханное утеснение и приводило меня в неожиданный страх. Случайно ли нас заманили сюда, чтобы мы были ограблены и похищены, и вслед за этим, что за безумные мысли, кто мы уже маловажные чужеземцы, туристы, посетители театра, которые при себе ничего не имеют, кроме жалких денег, чтобы, в крайнем случае, после представления пойти покушать. Неожиданно я стала очень сонной, я несколько раз украдкой зевнула. Чрезвычайно горького чая, который мы пили, не было, и Вивиан уже не приносила налитых чашек, так что, может быть,  в наших чашках было снотворное средство. Прочь, подумала я, домой, в наш отель, и снова взглядом искала своего мужа, но, который меня не видел, и в настоящий момент держал глаза закрытыми, в то время, как лицо его танцовщицы  опустилось на его плечо. «Где здесь есть телефон?»- спросила я невежливо. «Я хочу заказать такси». Лаурия услужливо схватил аппарат, который находился позади, но, когда он снял трубку, признаков зуммера не послышалось. Лаурия только прискорбно пожал плечами, но Антон был сейчас внимателен. Он остановился и освободил свою руку от девушки, которая удивлённо поглядела на него и тревожно заметалась, как лёгкая пыль на ветру. «Поздно, - сказал мой муж, - я боюсь, мы должны идти сейчас»,  Брат и сестра, к моему удивлению, против этого ничего не сказали, только обменялись несколькими дружескими и вежливыми словами. Благодарные за очаровательный вечер и так далее, и тогда молчаливый Лаурия проводил нас вниз по лестнице до двери, а Вивиан, оставаясь стоять наверху,  перегнулась через перила и издала небольшой птичий звук, который мог означать всё или ничего.
   Стоянка такси находилась вблизи, и Антон захотел идти на спектакль пешком, и вначале он пытался тихо и, как бы утомлённо, а затем вдруг выговаривать, что определённо он уже видел где-то брата и сестру недавно, вероятно, в городе  Китцбюэле весной, это имя трудно запомнить иностранцам, и никакого чуда в том не было, что Вивиан не запомнила его. Теперь он имел  даже нечто особенное  в голове, чем прежде при танце; ему пришло на ум, горная дорога, туда-сюда — глядя из машины  в машину, в одной он сидит один, а в другой — в красном спортивная автомобиле, брат и сестра, девушка за рулём, и после короткой остановки при заторе при движения, проехав  нескольких минут рядом , она обогнала  его и устремилась на нём, уже больше не показывая разумной манеры. Разве она не прелестна и разве у ней нет нечто необыкновенного, и я сказала: уж прелестная и уж необыкновенная, но немножко жутковато, ия напомнила ему затхлый запах в квартире и пыль, и отключенный телефон. Антон ничего этого не заметил и ничего не хотел знать о том, но мы были оба не любящие спорить, и очень утомлены, и поэтому, перестав через некоторое время говорить, поехали домой в отель, и пошли в кровать спать.
   В следующей первой половины дня мы намеревались посетить Тэйт-галлерею, и мы уже приобрели каталог этого известного собрания картин, и за завтраком мы перелистывали его и обдумывали, какую картину мы хотели бы посмотреть, а какую нет. Но после завтрака мой муж сразу заметил отсутствие своего портсигара, и, когда я сказала ему, что напоследок я видела его на столе у английских брата и сестры, он предположил, что мы ещё до посещения музея должны побывать там. Я сразу же подумала, что он намеренно оставил его там, но ничего не сказала. Мы искали и нашли на городском плане улицу, и затем на автобусе поехали к тому месту поблизости. Дождь больше уже не шёл. Нежнозолотистый ранний осенний туман лежал на широком луговом парке, и большие дома с большими башнями и зубцами всплывали и таинственно исчезали в плывущем тумане. Антон был в хорошем расположении духа, и я также. Я позабыла всё беспокойство прошедшего вечера, но была напряжена, как будут выглядеть наши новые знакомые при дневном свете и, как они будут вести себя. Без труда мы нашли улицу и также дом, но только были удивлены тем, что все ставни  выглядели пущенными так, как будто внутри все ещё спали, или жильцы отправились долгую поездку Так как на мой первый робкий звонок ничего не шевельнулось, мы спешно зазвонили, и, в конце концов, почти грубо и громко. Старомодное латунное кольцо находилось также на двери, и также под конец мы его задействовали, хотя в помещении не слышалось шагов и громкого голоса.  Наконец мы ушли прочь, но, как только несколько домов остались далеко  позади, тогда Антон снова остановился. Это е из-за портсигара, сказал он, но это ведь могло что-либо случиться с молодыми людьми, к примеру, отравление газом, газовые печи имеются здесь повсюду, и он также видел одну в жилой комнате. На возможный отъезд брата и сестры он не хотел верить, в таком случае надо вызвать полицию, сказал он, осматривая с беспокойством картины в музее. Между тем, туман снизился, красивое голубое осенние небо  бабьего лета стояло над улицей с немного интенсивным движением и над домом №79, на которог, как только мы возвратились, лежала тишина и омертвлённость, как прежде.
  «Здесь есть соседи, - сказала я,- надо спросить соседей». И уже  сразу же открылось окно в следующем, находящимся справ, доме, и толстая женщина начала вытряхивать свой веник над прекрасными осенними астрами в палисаднике. Мы позвали её  и пытались с ней объясниться. Фамилию мы не знали, только знали, что зовут их Вивиан и Лаурия. И тотчас же оказалось, что женщина знает, кого мы имеем ввиду. Она втянула веник назад, положила свою мощную грудь в цветной блузе на подоконник и испуганно посмотрела на нас. Мы вчера вечером были здесь, в этом доме, мы кое-что забыли, и теперь хотим забрать. И женщина вдруг сделала подозрительной лицо.  «Это невозможно, - с казала она своим резким голосом, - только у них имеются ключи. Дом стоит пустой». «С каких пор?»- спросила я с сомнение, и уже поверила, что мы ошиблись номером дома, хотя тут, в палисаднике, при ясном солнечном свете лежала каменная кошка.
   «Уже три месяца, - сказала женщина своим убедительным голосом, - как юные хозяева умерли». «Умерли?» - спросили мы и начали, смеясь говорить один одному, что мы вчера были вместе в театре, мы с ними пили чай , слушали музыку, танцевали. «Один момент», - сказала толстая женщина и захлопнула окно, и я уже подумала, что она сейчас будет звонить, и нас сейчас отправят в сумасшедший дом, или в полицию. Но она сразу после этого вышла на улицу с любопытным лицом и с большой связкой ключей в руке. «Я не сумасшедшая, - сказала она, что я говорю: юные хозяева мертвы и похоронены. Они были на машине заграницей и там сломали себе шеи где-то в горах при своей безумно быстрой езде». «В Кицбюле?», - мой муж, и женщина сказала, что так могло называться место, но также и иное, ибо эти иностранные названия никто не может понять. Между тем, она пошла по ступенькам наверх, впереди нас, отомкнула дверь, и мы увидели, что она говорила правду, что дом был пустой. С ней  мы также могли попасть в комнату, но свет она не могла включить, она для себя повыкручивала электрические лампочки, и господин управляющий ничего не имел против этого.
   Мы шли позади женщины. Пахло гнилостью и было затхло, и я на лестнице схватила своего мужа за руку и сказала: «Это просто другая улица, или мы все только мечтали,  могли же два человека иметь мечту в такую же самую ночь. Такое может быть, и мы решили уходить. «Да, - сказал Антон облегчённо, - ты права, что мы должны искать», - и он остановился, и схватился за карман, чтобы  достать немного денег, которые он  хотел дать соседке за её труды. Но она уже взошла наверх, в комнату, и мы вынуждены были бежать вслед за ней и войти в комнату. У нас уже к этому не было больше желания, и были совсем уверены, что это была основательная ошибка, или воображение.  «Заходите», - сказала женщина и начала поднимать ставни, но не полностью, только частичку, но так широко, что мы смогли узнать всю мебель, особенно круглый стол с креслами вокруг него, с тонким слоем пыли на крышке стола, на котором лежал единственный предмет, который сейчас сверкал, охваченный солнечным лучом, плоский, золотой портсигар.  ПЕРЕВОД С НЕМЕЦКОГО ВАЛЬДЕМАРА.